Волейбол на летних Олимпийских играх 2000
Поделись знанием:
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
Соревнования по волейболу на Играх XXVII Олимпиады проходили с 16 сентября по 1 октября 2000 года в Сиднее (Австралия) с участием 12 мужских и 12 женских национальных сборных команд. Было разыграно 2 комплекта наград. Чемпионский титул у женщин в третий раз подряд выиграла сборная Кубы, у мужчин — впервые в своей истории сборная Югославии.
Содержание
Команды-участницы
Мужчины
- Австралия — страна-организатор;
- Россия, Куба, Италия — по результатам Кубка мира-1999;
- Югославия — по итогам европейской квалификации;
- Южная Корея — по итогам азиатской квалификации;
- США — по итогам североамериканской квалификации;
- Бразилия, — по итогам южноамериканской квалификации;
- Египет — по итогам африканской квалификации;
- Аргентина, Испания, Нидерланды — по итогам межконтинентальной квалификации.
Женщины
- Австралия — страна-организатор;
- Куба, Россия, Бразилия — по результатам Кубка мира-1999;
- Германия — по итогам европейской квалификации;
- США — по итогам североамериканской квалификации;
- Перу, — по итогам южноамериканской квалификации;
- Кения — по итогам африканской квалификации;
- Италия, Южная Корея, Хорватия, Китай — по итогам межконтинентальной квалификации.
Квалификация
Система проведения турнира
Олимпийский волейбольный турнир прошёл по одинаковой схеме как среди мужчин, так и среди женщин. 12 участников на предварительном этапе были разбиты на 2 группы. 8 команд (по четыре лучшие из каждой группы) вышли в плей-офф, где по системе с выбыванием определили итоговые места.
Результаты
Мужчины
Предварительный этап
Группа A
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | И | В | П | С/П | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 |  Бразилия
|
3:0 | 3:0 | 3:0 | 3:1 | 3:0 | 5 | 5 | 0 | 15:1 | 10 | |
| 2 |  Нидерланды
|
0:3 | 3:0 | 3:0 | 3:1 | 3:1 | 5 | 4 | 1 | 12:5 | 9 | |
| 3 |  Куба
|
0:3 | 0:3 | 3:0 | 3:1 | 3:0 | 5 | 3 | 2 | 9:7 | 8 | |
| 4 |  Австралия
|
0:3 | 0:3 | 0:3 | 3:1 | 3:0 | 5 | 2 | 3 | 6:10 | 7 | |
| 5 |  Испания
|
1:3 | 1:3 | 1:3 | 1:3 | 3:0 | 5 | 1 | 4 | 7:12 | 6 | |
| 6 |  Египет
|
0:3 | 1:3 | 0:3 | 0:3 | 0:3 | 5 | 0 | 5 | 1:15 | 5 |
- 17 сентября: Испания — Египет 3:0 (25:20, 25:10, 25:21); Нидерланды — Куба 3:0 (25:22, 25:20, 25:23); Бразилия — Австралия 3:0 (25:13, 25:14, 25:21).
- 19 сентября: Куба — Испания 3:1 (25:21, 25:12, 21:25, 25:20); Бразилия — Египет 3:0 (30:28, 25:18, 25:21); Нидерланды — Австралия 3:0 (25:19, 25:17, 25:15).
- 21 сентября: Куба — Египет 3:0 (25:11, 25:18, 25:15); Бразилия — Нидерланды 3:0 (25:20, 25:17, 27:25); Австралия — Испания 3:1 (23:25, 25:20, 25:23, 25:19).
- 23 сентября: Нидерланды — Египет 3:1 (25:21, 25:11, 31:33, 25:20); Куба — Австралия 3:0 (25:17, 25:20, 25:18); Бразилия — Испания 3:1 (25:27, 25:14, 25:21, 25:20).
- 25 сентября: Нидерланды — Испания 3:1 (25:18, 25:17, 24:26, 25:21); Бразилия — Куба 3:0 (28:26, 30:28, 25:18); Австралия — Египет 3:0 (25:17, 25:23, 25:22).
