Волки и овцы
Волки и овцы | |
Жанр: | |
---|---|
Автор: | |
Язык оригинала: | |
Дата написания: |
1875 |
Дата первой публикации: |
«Отечественные записки». 1875. № 11. |
«Во́лки и о́вцы» — комедийная пьеса в пяти действиях Александра Островского. Пьеса написана в 1875 году. Напечатана в журнале "Отечественные записки", №11, 1875 г. Впервые поставлена в Петербурге 8 декабря 1875 года в Александринском театре. 26 декабря того же года состоялась премьера в Москве, в Малом театре.
Содержание
Сюжет
Действие комедии происходит в небольшом губернском русском городе в 1870-е годы.
Молодая, красивая и богатая вдова Купавина мечтает о счастье и любви. Она не подозревает, какие страсти кипят вокруг неё. Многим не дает покоя её богатство, огромные лесные угодья, красивейшее имение.
Властная и честолюбивая помещица Мурзавецкая пытается завладеть собственностью Купавиной. Путём обмана, подлога, запугиваний Мурзавецкая пытается подчинить себе молодую вдову. Она также вынашивает план женить на ней своего беспутного племянника. И это ей почти удается. Но появляется более хитрый, более расчетливый и умный человек, которому давно приглянулись и хорошенькая вдовушка, и её капиталы. Это Беркутов — сосед Купавиной. Он вступает в решительный поединок с хитрецами и мошенниками — Мурзавецкой и её подобострастным окружением, направляя течение действия в нужное, выгодное только ему, русло. В результате он побеждает.
Персонажи
- Меропия Давыдовна Мурзавецкая — девица, помещица большого, но расстроенного имения, особа, имеющая большую силу в губернии
- Аполлон Викторович Мурзавецкий — прапорщик в отставке, племянник Мурзавецкой, "пьяница и ничтожный человек"
- Глафира Алексеевна — бедная девица, родственница Мурзавецкой. В пьесе хитрая и расчётливая Глафира выступает одним из "волков" - она заставляет жениться на себе богатого Лыняева.
- Евлампия Николаевна Купавина — богатая молодая вдова. Легкомысленна, совершенно не разбирается в хозяйственных и финансовых вопросах.
- Анфуса Тихоновна — её тётка, старуха
- Вукол Наумыч Чугунов — бывший член уездного суда, лет 60-ти, пособник Мурзавецкой
- Михаил Борисович Лыняев — богатый ожиревший барин, лет под 50, почетный мировой судья
- Василий Иванович Беркутов — чиновник из Петербурга, владеющий имением по соседству с Купавиной, и, в итоге, прибравший богатую вдовушку со всем её состоянием
- Клавдий Горецкий — племянник Чугунова, по просьбе последнего писавший фальшивые письма
- Павлин Савельич — дворецкий Мурзавецкой
- Влас — буфетчик Мурзавецкой
- Корнилий — лакей Мурзавецкого
- Приживалки Мурзавецкой
- Стропилин — подрядчик
- Лакеи Мурзавецкой
- Лакей Купавиной
- Столяр
- Маляр
Постановки
Дореволюционные
- 8 декабря 1875 — Александринский театр (бенефис Ф. А. Бурдина, исполнявшего роль Лыняева; Мурзавецкая — А. М. Читау, Чугунов — К. А. Варламов, Беркутов — А. А. Нильский, Мурзавецкий — Н. Ф. Сазонов, Купавина — В. К. Лядова-Сариотти, Анфуса — М. М. Александрова).
- 26 декабря 1875 — Малый театр (бенефис Н. А. Никулиной, исполнявшей роль Глафиры; Мурзавецкая — Е. Н. Васильева, Чугунов — С. В. Шумский, Беркутов — Н. Е. Вильде, Мурзавецкий — М. П. Садовский, Лыняев — И. В. Самарин, Горецкий — Н. И. Музиль, Купавина — Г. Н. Федотова, Анфуса — Акимова, Павлин — Живокини).
- 1892 — Театр Соловцова (ныне Национальный академический театр русской драмы имени Леси Украинки), Киев (Мурзавецкая — Шаровьева, Глафира — Немирович, Купавина — Самойлова, Чугунов — Чужбинов, Лыняев — Неделин, Беркутов — Песоцкий).
- 1894 — Малый театр (бенефис М. Садовского, исполнявшего роль Мурзавецкого; Мурзавецкая — Федотова, Глафира — Лешковская, Купавина — Ермолова, Анфуса — Садовская, Чугунов — Музиль, Лыняев — А. Ленский, Беркутов — Южин, Павлин — Макшеев, Горецкий — Н. Васильев).
- 1916 — Харьковский театр (реж. Н. Н. Синельников; Мурзавецкая — Струкова, Глафира — Леонтович, Чугунов — А. Петровский, Мурзавецкий — Путята, Купавина — Наблоцкая, Анфуса — Дубровская).
