Волков, Сергей Владимирович
Поделись знанием:
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
| Сергей Владимирович Волков | |
| | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: |
СССР, Российская Федерация |
| Научная сфера: |
история; |
| Место работы: |
Институт востоковедения АН СССР, Российская академия живописи, ваяния и зодчества, НИО книговедения Российской государственной библиотеки, ПСТГУ |
| Учёная степень: |
|
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: |
Институт стран Азии и Африки Московского государственного университета (выпуск 1980 года) |
| Известен как: |
историк, исследователь элитных соц. слоёв, истории Белого движения, историк-востоковед (кореист), публицист |
| Сайт: |
[swolkov.org/ .org] |
Серге́й Влади́мирович Волков (7 января 1955, Москва) — российский историк, доктор исторических наук, профессор (ПСТГУ). Основное направление профессиональной деятельности — исследование элитных социальных слоёв обществ различного типа, с применением, в числе прочих, количественныx методов — анализа больших массивов личных данных, почёрпнутых из архивов; занимался также историей Белого движения. Автор более 300 научных работ (включая монографии, научные статьи, статьи в энциклопедиях, предисловия и комментарии) из них около 180 — по истории Востока, около 140 — по русскому офицерству, служилым слоям Российской Империи и истории Белого движения. Известен также как публицист либерально-консервативного направления (с конца 1980-х годов; около 600 единиц публицистики, включая газетные заметки).
Содержание
Биография
Родился в семье издательских работников (отец был художником, мать — редактором).
Окончил Институт Азии и Африки Московского государственного университета (1980) и аспирантуру Института востоковедения Академии наук СССР, досрочно защитив кандидатскую диссертацию[1], а в 1989 году защитил диссертацию на степень доктора исторических наук[2]. Работал младшим, затем старшим научным сотрудником Института востоковедения АН СССР. Лауреат премии Ленинского комсомола «за серию монографий по ранней истории Кореи».
С 1990 года работал в общественных организациях: был председателем Центра пропаганды классического культурного наследия при Советском фонде культуры, директором Литературно-философского общества им. Ф. М. Достоевского, редактором журнала «Российский обзор». В 1993—1994 годах — профессор и проректор по учебной работе Российской академии живописи, ваяния и зодчества.
С 1996 года работал ведущим научным сотрудником в МГУ, главным научным сотрудником Института русской истории РГГУ, с 2002 года — профессором Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Параллельно работал заведующим сектором НИО книговедения в Российской государственной библиотеке, преподавал также в Институте практического востоковедения, Военном университете и Сретенской семинарии.
Жена Елена Алексеевна (род. 1956). Сын Михаил (род. 1984), дочь Екатерина (род. 1994).
Научная деятельность и основные интересы в ней
Основной областью исследований Сергея Владимировича стало сравнительное изучение элитных и служилых слоёв обществ различного типа (прежде всего методами статистической обработки больших массивов персональных архивных данных). Такие материалы позволяют производить анализ полной или почти полной генеральной совокупности данных, в отличие от выборочных методов, обычно используемых в статистике и чреватых существенными искажениями. Но до 1990-х годов Волков мог публиковать на эту тему только работы на «восточном» материале. Работы на отечественном материале, писавшиеся в те же годы, вышли значительно позже, преимущественно, в конце 1990-х годов. Особенно большое внимание Сергей Владимирович уделял российскому служилому сословию, более 30 лет занимаясь составлением полного реестра лиц (с основными данными о жизни и службе), служивших в офицерских и классных чинах в императорской России (на конец 2008 года эта база данных включала около 900 тыс. чел.)[3]. Связанной с этим, но самостоятельной задачей стало для него установление судьбы по возможности каждого представителя русского служилого слоя после 1917 года.