Группа B
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | И | В | П | С/П | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 |  Италия
|
3:1 | 3:2 | 3:0 | 3:0 | 3:1 | 5 | 5 | 0 | 15:4 | 10 | |
| 2 |  Россия
|
1:3 | 3:1 | 3:0 | 3:2 | 3:1 | 5 | 4 | 1 | 13:7 | 9 | |
| 3 |  Югославия
|
2:3 | 1:3 | 3:1 | 3:2 | 3:0 | 5 | 3 | 2 | 12:9 | 8 | |
| 4 |  Аргентина
|
0:3 | 0:3 | 1:3 | 3:1 | 3:1 | 5 | 2 | 3 | 7:11 | 7 | |
| 5 |  Южная Корея
|
0:3 | 2:3 | 2:3 | 1:3 | 3:2 | 5 | 1 | 4 | 8:14 | 6 | |
| 6 |  США
|
1:3 | 1:3 | 0:3 | 1:3 | 2:3 | 5 | 0 | 5 | 5:15 | 5 |
- 17 сентября: Италия — Южная Корея 3:0 (27:25, 25:23, 25:18); Россия — Югославия 3:1 (19:25, 25:22, 25:20, 25:23); Аргентина — США 3:1 (24:26, 25:23, 25:21, 25:18).
- 19 сентября: Аргентина — Южная Корея 3:1 (25:23, 17:25, 30:28, 25:21); Россия — США 3:1 (25:18, 25:23, 21:25, 25:17); Италия — Югославия 3:2 (25:19, 19:25, 25:22, 31:33, 22:20).
- 21 сентября: Югославия — США 3:0 (25:15, 25:20, 25:23); Италия — Аргентина 3:0 (40:38, 25:18, 25:14); Россия — Южная Корея 3:2 (25:22, 22:25, 20:25, 29:27, 17:15).
- 23 сентября: Югославия — Аргентина 3:1 (21:25, 25:15, 25:23, 25:22); Италия — Россия 3:1 (25:20, 25:20, 22:25, 25:22); Южная Корея — США 3:2 (25:20, 25:27, 26:24, 21:25, 15:13).
- 25 сентября: Россия — Аргентина 3:0 (25:23, 25:15, 25:20); Югославия — Южная Корея 3:2 (24:26, 25:20, 25:23, 19:25, 15:8); Италия — США 3:1 (21:25, 25:18, 25:18, 25:18).
Плей-офф
Четвертьфинал
- Россия — Куба 3:2 (21:25, 25:23, 25:19, 19:25, 15:13)
- Италия — Австралия 3:1 (25:14, 22:25, 25:19, 25:15)
- Аргентина — Бразилия 3:1 (17:25, 25:21, 25:19, 27:25)
- Югославия — Нидерланды 3:2 (25:21, 18:25, 25:18, 30:32, 17:15)
Полуфинал за 5—8-е места
- Бразилия — Куба 3:2 (23:25, 17:25, 25:21, 26:24, 15:11)
- Нидерланды — Австралия 3:0 (25:20, 25:15, 25:21)
Полуфинал за 1—4-е места
- Россия — Аргентина 3:1 (27:25, 32:30, 21:25, 25:11)
- Югославия — Италия 3:0 (27:25, 34:32, 25:14)
Матч за 7-е место
- Куба — Австралия 3:0 (25:23, 25:11, 25:15)
Матч за 5-е место
- Нидерланды — Бразилия 3:0 (25:21, 25:20, 25:22)
Матч за 3-е место
- Италия — Аргентина 3:0 (25:16, 25:15, 25:18)
Финал
- Югославия — Россия 3:0 (25:22, 25:22, 25:20)
Индивидуальные призы
| MVP | Самый результативный |
Лучший в атаке |
Лучший на блоке |
Лучший на подаче |
Лучший связующий |
Лучший на приёме |
Лучший в защите |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Бас ван де Гор |
Маркос Милинкович |
Даниэль Ховард |
Андрия Герич |
Освальдо Эрнандес |
Петер Бланже |
Пабло Меана |
Васа Миич
|
Женщины
Предварительный этап
Группа A
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | И | В | П | С/П | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Бразилия
|
3:1 | 3:0 | 3:0 | 3:0 | 3:0 | 5 | 5 | 0 | 15:1 | 10 | |
| 2 | США
|
1:3 | 3:0 | 3:1 | 3:0 | 3:0 | 5 | 4 | 1 | 13:4 | 9 | |
| 3 |  Хорватия
|
0:3 | 0:3 | 3:1 | 3:1 | 3:1 | 5 | 3 | 2 | 9:9 | 8 | |
| 4 |  Китай
|
0:3 | 1:3 | 1:3 | 3:0 | 3:0 | 5 | 2 | 3 | 8:9 | 7 | |
| 5 | Австралия
|
0:3 | 0:3 | 1:3 | 0:3 | 3:1 | 5 | 1 | 4 | 4:13 | 6 | |
| 6 |  Кения
|
0:3 | 0:3 | 1:3 | 0:3 | 1:3 | 5 | 0 | 5 | 2:15 | 5 |
- 16 сентября: Бразилия — Кения 3:0 (25:8, 25:11, 25:13); Хорватия — Австралия 3:1 (25:21, 22:25, 25:14, 25:16); США — Китай 3:1 (19:25, 25:21, 25:12, 26:24).
