Волков, Фёдор Григорьевич

Фёдор Григорьевич Волков
Портрет работы А. П. Лосенко, 1763 год.
Профессия:	актёр, театральный режиссёр, драматург, поэт, музыкант, художник
Годы активности:	1750—1763
Театр:	Русский для представления трагедий и комедий театр

Фёдор Григо́рьевич Во́лков  (9 (20) февраля 1729, Кострома — 4 (15) апреля 1763, Москва) — русский актёр и театральный деятель, который создал первый постоянный русский театр. Считается основателем русского театра.

Биография

Родился Фёдор 9 февраля (20 февраля по новому стилю) 1729 года в Костроме.

Отец его, костромской купец, умер во время его малолетства. Мать в 1735 году вторично вышла замуж за купца Фёдора Полушкина и переехала к нему с детьми в Ярославль. Отчим Волкова был человек состоятельный и добрый. Ярославцам были знакомы разные виды театральных представлений. Волков с детства видел народные игрища, любительские спектакли и представления школьных драм. Он отличался разнообразными талантами. Первые уроки грамотности мальчик получил от пастора, состоявшего при герцоге Э. И. Бироне, сосланном в Ярославль.

В возрасте двенадцати лет отправлен в Москву обучаться делу к немецким промышленникам, у которых Волков, помимо всего прочего, в совершенстве выучил немецкий язык, на котором говорил «как природный немец». В Москве же он увлёкся театральными представлениями, которые разыгрывались студентами Славяно-греко-латинской академии. Учась в Москве, Волков, по свидетельству А. А. Шаховского, «отличался на святках в представлении духовных драм и переводных комедий, которыми издавна славились заиконоспасские студенты». Волков выделялся из среды сверстников умом, прилежанием и знаниями, «пристрастно прилежал, — по словам Новикова, — к познанию наук и художеств». Время учёбы совпало с восхождением на престол Елизаветы Петровны, которая немало способствовала развитию культуры.

В 1746 году молодой купец прибыл по делам в Петербург, и здесь, по преданию, посещение придворного театра произвело на него потрясающее впечатление. Он весь отдался новой страсти и в течение двух лет пребывания в Петербурге занимался искусствами и изучением сценического дела. В 1748 году после смерти отчима Фёдор Волков получает в управление заводы, но вскоре уходит от дел, передав управление брату.

Обретя независимость, он собирает вокруг себя любителей театральных представлений из числа ярославской молодёжи. 29 июня (10 июля) 1750 года в большом каменном амбаре, где прежде купец Полушкин хранил свой товар, Волков дал своё первое публичное представление, показав драму «Эсфирь» (в переводе Волкова) и пастораль «Эвмон и Берфа». Хотя не все ярославцы приняли новую забаву, и даже имеются сведения о разбое, учинённом несколькими горожанами во время одного из спектаклей, уже в следующем году в Ярославле специально для спектаклей Волкова был построен деревянный театр на берегу Волги, открывшийся 7 января 1751 года трагедией А. П. Сумарокова «Хорев». В театре Волкова, кроме него самого, играли его братья Григорий и Гаврила, «канцеляристы» Иван Иконников и Яков Попов, «церковник» Иван Дмитревский, «пищики» Семён Куклин и Алексей Попов, цирюльник Яков Шумский, посадские люди Семён Скачков и Демьян Галик. Это был первый общедоступный театр в России.

Вскоре про «ярославские комедии» стало известно при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Специальным указом 1752 года она вызвала Волкова в Петербург:

…Императрица Елисавета Петровна самодержица всероссийская сего генваря 3 дня указать соизволили: ярославских купцов Фёдора Григорьева сына Волкова с братьями Гаврилою и Григорием, которые в Ярославле содержат театр и играют комедии, и кто им для того ещё потребны будут, привесть в Санкт-Петербург <…> Для скорейшего оных людей и принадлежащего им сюда привозу, под оное дать ямские подводы и на них из казны прогонные деньги…

С конца января ярославцы во главе с Фёдором Волковым уже играли перед императрицей и двором. Репертуар составляли трагедии А. П. Сумарокова «Хорев», «Синав и Трувор» и шекспировский «Гамлет». Также спектакли шли при Сухопутном шляхетском корпусе.

30 августа 1756 года был официально учреждён «Русский для представления трагедий и комедий театр», положивший начало созданию Императорских театров России, а Фёдор Волков был назначен «первым русским актёром», а директором театра стал Александр Сумароков, в 1761 году этот пост занял Волков. Но ради любимого дела Фёдор Григорьевич отказался от поста в личной канцелярии императрицы (кабинет-министра), ордена Святого Андрея Первозванного, поместий и крепостных.