Пьесу также ставили Нижегородский, Ярославский, Самарский, Казанский и другие театры. Среди исполнителей: Жулева, Шебуева, Медведева (Мурзавецкая); Яблочкина, Шухмина (Глафира); Судьбинин, Н. Яковлев, Каширин (Мурзавецкий); Климов (Лыняев); Давыдов, Правдин (Чугунов) и др.
Постановки в СССР
- 1917 — Малый театр (спектакль возобновлялся в 1935, 1941, 1944 годах; режиссёры 1944 года — П. Садовский и Б.Никольский, худ. Юон; Мурзавецкая — Яблочкина, Пашенная; Мурзавецкий — Ильинский, Жаров, Светловидов; Глафира — Зеркалова, Еремеева; Купавина — Шатрова; Анфуса — Рыжова, Орлова; Лыняев — Светловидов, Рыжов; Беркутов — Ленин; Чугунов — Владиславский; Павлин — Гремин).
- 1927 — Московский драматический театр (реж. Сахновский и Волков, худ. Крымов; Мурзавецкая — Нарбекова и Борская, Мурзавецкий — Кторов, Глафира — В. Попова, Купавина — Жизнева, Анфуса — Блюменталь-Тамарина, Лыняев — Борисов и Зражевский, Беркутов — Бакшеев и А. Хохлов, Чугунов — Владиславский, Горецкий — Петкер, Павлин — Межинский).
- 1927 — Ленинградский театр драмы (к 35-летию артистической деятельности Грибуниной, исполнявшей роль Мурзавецкой; реж. Л. С. Вивьен, худ. К. Кустодиев — по эскизам Б. Кустодиева; Глафира — Вольф-Израэль, Купавина — Глебова, Мурзавецкий — Горин-Горяинов, Беркутов — Юрьев, Лыняев — Лерский и Зражевский, Чугунов — Певцов, Анфуса — Корчагина-Александровская, Павлин — Жуковский).
- 1934 — Театр-студия под руководством Ю. А. Завадского (режиссёры Завадский и Чистяков, худ. Федотов, композитор Алыпванг; Глафира — Марецкая, Мурзавецкий — Мордвинов, Лыняев — Абдулов).
- 1936 — Театр имени Леси Украинки (Киев; реж. К. Хохлов, худ. Духновский).
- 1936 — Тбилисский русский драматический театр имени А. С. Грибоедова (Тбилиси; реж. Рубин, худ. В. Иванов).
- 1937 — Центральный театр Красной Армии (Москва; (реж. А. М. Лобанов, худ. Пименов; Мурзавецкий — Бельский, Глафира — Зеркалова, Купавина — Куприянова, Беркутов — Хованский, Чугунов — Константинов, Лыняев — А. Хохлов).
- 1940 — Свердловский театр драмы (режиссёр В. С. Битюцкий, худ. Кузьмин)
- 1941 — Ленинградский БДТ (реж. Рудник; Глафира — Казико, Купавина — Кибардина, Анфуса — Грановская, Беркутов — Мичурин, Чугунов — Лариков, Лыняев — Зонне).
- 1942 — Саратовский театр драмы (реж. Слонов, худ. Шаблиовский; Мурзавецкая — Лещинская, Мурзавецкий — Слонов, Глафира — Соболева, Беркутов — Муратов и Карганов, Анфуса — Стрижева, Лыняев — Несмелое).
- 1945 — Театр имени Янки Купалы (Минск; реж. Рахленко, худ. О. Марикс; Мурзавецкая — Ржецкая, Мурзавецкий — Владомирский, Глафира — Кашельникова, Станюта, Купавина — Галина, Чугунов — Глебов, Беркутов — Бирилло).
- 1948 — Театр «Эстония», Таллин (перевод Юксипа, он же исполнитель роли Чугу нова, худ. Пеэк и Клаус; Мурзавецкая — Вяльбе, Мурзавецкий — А. Эскола, Глафира — Тальви, Купавина — Арт, Лыняев — Нууде, Беркутов — Каарм).
- 1949 — Казанский Большой драматический театр (реж. Медведев, худ. Гельмс).
- 1950 — Иркутский театр; Костромской театр; Тамбовский театр; Томский театр.
- 1951 — Ташкентский русский театр.
- 1952 — Закарпатский русский театр (Мукачево).
- 1984 — Ленинградский БДТ (реж. Товстоногов; Глафира — Фрейндлих, Купавина — Крючкова, Беркутов — Стржельчик, Лыняев — Басилашвили).