С начала 1990-х, располагая, благодаря связям с русской эмиграцией, почти полным собранием её военной периодики и литературы по истории Гражданской войны, занимался также историей Белого движения. Одним из результатов этой работы стало составление (в основном по архивным данным) базы данных участников Белого движения и эмиграции (на конец 2008 года — свыше 250 тыс. справок, а в общей сложности, с членами семей, не менее 500 тыс. человек)[4] и публикация на её основе ряда книг: об офицерах гвардии, кавалерии, флота и морского ведомства, о первых добровольцах на Юге России. В результете он выступил как составитель, научный редактор, автор предисловия и комментариев к книгам серии «Белое движение» — за пять лет в ней были опубликованы 26 томов воспоминаний участников Белого движения, подобранных по тематическому принципу. Это самое капитальное издание такого рода, в котором собраны большое количество воспоминаний, в том числе публиковавшихся в малотиражных эмигрантских изданиях и практически неизвестных в России.
Публицистическая и общественная деятельность
С конца 1980-х годов Волков занимался также публицистикой, литературной критикой и политической аналитикой, опубликовав в этих жанрах свыше 600 работ, в числе первых — книгу «На углях великого пожара» (1990). Вышедшая значительным по тем временам (50 000 экземпляров) тиражом, книга, выглядевшая в то время (1989—1990 гг.) «откровением», — поскольку в таком тоне никто тогда не писал, — широко разошлась и принесла автору известность, привлекшую к нему внимание разнообразных патриотических организаций.
В 1990-х годах Сергей Владимирович печатался преимущественно в эмигрантской периодике. В России его публикации в это время (в большинстве случаев под псевдонимами) появлялись в различных сборниках, журналах «Москва», «Новый мир», «Слово», «Вопросы литературы», «Московский вестник», «Ориентир», «Известия культуры России», альманахе «Дворянское Собрание», а также в газетах «Российские вести», «Сегодня», «Российская газета». С 1993 по 2008 г. — главный редактор газеты Российского дворянского собрания «Дворянский вестник». В 2003—2005 годах печатался в журнале «Гражданинъ» и газете «Россія».
С августа 1992 года по конец 1993 был сопредседателем Русского общенационального союза. Был членом совета Российского общенародного союза, членом президиума Российского народного собрания и др. С этими организациями он порывал после их сближения с коммунистами.
В декабре 2006 года стал одним из учредителей фонда «Возвращение»[5], выступающего за возвращение исторических традиций, нравственных ценностей и названий, существовавших в России до 1917 года и отвергнутых за годы советской власти.
В 2000-е годы Волков начал регулярно выступать в эфире КМ ТВ, в передачах, призванных разоблачить исторические мифы. Русско-японская, Первая мировая, Крымская войны были темами специальных телеэфиров, которые получили резонанс, связанный с тем, что Волков выступил с концепциями, резко отличающимися от привычных советских взглядов.
Критика
Российский историк Р. М. Абинякин утверждал, что в книге С. В. Волкова «Трагедия русского офицерства» автор «свёл вопрос о судьбе бывших офицеров исключительно к репрессиям против них», при этом ряд своих «априорных и идейно ангажированных утверждений» не подкрепил должной ссылочной базой, что привело к упрощению описания происходивших процессов и даже искажению многих фактов[6].
Библиография
Основные публикации по востоковедению
В этом списке представлены основные работы. Более полный [swolkov.org/biblio3.htm список публикаций] доступен на сайте автора.
Отдельные издания
- Социально-политическая роль буддийской сангхи в Корее на рубеже древности и средневековья. — М., 1982.
- Ранняя история буддизма в Корее (сангха и государство). — М.: «Наука», 1985. — 152 с. — 5000 экз.
- [swolkov.org/books/korchin.htm Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи]. — М.: «Наука», 1987. — 289 с. — 1250 экз.
- [swolkov.org/books/ssntdv.htm Служилые слои на традиционном Дальнем Востоке]. — М.: «Наука», 1999. — 312 с.
- Авт. и сост. С. В. Волков и Т. М. Симбирцева. Корея: карманная энциклопедия. — М., 2000. — 512 с.
Прочие работы
- О возникновении и развитии постоянной армии в Корее // Вопросы истории стран Азии и Африки. Вып. 1. М., 1979, С. 72—96.
- Корейская армия во второй половине ХIХ века // Вопросы истории стран Азии и Африки. Вып. 2. М., 1980, С. 39—67.
- Буддийская сангха в Южной Корее // Религии мира: история и современность 1985. М., 1986, С. 89—98.
