Волков, Виктор Григорьевич
| Виктор Волков | |
| Имя при рождении: |
Виктор Григорьевич Волков |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
Виктор Григорьевич Волков (род. 2 марта 1953 г. в г. Ворошилов (в наст. время город Уссурийск) Приморского края) — советский и российский актёр, кинорежиссёр, сценарист и продюсер.
Биография
Творческий путь начал с роли Мельшина в фильме «Хождение по мукам» (1974—1977 гг.).
В 1978 г. окончил режиссёрский факультет ВГИКа (мастерская Ю. Егорова) и приступил к работе на киностудии имени М. Горького.
Как режиссёр начинал с сюжетов для киножурнала «Ералаш» и короткометражного фильма «Опасные пустяки».
В 1982 г. снял картину «Колыбельная для брата», получившую несколько призов на Всесоюзных кинофестивалях.
Сняв фильмы «Танцы на крыше» (1985 г.), «Публикация» (1988 г.) и «Шоу-бой» (1991 г.), в 1993 г. учреждает независимую кинокомпанию «Виктория» и становится его генеральным директором.
В дальнейшем снимает картины «Триста лет спустя» (1994 г.), «Три сестрички» (2002 г.), «Жизнь — поле для охоты» (2005 г.) и «Трое с площади Карронад» (2008 г.)
В 1994 г. продюсирует фильмы «Вальсирующие наверняка» и «Триста лет спустя».
Является автором и соавтором сценариев к фильмам «Шоу-бой», «Триста лет спустя», «Три сестрички» и «Трое с площади Карронад».
Фильмография
Актёр
- 1974 — 1977 — Хождение по мукам — Мельшин
Режиссёр
- 1975 — Эстафета
- 1980 — Один на один
- 1982 — Колыбельная для брата
- 1983 — Опасные пустяки
- 1985 — Танцы на крыше
- 1988 — Публикация
- 1991 — Шоу-бой
- 1994 — Триста лет спустя
- 2002 — Три сестрички
- 2005 — Жизнь — поле для охоты
- 2008 — Трое с площади Карронад
Сценарист
- 1980 — Один на один
- 1991 — Шоу-бой
- 1994 — Триста лет спустя
- 2002 — Три сестрички
- 2008 — Трое с площади Карронад
Продюсер
Напишите отзыв о статье "Волков, Виктор Григорьевич"
Ссылки
- [www.dic.academic.ru/dic.nsf/ene_cinema/3273/ О режиссёре]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Волков, Виктор Григорьевич
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