Среди исполнителей пьесы в СССР: Массалитинова (Малый театр), Сатина (Тбилисский театр), Крамова (Иркутский театр) — Мурзавецкая; Гоголева, Фадеева (Малый театр), Чекмасова (Куйбышевский театр) — Глафира; Костромской (Малый театр), Юровский (Рижский рус. театр), Осис (Латв. театр драмы) — Лыняев; Амтман-Бриедит (Латв. театр драмы), Ф. Волгин (Смоленский театр) — Чугунов; Шатрова (Малый театр), Клинт (Латв. театр драмы) — Купавина.
В 1949 году в переводе Д. Магаршака пьеса была поставлена в Лондоне.
Современные постановки
- 1992 — Московский театр «Мастерская П. Фоменко», постановка Петра Фоменко, режиссёр Ма Чжэнхун. (Гран-при на международном фестивале «Контакт-93» в Польше; там же премия за лучшую мужскую роль у Юрия Степанова (роль Лыняева); Премия им. Станиславского у Андрея Казакова за роль Павлина Савельича; спектакль участвовал в Авиньонском театральном фестивале (Франция) в июле 1997 г.)
- 1994 — Малый театр. Режиссёр-постановщик — В.Н. Иванов; художник — А.К. Глазунов
- 1997 — Омский театр драмы, постановка Аркадия Каца
- 1998 — Русский академический драматический театр им. Максима Горького (Минск)
- 2005 — Челябинский Государственный Драматический Камерный театр (Челябинск). Режиссёр — Руслан Ибрагимов, художник-постановщик — Тимур Дидишвили[1]
- 2008 — Театр Российской армии. Режиссёр-постановщик — Борис Морозов, композитор — Рубен Затикян, художник-постановщик — Иосиф Сумбаташвили
- 2008 — Театр «Комедианты» (Санкт-Петербург). Режиссёр-постановщик — Михаил Левшин[2]
- 2009 — Мытищинский театр драмы и комедии «ФЭСТ». Режиссёр-постановщик — Изольда Хвацкая
- 2010 — Липецкий драматический театр. Режиссёр-постановщик — Юрий Горин, художник — В. Боер
- 2011 — Азербайджанский государственный русский драматический театр. Режиссёр — Тимур Насиров[3]
- Челябинский театр драмы им. Орлова (Челябинск). Режиссёр-постановщик — Аркадий Кац, художник-постановщик — Татьяна Швец[4]
- 2012 — ТИ им. Б.Щукина. Курсовой спектакль режиссерского факультета. Режиссёры — Л.Е. Хейфец и В.Г. Байчер [последний курс Хейфеца в институте как педагога]; сценограф - Яна Кандела
- 2013 — Иркутский академический драматический театр им. Н.Охлопкова.
- 2015 - Тамбовский драматический театр. Реж. - Аркадий Кац, художник - Татьяна Швец
Экранизации
- 1952 — Волки и овцы (СССР, режиссёр В. Л. Сухобоков; телеверсия спектакля Малого театра).
- 1971 — Волки и овцы / Wölfe und Schafe (ГДР, режиссёр Вильм тен Хааф)
- 1973 — Волки и овцы (СССР, режиссёры Вениамин Цыганков и Феликс Глямшин; телеверсия спектакля Малого театра).
- 2006 — Русские деньги (Россия, режиссёр Игорь Масленников)
- 2016 год.
Прототип
Прототипом Меропии Давыдовны Мурзавецкой стала игуменья Митрофания (в миру баронесса П. Г. Розен) — дочь Г. В. Розена. С 5 по 19 октября 1874 года в Московском окружном суде слушалось дело по обвинению в подлогах, мошенничестве, присвоении и растрате чужого имущества начальницы Московской епархиальной Владычне-Покровской общины сестёр милосердия и Серпуховского монастыря игуменьи Митрофании (П. Г. Розен)[5].
Напишите отзыв о статье "Волки и овцы"
Примечания
- ↑ [www.kamerata.ru/pages/page50.html Волки и овцы]
- ↑ [komedianty.com/ru/afisha/42-volki-i-ovci.html ВОЛКИ И ОВЦЫ]
- ↑ [www.rusdrama-az.com/movie.html Русский Драматический Театр - Спектакли сезона]
- ↑ [www.cheldrama.ru/poster/performance/performance_12.html ВОЛКИ И ОВЦЫ | Спектакли | Афиша | Челябинский Государственный Академический Театр Драмы имени Наума Орлова]
- ↑ [www.krasrab.com/archive/2005/10/14/15/view_article «Блат он и при царе блат»] газета «Красноярский рабочий» 14 октября 2005 года
Ссылки
- [az.lib.ru/o/ostrowskij_a_n/text_0170.shtml Волки и овцы]
- [teatrdoma.ru/199-volki-i-ovtsyi Спектакль "Волки и овцы" (Малый театр, 1973г.)]
Отрывок, характеризующий Волки и овцы
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?