- О применении количественных методов в изучении древней и средневековой истории стран Востока // Количественные методы в изучении истории стран Востока. М., 1986, С. 3—11.
- Государственная служба и чиновничество в раннесредневековой Корее // Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987, С. 121—144.
- Русские военные инструкторы в Корее в 1896—1898 гг. // Проблемы военной истории народов Востока. Л., 1990, С. 153—160.
- Некоторые проблемы сословного деления традиционных обществ Восточной и Юго-Восточной Азии // Узловые проблемы истории докапиталистических обществ Востока. М., 1991, С. 75—86.
- Социальный статус служилых слоев в дальневосточных деспотиях // Феномен восточного деспотизма: структура управления и власти. М., 1993, С. 177—191.
- Корея в древности // История Востока. — М., 1997. — Т. 1. — С. 486—489.
- Корея в период Трех государств; Государство Объединенное Силла; Государство Корё; Борьба народов Кореи, Вьетнама, Бирмы и Индонезии против монгольских захватов // История Востока. — М., 1995. — Т. 2. — С. 83—90, 174—179, 327—333, 398—405.
- Правящий слой традиционной Кореи // Корея. Сборник статей. К 80-летию со дня рождения профессора Михаила Николаевича Пака. М., 1998, С. 96—103.
- Корея в древности и раннем средневековье; Корея в эпоху Корё // История Кореи (Новое прочтение). — М., 2003. — С. 13—86, 89—127.
- в кн. Ким Бусик. Самгук саги. Том 3, М., 2003. // Должности и чины. (Перевод и комментарии) кн. 38—40 , стр. 93—119, 208—209, 267—274, 420—43.
- К вопросу о русской эмиграции в Корее в начале 20-х годов // Российское корееведение. Альманах. Вып.2. М., 2001, C. 149—156.
- Русские офицеры-исследователи Кореи // Вестник центра корейского языка и культуры. Вып. 5. СПб., 2003.
- О некоторых особенностях социальной структуры традиционной Кореи // Российское корееведение. Альманах. Вып.3. М., 2003.
- Russian materials on the pre-modern (before 1945) history of Korea: military and political aspects // International Conference on Korean Historical Materials and the History of Koreans in Europe. Bonn, 2004, p. 327—350.
- State and Buddhism in the East Asian Countries in the Early Middle Ages // Korean Buddhism in East Asian Perspectives. Seoul, 2007, p. 47—58. (0,5 п.л.)
- Деятельность иностранных военных инструкторов и реформы корейской армии в конце ХIХ — начале ХХ вв. // Российское корееведение. Альманах. Вып. 5, М., 2007, C. 31—57.
- Клановый состав высшего корейского чиновничества периода Чосон // Корея: история и современность. М. — Сеул, 2008, с. 72—77
Основные работы по истории и социологии российских элитных слоев и Белому Движению
В этом списке представлены основные работы. Более полный [swolkov.org/biblio.htm список публикаций] доступен на сайте автора.
Отдельные издания
- На углях великого пожара. М., Молодая гвардия, 1990, 236 с.
- [swolkov.org/rok/index.htm Русский офицерский корпус]. М., Воениздат, 1993, 368 с. (2-е издание: М., «Центрполиграф», 2003, 414 с.)
- [swolkov.org/tro/index.htm Трагедия русского офицерства]. М., 1999, 382 с. (2-е издание: М., «Центрполиграф», 2001, 508 с.; 3-е издание: М., «Центрполиграф», 2002, 509 с.)
- [swolkov.org/ins/index.htm Интеллектуальный слой в советском обществе]. М., 1999, 250 с.
- [swolkov.org/bdorg/index.htm Белое движение в России: организационная структура]. М., 2000, 368 с.
- Офицеры российской гвардии. Опыт мартиролога. М., «Русский Путь», 2002, 568 с.
- Офицеры армейской кавалерии. Опыт мартиролога. М., «Русский Путь», 2004. 632 с.
- Офицеры флота и морского ведомства. Опыт мартиролога. М., «Русский Путь», 2004, 560 с.
- Белое движение. Энциклопедия гражданской войны. СПб., «Нева» — М., «ОЛМА-Пресс», 2003, 672 с.