- 18 сентября: Хорватия — Китай 3:1 (25:23, 26:28, 25:20, 25:15); США — Кения 3:0 (25:16, 25:6, 25:16); Бразилия — Австралия 3:0 (25:13, 25:18, 25:17).
- 20 сентября: Австралия — Кения 3:1 (16:25, 25:20, 25:15, 28:26); Бразилия — Китай 3:0 (25:21, 25:21, 25:18); США — Хорватия 3:0 (25:19, 25:18, 25:16).
- 22 сентября: Китай — Кения 3:0 (25:15, 25:14, 25:18); Бразилия — Хорватия 3:0 (25:21, 25:23, 25:23); США — Австралия 3:0 (25:11, 25:17, 25:10).
- 24 сентября: Хорватия — Кения 3:1 (18:25, 25:16, 25:18, 25:18); Бразилия — США 3:1 (25:17, 20:25, 25:15, 25:15); Китай — Австралия 3:0 (25:18, 25:14, 25:15).
Группа B
| М | Команда | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | И | В | П | С/П | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Россия
|
3:2 | 3:0 | 3:2 | 3:1 | 3:0 | 5 | 5 | 0 | 15:5 | 10 | |
| 2 | Куба
|
2:3 | 3:0 | 3:0 | 3:0 | 3:1 | 5 | 4 | 1 | 14:4 | 9 | |
| 3 | Южная Корея
|
0:3 | 0:3 | 3:0 | 3:2 | 3:1 | 5 | 3 | 2 | 9:9 | 8 | |
| 4 |  Германия
|
2:3 | 0:3 | 0:3 | 3:1 | 3:0 | 5 | 2 | 3 | 8:10 | 7 | |
| 5 | Италия
|
1:3 | 0:3 | 2:3 | 1:3 | 3:0 | 5 | 1 | 4 | 7:12 | 6 | |
| 6 |  Перу
|
0:3 | 1:3 | 1:3 | 0:3 | 0:3 | 5 | 0 | 5 | 2:15 | 5 |
- 16 сентября: Куба — Германия 3:0 (25:18, 25:18, 25:18); Россия — Перу 3:0 (25:17, 25:13, 25:20); Южная Корея — Италия 3:2 (23:25, 25:18, 25:22, 22:25, 17:15).
- 18 сентября: Италия — Перу 3:0 (25:15, 25:20, 25:20); Южная Корея — Германия 3:0 (25:16, 25:18, 25:21); Россия — Куба 3:2 (20:25, 25:21, 21:25, 25:12, 15:13).
- 20 сентября: Германия — Перу 3:0 (25:16, 25:19, 25:16); Россия — Италия 3:1 (29:31, 25:18, 25:21, 25:19); Куба — Южная Корея 3:0 (25:17, 25:13, 25:15).
- 22 сентября: Куба — Италия 3:0 (25:18, 25:21, 25:20); Южная Корея — Перу 3:1 (19:25, 25:19, 28:26, 25:17); Россия — Германия 3:2 (25:23, 23:25, 14:25, 28:26, 15:6).
- 24 сентября: Германия — Италия 3:1 (25:22, 13:25, 25:21, 25:21); Куба — Перу 3:1 (23:25, 25:12, 25:16, 25:16); Россия — Южная Корея 3:0 (25:15, 25:21, 25:16).