Фёдор Волков написал около 15 пьес («Суд Шемякин», «Всяк Еремей про себя разумей», «Увеселение московских жителей о масленице» и др.), не сохранившихся до нашего времени, также был автором торжественных од (известно, что начал писать оду «Пётр Великий») и песен (сохранились «Ты проходишь мимо кельи, дорогая» о насильно постриженном в монахи и «Станем, братце, петь старую песню, как живали в первом веке люди» о минувшем Золотом веке). Помимо этого он занимался художественным оформлением спектаклей; известна его картина, изображающая его и братьев во время спектакля, бюст Петра I; согласно преданию его работой является и резной иконостас Николо-Надеинской церкви в Ярославле. Играл на многих инструментах и создавал музыку к спектаклям.

До сих пор одним из самых неясных моментов в его жизни является его роль во время переворота и возведения на престол Екатерины II. Обращает на себя внимание факт включения гражданского лица в отряд гвардейцев, охранявших свергнутого императора Петра III в Ропше. После переворота он всегда имел доступ в кабинет государыни без доклада. На масляную неделю 1763 года, в честь коронации императрицы Екатерины II, в Москве был устроен многодневный «большой маскарад, называемый „Торжествующая Минерва“, в котором изъявится Гнусность пороков и Слава добродетели», который стал последним творением Волкова.

Во время маскарада он простудился и 4 апреля (15 апреля по новому стилю) 1763 года умер. Свой последний спектакль он сыграл 29 января, выступив в своей лучшей роли Оскольда в трагедии Сумарокова «Семира».

Фёдор Волков был похоронен в Москве, на кладбище Златоустовского монастыря [монастырь не сохранился, находился между улицами Мясницкой и Покровской]. Никаких следов от его могилы не осталось. В начале 1960-х годов на кладбище Спасо-Андроникова монастыря установлено надгробие-кенотаф, т.к. до обнаружения Л.М.Стариковой документов о погребении Ф.Г.Волкова, считали, что он похоронен в Спасо-Андрониковом монастыре.

Память

• В Ярославле в честь Ф. Г. Волкова назван театр, площадь перед ним и улица, а в 1973 году был открыт памятник в сквере у театра. Его инициалы Ф. В. также высечены на фонарных столбах рядом с театром.
• Правительством РФ учреждена «Премия имени Федора Волкова за вклад в развитие театрального искусства Российской Федерации».
• В СССР были выпущены почтовые марки, посвященные Волкову.
• В Ярославле была учреждена масонская ложа, которая была названа в честь Фёдора Волкова.

• Почтовые марки СССР
• The Soviet Union 1956 CPA 1971 stamp (Fyodor Volkov (after Anton Losenko) and Menshikov Palace).jpg

  Почтовая марка СССР, 1956 год:
  200 лет со дня учреждения первого в России государственного театра

• Fyodor Volkov 00 (stamp).jpg

  Почтовая марка СССР, 1972 год:
  портрет актера работы А. П. Лосенко

Литература

• Куликова К. Ф. Кинжал Мельпомены: Рассказ о жизни Фёдора Волкова [1729—1763]. — М.; Л.: Искусство, 1963. — 172 с. — (Корифеи русской сцены).
• Астафьев А. В., Астафьева Н. А. Ф. Г. Волков // Писатели Ярославского края. — Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1974. — С. 41-45. — 248 с. — 5 000 экз.
• Любомудров М.Н. Федор Волков: Биографическая повесть/ Оформл.- В. Бабанова. — Л.: Дет. лит., 1983. — 191 с., ил.
• Куликова К. Ф. Российского театра первый комедиант // Куликова К. Ф. Российского театра первые актёры. — Л.: Лениздат, 1991. — С. 19 - 59. — 336, [32] с. — (Выдающиеся деятели науки и культуры в Петербурге—Петрограде—Ленинграде). — 50 000 экз. — ISBN 5-289-00810-1. (в пер.)
• Исторический лексикон. Том 8. — XVIII век. — М., 1996. С. 152—157.
• Серков А. И. Русское масонство. 1731—2000 гг. Энциклопедический словарь. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2001. — 1224 с.
• Palmer, E. Peter III. Der Prinz von Holstein. - Erfurt, Deutschland: Sutton Verlag, 2005. - s. 71-72, 114. - ISBN 3-89702-788-7
• Волков, Федор Григорьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Л.М.Старикова. О Федоре Волкове. М., ГЦТМ им.А.А.Бахрушина, 2013.

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/VOLKOV_FEDOR_GRIGOREVICH.html Волков Фёдор Григорьевич] // Энциклопедия «Кругосвет»

Отрывок, характеризующий Волков, Фёдор Григорьевич

Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.