- Русская военная эмиграция: издательская деятельность. М., «Пашков Дом», 2008, 552 с.
- Чины Русского Корпуса. Биографический справочник в фотографиях. М., Рейтар, «Форма-Т», 2009, с. 528 с. В соавт. с П. Н. Стреляновым.
- Генералитет Российской империи. М., «Центрполиграф». 2009. Т. 1. 757 с. , Т. 2. 831 с.
- [swolkov.org/publ.htm#list Почему РФ - ещё не Россия. Невостребованное наследие империи]. — 1-е. — Москва: Вече, 2010. — 352 с. — (Русский вопрос). — 4000 экз. — ISBN 978-5-9533-4528-6.
- Офицеры российской артиллерии: Опыт мартиролога. — М.: Издательство ПСТГУ, 2011. — 776 с. — ISBN 978-5-7429-0613-1.
- Красный террор в Петрограде / Сост., пред. и комм. С.В. Волкова. — М.: «Айрис-пресс», 2011. — 512 с. — ISBN 978-5-8112-4336-5.
- Генералы и штаб-офицеры русской армии: Опыт мартиролога. — М.: ФИВ, 2012. — 1464 с.
- Офицеры казачьих войск: Опыт мартиролога. — М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2013. — 960 с.
Прочие работы
- Офицерство и российская культура // Известия культуры России, 1991. Июль, с. 21-26.
- «Ваш долг есть: сохранять законы…» // Известия культуры России, 1991. Август, с. 22-24.
- «Морским судам быть…» // Известия культуры России. 1992. Декабрь, с. 26-29.
- Смысл и значение Белой борьбы // Октябрь 1920-го. Последние бои Русской армии генерала Врангеля за Крым. М., «Рейтар», 1995, с. 3-5.
- О судьбе интеллектуального слоя в России и перспективах его восстановления // Интеллигенция в условиях общественной нестабильности. М., 1996, с. 54-70.
- Русское освободительное движение на весах истории // Материалы по истории Русского освободительного движения 1941—1945 гг. Выпуск 1. М., 1997, с 9-16.
- Вторая мировая война и русская эмиграция // Материалы по истории Русского Освободительного Движения. Вып. 2., М., 1998, с. 11-25.
- Белое движение и Императорский Дом // Русский исторический журнал. М., 1999. Зима 1998, т.1, № 2, с. 72-84.
- «Цивилизованный патриотизм» и современное политическое мышление // «Полития», 1999. Осень, № 3, с. 64-80.
- Российское офицерство как служилое сословие // Офицерский корпус русской армии. Опыт самопознания. М., 2000 (Российский военный сборник. Вып. 17), с. 489—511.
- Российское служилое сословие и его конец // Русский исторический журнал М., 2000. (Осень 1998) т. 1, № 4, с. 25-41.
- Исторический опыт Российской империи // Русский исторический журнал. М., 2001 (Весна 1999) т. 2, № 2, с. 405—433.
- «Восточные части» российской армии // «Восточная коллекция» 2001, № 3 (6) с. 119—121; № 4 (7), с. 127—131.
- К вопросу о «единстве нашей истории» // Научно-практическая конференция «Проблемы декоммунизации России» ноябрь 2001 г. Тезисы докладов. М., 2001, с. 14-16.
- Русское офицерство как историко-культурный феномен // Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. М., «Росспэн», 2002, с. 165—181.
- Казачьи войска: революция и Гражданская война // Казачество России. Справочная книга. М., 2003, с. 33-49.
- Выступление на «круглом столе» «Опорные точки русского национального оптимизма» 19 мая 2003 г. // Споры эпохи Путина, М. 2004. Изд.дом «Литературная газета», с. 437—443
- О перспективах создания справочника-указателя по служилому слою императорской России // Румянцевские чтения. Материалы международной конференции. М., 2005, с. 36-39.
- О преемственности российской государственности // Духовные основы российской государственности. М., 2005, с. 190—195.
- [swolkov.org/sov/index.htm Советский истеблишмент] // Русский исторический журнал. 2001 № 1-4, с. 237—358.
- Базы данных по персональному составу российского служилого сословия // [www.vestarchive.ru/ Вестник архивиста], 2006, № 2-3, с. 319—324.
