Волик, Михаил Александрович
| Михаил Александрович Волик | ||||
| Дата рождения | ||||
|---|---|---|---|---|
| Место рождения | ||||
| Дата смерти |
21 февраля 1945 (23 года) | |||
| Место смерти |
село Шенбрунн, Третий рейх | |||
| Принадлежность | ||||
| Род войск | ||||
| Годы службы | ||||
| Звание |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение | |||
| Сражения/войны | ||||
| Награды и премии |
| |||
Михаил Александрович Волик (1921—1945) — лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).
Биография
Михаил Волик родился 4 сентября 1921 года в селе Большой Болград (ныне — Озеряны Генического района Херсонской области Украины) в крестьянской семье. В годы коллективизации семья Воликов была объявлена «кулаками» и выслана на Урал. Отец Волика стал работником лесоповала, мать — прачкой. Из-за плохих условий жизни Анна Волик предложила мужу бежать, но тот отказался, так как за подобное грозил расстрел, и тогда она сама вместе с Михаилом и его братом Евгением бежала через тайгу. После долгих скитаний они добрались до города Мир, где местные жители помогли Анне Волик устроиться на работу и достать документы. Через некоторое время Анна с сыновьями переехала в Донбасс, а затем в Мелитополь к родственникам[1].
Михаил Волик окончил неполную среднюю школу, затем поступил в школу фабрично-заводского ученичества. В 1941 году, незадолго до начала Великой Отечественной войны, он был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, служил в Буковине.
Великая Отечественная война
С первых дней войны он оказался в действующей армии. Часть Волика принимала активное участие в обороне Киева. В одном из боёв он был ранен и попал в плен, содержался в одном из киевских лагерей для военнопленных. Находясь там, познакомился с молодой учительницей Галиной, которая приносила узникам пищу. Благодаря её усилиям Волик 25 августа 1942 года был освобождён[1].
Наладив связи с киевскими подпольщиками, Волик ушёл в партизаны. После освобождения Киевской области в 1943 году он вновь был призван в армию. Воевал на 1-м Украинском фронте, в звании лейтенанта командовал ротой 340-го гвардейского стрелкового полка 121-й гвардейской стрелковой дивизии 13-й армии. 13 июля 1944 года в бою за станцию Горохув (Варшавское воеводство, Польша) рота Волика попала во вражескую танковую засаду. Благодаря его умелым действиям рота вышла из засады с незначительными потерями, при этом нанеся значительный ущерб противнику. В бою Волик получил ранение. Приказом по 121-й гвардейской стрелковой дивизии от 23 июля 1944 года № 39/н он был награждён орденом Красной Звезды[2].
Лечился в госпитале в Харькове. После выздоровления вернулся в действующую армию[1]. Особо отличился во время освобождения Польши и форсирования Одера.
В период с 14 по 28 января 1945 года на подступах к городу Кельце и в ходе боёв за ряд других населённых пунктов рота Волика находилась в первых рядах наступающих советских частей. Одной из первых переправившись через Одер в ночь с 25 на 26 января в районе города Кёбен (ныне — Хобеня, Польша), рота отразила несколько контратак противника, уничтожив более 100 вражеских солдат и офицеров. В боях Волик лично уничтожил 12 солдат противника. За отличие в тех боях 29 января 1945 года командир полка гвардии майор Герасимчук представил Волика к званию Героя Советского Союза[2].
В одном из последующих боёв Волик получил ранение, от которого скончался 21 февраля 1945 года в госпитале в населённом пункте Шенбрунн (Третий рейх, ныне территория Польши)[3].
Награды
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года за «успешное форсирование реки Одер и проявленное при этом доблесть и мужество» лейтенант Михаил Волик посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также посмертно был награждён орденом Ленина[2].
Напишите отзыв о статье "Волик, Михаил Александрович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Н. Шумак. [www.genichesk.com.ua/other/shumak/volik.php Михаил Александрович Волик - Герой Советского Союза из Генического района] (рус.). [www.genichesk.com.ua/]. Проверено 29 августа 2012. [www.webcitation.org/6BmOlVGbx Архивировано из первоисточника 29 октября 2012].
- ↑ 1 2 3 Материалы сайта «Подвиг народа».
- ↑ Материалы ОБД «Мемориал».
Литература
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=16684 Волик, Михаил Александрович]. Сайт «Герои Страны».
- Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
- Николай Шумак. Кавалеры золотых звезд. Герои Советского Союза и Социалистического Труда Генического района.
Отрывок, характеризующий Волик, Михаил Александрович
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
