Волкова, Ольга Александровна

Волкова Ольга Александровна
фотография из семейного архива
Дата рождения:	3 июля 1943(1943-07-03)
Место рождения:	Москва, СССР
Дата смерти:	12 июля 1993(1993-07-12) (50 лет)
Место смерти:	Москва, Россия
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Жанр:	живопись, графика, плакат
Учёба:	Московский государственный художественный институт им. В. И. Сурикова
Награды:

О́льга Алекса́ндровна Во́лкова (1943—1993) — график, плакатист, живописец.

Биографическая справка

Волкова Ольга Александровна родилась 3 июля 1943 года в Москве в семье русского художника, живописца, доцента кафедры живописи Московского высшего художественно-промышленного училища (бывшего Строгановского) Александра Васильевича Волкова (1916—1978).

Окончила в 1970 году Московский государственный художественный институт им. В. И. Сурикова, мастерскую плаката Н. А. Пономарева, О. М. Савостюка, Б. А. Успенского, Ю. П. Рейнера.

С 1967 года участвовала во многих крупнейших отечественных и зарубежных выставках.

В 1973 году вступила в Союз художников СССР. Работала в общественно-политическом плакате на темы борьбы за мир, мирного освоения космического пространства, роли науки и культуры. Работала в рекламном и театральном плакате.[www.plakaty.ru/authors?id=300] Занималась живописью и станковой графикой. Многие плакаты созданы в соавторстве с М. Н. Аввакумовым. Работала в издательствах «Изобразительное искусство», «Агитплакат», «Плакат»-«Панорама».

Воспитала двоих сыновей — Николая и Дениса.

Умерла в Москве в 1993 году, похоронена на Донском кладбище.

Персональные выставки

Персональные выставки (с М. Н. Аввакумовым) состоялись в Москве:

• 1981 В издательстве «Наука», посвящённая 110-й годовщине рождения В. И. Ленина

• 1984 Выставка «Мир планете» в Комитете защиты мира

• 1984 В Бауманском РК КПСС в рамках Дней изобразительного искусства РСФСР

• 1985 В Объединённом институте ядерных исследований в Дубне, посвящённая Неделе мира

• 1990 В городе Аллен (Германия)

Плакат

1967—1968

• «В нашем сердце горишь ты отвагой своей!» Памяти Александра Матросова. Б., гуашь. 120X80
• Много леса — береги, мало леса — посади! Б., гуашь. 80X120

1969—1970

• Цвети и крепни, страна родная! Б., гуашь. 100X120

1972—1974

• Тебе, родная партия, тебе, Советская Родина..! 90X60
• За хлеб большой мы боремся заранее… Агитплакат. 72X120
• Недалека уже зима… Агитплакат. 72X120
• Урожай в лесных краях на славу. Агитплакат. 72X120
• Есть у нас в селе детсад… Агитплакат. 72X120

1972—1975

• Берегите мир! Триптих Б., гуашь. 80X107 (2); 70Х107
• Никогда не погаснут над землею Российской звезды на обелисках неизвестных солдат! Б., гуашь. 75X120
• Будь достоин звания! Б., гуашь. 80X120 1975
• Зелень города — здоровье города! Агитплакат. 72X120
• Слава покорителям космоса! Б., гуашь. 100X150
• Е. И. Косс-Деньшина (Дымковская игрушка). Афиша к выставке. 70X90. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым

1976

• «Свобода на земле, стыдом покрытой…» (Пабло Неруда) Б., гуашь. 70X100

1976—1977

• Больше сочных кормов! Б., темпера. 70x100
• Союз нерушимый республик свободных Б., темпера, лак. 100X150
• Всегда начеку! Б., гуашь. 80X120

1978

• Серии плакатов «Посвящается Ленинскому комсомолу» Б., темпера. 80X120

1979

• Серия плакатов к Олимпиаде-80. «Добро пожаловать!» * Б., гуашь. 60X90. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым
• Посвящается Марии Александровне Ульяновой 6.111.1835—25.VII. 1916 Фотобумага, темпера, бронза. 80X120