- Русская военная эмиграция в Италии // Русские в Италии: культурное наследие эмиграции. М., «Русский путь» 2006, с. 139—153.
- Издания военно-учебных заведений как источник по персональному составу русского офицерского корпуса // Румянцевские чтения. Материалы международной конференции. М., 2007, с. 63-68.
- Архивные источники по истории русской военной эмиграции // Русский Исход как результат национальной катастрофы. К 90-летию окончания Гражданской войны на европейской территории России. М., 2010, с. 242—251.
Другие работы на эту тему
- Офицерство и «новое дворянство» // Дворянское Собрание (альманах), 1995, № 3, с. 299—304.
- Русский офицерский корпус // Дворянское Собрание (альманах), 1995, № 3, с. 55-72.
- Офицеры в России до создания регулярной армии // Ориентир, 1996, № 1, с. 62-64.
- Статус офицера в русском обществе XVIII—XX вв. // Ориентир, 1996, № 2, с. 64-66.
- Система офицерских чинов. Получение первого офицерского чина // Ориентир, 1996, № 3, с. 55-59.
- Чинопроизводство офицеров // Ориентир, 1996, № 5, с. 70-73.
- Порядок прохождения службы // Ориентир, 1996, № 6, с. 50-52.
- Капитальный труд о современном казачестве // Наши Вести, 1996, № 442, с. 18-19.
- Та самая, советская // Слово, 1997, № 1-2, с. 2-6.
- Наказания и дисциплинарная практика в Российской армии // Ориентир, 1997, № 1, с. 58-60.
- Идеология и мораль офицерского корпуса // Ориентир, 1997, № 3, с. 59-61; № 4, с. 46-47.
- Свод сведений о составе служилых слоев России // Известия ИРО, 1997, № 4-5 (48-49), с. 193—194.
- Трагедия русского офицерства // Разбитый компас, 1997. Январь — сентябрь. № 3, с. 148—236.
- О способности интеллигенции к государственному управлению // Интеллигенция и власть. М., УРСС, 1999, с. 10-18.
- Об архиве общества «Родина» // Ежегодник РФК. 1999. Часть II. Июль-декабрь, с. 33-34.
- Интеллектуальный слой в советском обществе // Красные холмы (альманах). М., 1999, с. 277—292.
- Собрание общества «Родина» вернулось в Россию // Отечественные архивы, 2000, № 1, с. 41-44, 46.
- Предисловие // Стрелянов П. Н. Одиссея казачьего офицера. М., 2001, с. 5-6.
- Интеллектуальный слой в советском обществе // Русский исторический журнал. М., 2001 Зима 1999 т. 2, № 1, с. 19-53.
- Исторический опыт Российской империи // Русский исторический журнал. М., 2001 Весна 1999 т. 2, № 2, с. 405—433.
- Отв. ред.: Донской генералитет в изгнании. М., 2001, 263 с.
- «Восточные части» российской армии // «Восточная коллекция» 2001, Лето, № 3 (6) с. 119—121; Осень, № 4 (7), с. 127—131.
- [www.rons.ru/volkov-D.armia.htm Образование Добровольческой армии // III-й Рим. Альманах № 4. М., 2001, с. 43-52].
- Составление и примечания // Андоленко С. П. «Нагрудные знаки русской армии». М., Военное издательство, 2002, с. 207—223.
- Пришла ли к власти в России новая элита? // Гражданинъ, 2003. Март — апр. № 2, с. 56-59.
- Дроздовцы на чужбине // Дворянский вестник, 2004, № 1(104), с. 6.
Книги мемуарной серии «Белое движение»
Сергей Владимирович — составитель, научный редактор, автор предисловий и комментариев 26 томов подсерии «Белое движение» серии «Россия забытая и неизвестная» (Москва: «Центрполиграф», 2001—2005) общим объёмом более 1100 печатных листов:
- [swolkov.org/ms/ms01.htm Зарождение Добровольческой армии]. 2001, 638 с.
- [swolkov.org/ms/ms02.htm Первые бои Добровольческой армии]. 2001, 543 с.