Плей-офф
Четвертьфинал
- Куба — Хорватия 3:0 (25:18, 25:23, 25:21)
- Россия — Китай 3:0 (27:25, 25:23, 28:26)
- Бразилия — Германия 3:0 (25:22, 25:18, 25:17)
- США — Южная Корея 3:2 (26:24, 17:25, 25:23, 25:27, 16:14)
Полуфинал за 5—8-е места
- Германия — Хорватия 3:1 (27:25, 27:29, 25:21, 25:18)
- Китай — Южная Корея 3:1 (23:25, 25:14, 25:23, 25:19)
Полуфинал за 1—4-е места
- Куба — Бразилия 3:2 (27:29, 25:19, 21:25, 25:19, 15:9)
- Россия — США 3:2 (25:15, 23:25, 25:15, 26:28, 15:8)
Матч за 7-е место
- Хорватия — Южная Корея 3:1 (25:18, 24:26, 25:22, 25:21)
Матч за 5-е место
- Китай — Германия 3:1 (25:19, 25:19, 22:25, 25:18)
Матч за 3-е место
- Бразилия — США 3:0 (25:18, 25:22, 25:21)
Финал
- Куба — Россия 3:2 (25:27, 32:34, 25:19, 25:18, 15:7)
Индивидуальные призы
| MVP | Лучшая в атаке |
Лучшая на блоке |
Лучшая на подаче |
Лучшая связующая |
Лучшая на приёме |
Лучшая в защите |
Самая техничная |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Регла Торрес |
Регла Торрес |
Даниэла Скотт |
Елена Година |
Фофан |
Гу Ки Лан |
Рикарда |
Барбара Елич
|
Итоги
Положение команд
Мужчины
| 1. Югославия
|
7. Куба
|
| 2. Россия
|
8. Австралия
|
| 3. Италия
|
9—10. Испания
|
| 4. Аргентина
|
9—10. Южная Корея
|
| 5. Нидерланды
|
11—12. США
|
| 6. Бразилия
|
11—12. Египет
|
Женщины
| 1. Куба
|
7. Хорватия
|
| 2. Россия
|
8. Южная Корея
|
| 3. Бразилия
|
9—10. Италия
|
| 4. США
|
9—10. Австралия
|
| 5. Китай
|
11—12. Перу
|
| 6. Германия
|
11—12. Кения
|
Призёры
Мужчины
Югославия: Владимир Батез, Слободан Ковач, Слободан Бошкан, Дьюла Мештер, Васа Миич, Никола Грбич, Владимир Грбич, Андрия Герич, Горан Вуевич, Иван Милькович, Велько Петкович, Игор Вушурович. Главный тренер — Зоран Гаич.
Россия: Вадим Хамутцких, Руслан Олихвер, Валерий Горюшев, Игорь Шулепов, Алексей Казаков, Евгений Митьков, Сергей Тетюхин, Роман Яковлев, Константин Ушаков, Александр Герасимов, Илья Савельев, Алексей Кулешов. Главный тренер — Геннадий Шипулин.
Италия: Андреа Гардини, Марко Меони, Паскуале Гравина, Луиджи Мастранджело, Паоло Тофоли, Самуэле Папи, Андреа Сарторетти, Марко Браччи, Симоне Розальба, Мирко Корсано, Андреа Джани, Алессандро Феи. Главный тренер — Андреа Анастази.
Женщины
Куба: Юмилка Руис Луасес, Марленис Коста Бланко, Мирея Луис Эрнандес, Лилиан Искьердо, Идальмис Гато, Регла Белл Маккензи, Регла Торрес Эррера, Таисмари Агуэро Лейва, Ана Ибис Фернандес Валье, Мирка Франсия Васконселос, Марта Санчес Салфран, Сойла Баррос Фернандес. Главный тренер — Луис Кальдерон.
Россия: Ольга Поташова, Наталья Морозова, Анастасия Беликова, Елена Тюрина, Любовь Шашкова, Елена Година, Евгения Артамонова, Елизавета Тищенко, Елена Василевская, Екатерина Гамова, Татьяна Грачёва, Инесса Саргсян. Главный тренер — Николай Карполь.
Бразилия: Элизанжела Оливейра, Жанина Консейсао, Ракел Силва, Рикарда Лима, Фофао (Элиа Рожерио ди Соуза), Лейла Баррос, Валевска Морейра ди Оливейра, Вирна Дантас Диас, Карин Родригес, Кели Фрага, Эрика Коимбра, Катя Лопес. Главный тренер — Бернардиньо (Бернардо Резенде).
Напишите отзыв о статье "Волейбол на летних Олимпийских играх 2000"
Ссылки
- [www.todor66.com/volleyball/Olympics/Men_2000.html Результаты мужского турнира] (англ.)
- [www.todor66.com/volleyball/Olympics/Women_2000.html Результаты женского турнира] (англ.)
| ||||||||
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Волейбол на летних Олимпийских играх 2000
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
