Волконский, Алексей Никитич

Князь Алексей Никитич Волконский (1720-е — 21 апреля 1781) — генерал-майор русской императорской армии из рода Волконских, крупный землевладелец.

Второй сын печально известного князя Никиты Фёдоровича Волконского, который в шутовском наряде развлекал императрицу Анну Иоанновну, и Аграфены Петровны, сестры государственного канцлера Алексея Бестужева. После ссылки матери Алексей и его старший брат Михаил воспитывались у деда, П. М. Бестужева.

Военное образование получил в Сухопутном шляхетском корпусе, откуда 23 октября 1738 г. выпущен в армию прапорщиком. Принимал участие в Семилетней войне. После прихода к власти Екатерины II из подполковников Украинского полка пожалован (26 июня 1762 г.) в полковники, хотя, в отличие от брата, в перевороте участия не принимал. В том же году, 30 ноября, произведён в генерал-майоры.

В 1760-е гг. братья Волконские унаследовали обширные имения своих дядей Бестужевых. По разделу 1768 году Алексей получил в Богородском уезде сёла Невзорово и Образцово, где им была достроена существующая церковь Рождества Богородицы, в Московском уезде — село Сергиевское-Комягино, а в окрестностях Петербурга — село Каменный Нос и деревню Коломяги.

Семья

Жена — Маргарита Родионовна Кошелева (ум. 1790), дочь первого в России шталмейстера Р. М. Кошелева, внучка пастора Глюка. Похоронена рядом с мужем в семейной усыпальнице — Всехсвятской церкви Пафнутьева Боровского монастыря. Овдовев, по разделу с детьми оставила за собой три дома в Москве. Дети:

• Михаил (ум. 1786), ротмистр конной гвардии, бригадир; женат на Варваре Ивановне Шиповой (ум. 1804), которая после его смерти вышла замуж за князя Ф. Н. Голицына.
• Мария (1750—1804), жена (с 1775) князя Ивана Сергеевича Гагарина (1754—1810); у них сыновья Сергей и Григорий.
• Екатерина (1754—1829), жена (с 1781) графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина (1744—1817), известного библиофила.
• Николай (1757—1834), генерал-лейтенант; женат на Федосье Петровне Нащокиной (1760—1824, сестра А. П. Нащокина).
• Пётр (1759—1828), бригадир; женат на грф. Софье Ивановне Гендриковой (дочь И. С. Гендрикова).
• Варвара (1760—1827), жена полковника Михаила Петровича Нарышкина (1753—1825); у них дети Михаил и Маргарита.
• Анна (1762—1828), хозяйка поместий Каменный Нос и Коломяги; не замужем.

В истории русского искусства известно собрание портретов семьи князя Алексея Никитича, которое перешло к его дочери Екатерине и хранилось в начале XX века у её потомков в усадьбе Андреевское Мологского уезда, а после революции вошло в собрание Рыбинского музея-заповедника.

• Margarita Volkonskay.jpg

  Маргарита Родионовна,
  жена
• Maria Alekseevna Gagarina, 1753-1804.jpg

  Мария Алексеевна,
  дочь
• Catherine Musina-Pushkina by F.Rokotov.jpg

  Екатерина Алексеевна,
  дочь
• Anna Naryshkina.jpg

  Варвара Алексеевна,
  дочь
• Anna Volkonskay.jpg

  Анна Алексеевна,
  дочь

Литература

• Г. А. Власьев. Потомство Рюрика. Том 1. Ч. 3. СПб, 1907. С. 400, 412-413.

Отрывок, характеризующий Волконский, Алексей Никитич

– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.