- [swolkov.org/ms/ms03.htm Первый Кубанский («Ледяной») поход]. 2001, 944 с.
- [swolkov.org/ms/ms04.htm Сопротивление большевизму]. 1917—1918 гг. 2001, 606 с.
- [swolkov.org/ms/ms05.htm 1918-й год на Украине]. 2001, 414 с.
- [swolkov.org/ms/ms06.htm Второй Кубанский поход и освобождение Северного Кавказа]. 2002, 639 с.
- [swolkov.org/ms/ms07.htm Возрожденные полки Русской армии в Белой борьбе на Юге России]. 2002, 574 с.
- [swolkov.org/ms/ms08.htm Офицеры российской гвардии в Белой борьбе]. 2002, 815 с.
- [swolkov.org/ms/ms09.htm Флот в Белой борьбе]. 2002, 607 с.
- [swolkov.org/ms/ms10.htm Белая борьба на Северо-Западе России]. 2003, 687 с.
- [swolkov.org/ms/ms11.htm Кадеты и юнкера в Белой борьбе]. 2003, 927 с.
- [swolkov.org/ms/ms12.htm Русская Армия на чужбине. Галлиполийская эпопея]. 2003, 463 с.
- [swolkov.org/ms/ms13.htm Русская армия в изгнании]. 2003, 512 с.
- [swolkov.org/ms/ms14.htm Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии]. 2003, 943 с.
- [swolkov.org/ms/ms15.htm Вооруженные силы на Юге России. Январь — июнь 1919 г.] 2003, 671 с.
- [swolkov.org/ms/ms16.htm 1918-й год на Востоке России]. 2003, 463 с.
- [swolkov.org/ms/ms17.htm Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма]. 2003, 703 с.
- [swolkov.org/ms/ms18.htm Поход на Москву]. 2004, 735 с.
- [swolkov.org/ms/ms19.htm Восточный фронт адмирала Колчака]. 2004, 690 с.
- [swolkov.org/ms/ms20.htm От Орла до Новороссийска]. 2004, 622 с.
- [swolkov.org/ms/ms21.htm Последние бои Вооруженных сил Юга России]. 2004, 446 с.
- [swolkov.org/ms/ms22.htm Великий Сибирский Ледяной поход]. 2004, 718 с.
- [swolkov.org/ms/ms23.htm Донская армия в борьбе с большевиками]. 2004, 655 с.
- [swolkov.org/ms/ms24.htm Последние бои на Дальнем Востоке]. 2005, 815 с.
- [swolkov.org/ms/ms25.htm Белая эмиграция в Китае и Монголии]. 2005, 431 с.
- [swolkov.org/ms/ms26.htm Русская эмиграция в борьбе с большевизмом]. 2005, 479 с.
Напишите отзыв о статье "Волков, Сергей Владимирович"
Примечания
- ↑ Социально-политическая роль буддийской сангхи, 1982, защищена 12.3.1982.
- ↑ Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи, 1987, защищена 7.12.1989.
- ↑ [swolkov.org/info.htm Информация о базе данных] на сайте автора.
- ↑ [swolkov.org/info1.htm Информация о базе данных] на сайте автора.
- ↑ [vozvr.ru/tabid/311/ArticleId/491/.aspx личная страничка] на [vozvr.ru/ сайте «Возвращения»]
- ↑ Абинякин Р. М. [www.tatveteran.ru/news/?id=565 Бывшие офицеры — заключенные Орловского концентрационного лагеря. 1920—1922 гг] // Вопросы истории : журнал. — 2010. — № 11. — С. 80—93.
Ссылки
- [swolkov.org/ Официальный сайт] С. В. Волкова
-
— Сергей Владимирович Волков в «Живом Журнале»
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Волков, Сергей Владимирович
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Категории:
- Родившиеся 7 января
- Родившиеся в 1955 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Москве
- Доктора исторических наук
- Учёные по алфавиту
- Историки СССР
- Востоковеды СССР
- Историки России
- Востоковеды России
- Кореисты
- Выпускники Института стран Азии и Африки при МГУ
- Сотрудники Института востоковедения РАН
- Преподаватели ПСТГУ
- Монархисты России
- Лауреаты премии Ленинского комсомола