1980

• Культурная программа. Триптих. Рекламный плакат. Шелкография. 171Х86. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым

1981

• Новые образцы изделий декоративно-прикладного искусства. Афиша к выставке. Шелкография. 57X86. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым
• Международный музыкальный фестиваль-1982. Триптих. Рекламный плакат Шелкография. 52,5X89

1981—1982

• Московский театр кукол — 50 лет. Юбилейная афиша. Шелкография. 58X90. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым
• «Щелкунчик». Афиша к спектаклю. Шелкография. 57,5Х89,5. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым
• Отдаленные страны света. Афиша к спектаклю Шелкография. 59,5X89,5. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым

1981—1983

• Посвящается 20-летию полета В. В. Терешковой в космос. Триптих. Оргалит, масло, серебро. 75X150 (2); 100X150. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым

1981—1985

• Нет — милитаризму! Триптих. Фотомонтаж, темпера. 175X175 (2); 87X175.

1983

• В. И. Суриков. Юбилейный плакат Фотобумага, гуашь. 80X120. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым

1983—1984

• Серия плакатов «За мирное будущее человечества!». Фотомонтаж, темпера. 80X107. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым

1984

• 40 лет Великой Победы. Триптих. Афиша к выставке Оттиск. 57X85. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым
• Спорт, мир, дружба. Триптих. Оттиск. 60X90. Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым

1985—1986 Из серии «Единая воля народов — мир!» Выполнено в соавторстве с М. Н. Аввакумовым. Фотомонтаж, темпера:

• Хиросима—никогда больше! 85X190
• Освободить землю от ядерного оружия! 85X130
• Нет—звездным войнам! 85X130
• Наша политика ясна! 85X130
• Не дадим взорвать мир! 85X130
• Европе — мир и безопасность 85X130
• Мира тебе, будущее планеты Земля! 85X190

Живопись

1977

• Сухие листья дуба. Оргалит, темпера. 80,5X60
• Глиняная миска с яйцами. Оргалит, темпера. 43X40
• Медная ступка. Оргалит, темпера. 43X40
• Цветы на белом. Оргалит, темпера. 40X59,5

1978

• Сухие груши. Б., темпера. 56X54
• Незабудки. Б., темпера. 37X53
• Серебристый букет. Б., темпера. 43X60

1983

• Стручки белой акации. Дерево, темпера. 54X37
• Рыба. Дерево, темпера. 43X37
• Кукурузные початки. Дерево, темпера. 42X33
• Утюг. Дерево, темпера. 47X35
• Три граната. Дерево, темпера. 43Х34

1984

• Фиалки. Дерево, темпера. 17X20
• Плод граната. Дерево, темпера. 26X19
• Тыква. Дерево, темпера. 50X39
• Натюрморт с бирюзовой солонкой. Дерево, темпера. 42x33
• Кошка и чугунок. Дерево, темпера. 43X31

1985

• Диалог (кошка и птица). Дерево, темпера. 44x34
• Две птицы Дерево, темпера. 27X22
• Сухие цветы и птица. Оргалит, темпера. 53X30
• Чеснок. Дерево, темпера. 44x28
• Деревянные короба. Б., темпера. 61,5X43
• Белый кувшин с голубыми цветочками. Б., темпера. 41X60
• Керосиновая лампа Б., темпера. 42X60
• Желтые цветы. Б., темпера. 43X61,3
• Горшок с ложками и вилками. Б., темпера. 61,5X43
• Цветы в кринке Б., темпера. 43X61
• Утюг и кружка Б., темпера. 42X54,5
• Банка с огурцами Б., темпера. 61 Х43

1986

• Зелёный цветок. Дерево, темпера. 45x29
• Коряга. Дерево, темпера. 40X48,5

Графика

1979

Из серии «По Югославии». Б., восковая пастель:

• Пейзаж с морем. 13,7X18,5
• Каменные стены замка в Дубровнике. 18,5X13,7
• Старая церковь. 18,5X13,7
• Пейзаж с домами. 18,5X13,7
• Старая улочка. 18,5X13,7
• Церковь св. Николы. XI век. 18,5X13,7
• Башня с часами. 18,5X13,7
• Стены старого села. 13,7X18,5
• Село в ущелье. 13,7X18,5
• Пейзаж с кирпичными крышами. 13,7X18,5
• Кипарисы на фоне домов. 13,7X18,5

1983—1986

Из серии «Овощи в чулане» Б., кар. 59,5X41,5:

• Разрезанная тыква
• Патиссон и кабачок
• Тыква
• Грибы
• Подсолнухи

1984—1987

Из серии "Деревенские натюрморты Автоцинкография. 60X42:

• Деревянные короба с грушей
• Два утюга
• Чугунки и огурцы
• Маленький чугунок с картошкой
• Чугунки и чеснок
• Варёная картошка в чугунке

1987—1988

Из серии «Плоды земли» Б., кар.

• Ветка яблони. 69X48
• Груши. 69X51,5
• Корневища хрена. 68X40
• Редька на противне. 69X50
• Короб. 61 Х82
• Редька. 68,5X51

Премии и награды

• 1973 — Третья премия Всесоюзного конкурса «55 лет Советской Армии»
• 1976 — Диплом I степени Министерства культуры СССР, ЦК ВЛКСМ, Союза художников СССР; диплом Союза художников СССР за участие в V Всесоюзной выставке плаката; диплом Союза художников РСФСР за участие в III Всероссийской выставке плаката
• 1977 — Диплом Министерства культуры РСФСР, Союза художников РСФСР за участие в выставке «60 лет Великого Октября»; специальный приз газеты «Труд» за лучшие работы Международной выставки «Сатира в борьбе за мир» (Москва)
• 1978 — Диплом Союза художников СССР, ЦК ВЛКСМ за участие в выставке «50 лет ВЛКСМ»
• 1979 — Вторая и третья премии Международного конкурса плаката «Олимпиада-80» (Москва); третья премия ЦК ВЛКСМ и Союза художников РСФСР за участие в выставке «Мы строим БАМ»
• 1980—1987 — Лауреат ежегодных премий МОСХ РСФСР «За лучшую работу года».
• 1982 — Вторая премия Международного конкурса «Плакат в борьбе за мир, безопасность и сотрудничество» (Москва).
• 1984 — Премия Главного политического управления Войска Польского на IX, X Международных бьеннале плаката (Варшава); бронзовая медаль ВДНХ СССР; первая премия Международного конкурса плаката «За мир, гуманизм, против угрозы ядерной войны» (Москва).
• 1986 — Третья премия I Всесоюзного конкурса печатного плаката; диплом Министерства культуры РСФСР, Союза художников РСФСР за участие в VII выставке «Советская Россия»
• 1989 — Серебряная медаль Академии художеств СССР.
• 1989 — Первая премия МОСХ «За лучшую работу года»

Литература

• Анна Дехтярь. Ольга Волкова: Живопись. Графика. Михаил Аввакумов: Графика. Плакат [Текст] / Анна Дехтярь. — М. : Галарт, 1993. — 96 с. : ил. — ISBN 5-269-00672-3

Ссылки

• [www.plakaty.ru/authors?id=300&sort=lname Электронный музей отечественного плаката]
• [rating.artunion.ru/artists_tom1.htmlСправочник «Единый художественный рейтинг». Выпуск 5. Номинация «Живописцы и графики», том 1]
• [www.photographersdirect.com/buyers/stockphoto.asp?imageid=2795160 Poster For Mankinds Peaceful Future by Mikhail Avvakumov and Olga Volkova]
• [www.lgz.ru/article/12342/ Юрий Подпоренко. Рисунок — выражение честности художника. О XIII Московском международном художественном салоне «ЦДХ-2010». «Рисунок — навсегда!»]

Отрывок, характеризующий Волкова, Ольга Александровна

Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.