Волконский, Фёдор Фёдорович Мерин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Волконский, Фёдор Фёдорович»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Фёдорович Волконский
Род деятельности:

стряпчий, стольник, окольничий, боярин, воевода

Подданство:

Русское царство Русское царство

Дата смерти:

1665(1665)

Место смерти:

Казань

Отец:

Фёдор Иванович Мерин Волконский

Дети:

Андрей

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Князь Фёдор Фёдорович Волко́нский (ум. в феврале 1665, Казань) — русский военный и государственный деятель, стряпчий (1618), стольник (1621), окольничий (1634), боярин (1650), воевода и дипломат, известен обороной крепости Белой от поляков в ходе Смоленской войны. Старший сын воеводы князя Фёдора Ивановича Мерина Волконского.





Биография

В 1605 году был воеводой в Мценске.

В июне 1618 года участвовал в разрешении местнического спора между боярином князем Дмитрием Пожарским и стольником Юрием Татищевым («милостивое слово сказывал стряпчий князь Волконский»).

С 1621 года — стольник.

В 1620-е годы служил при дворе и несколько раз посылался воеводой на южную границу против крымских татар.

В 1629 — 1631 годах — воевода города Ливны.

В 16331634 годах (после капитуляции русской армии во главе с боярином М. Б. Шеиным под Смоленском), будучи воеводой в крепости Белая, в течение 59 дней отбивал приступы польского войска под командой королевича Владислава IV Вазы, за что в июне 1634 года был пожалован в окольничие, получив в подарок шубу с царского плеча, кубок и вотчины.

В 1635 году в звании наместника калужского вёл переговоры с литовскими послами, а в 1636 — с послами Гольштейна.

В 1636 году воевода и окольничий в Путивле.

В 1637-1639 годах находится с посольством в Грузии. В составе делегации — архидиакон Арсений Суханов.

В 1639 году в звании наместника муромского вёл переговоры с крымскими послами.

В 16431647 годах служил вторым воеводой в Астрахани. Возглавлял несколько приказов (Челобитный, Литовский, Сыскной, Большого прихода, Сбора даточных людей). В 1645 году поставлен во главе Казачьего приказа.

В 1648 году был назначен членом комиссии по составлению Соборного Уложения вместе с князьями Н. И. Одоевским и С. В. Прозоровским.

В 1649 году направлен в Заонежье, которому угрожали шведы. Руководил строительством Олонецкой крепости.

До 31 декабря 1649 года воевода в Олонце.

30 марта 1650 прибыл из Москвы в Псков для сыска участников т. н. «хлебного бунта».

Псковичи обругали его, нанесли ему несколько ударов и отняли у него грамоту, в которой приказано было ему казнить виновных. Псковичи, прочитавши эту грамоту, закричали: «Мы скорее казним здесь того, кто будет прислан из Москвы казнить нас!», после чего Волконский был схвачен восставшими и посажен в тюрьму.

В декабре 1651 года после возвращения, первым в роду получил боярское достоинство.

В 1653 году вместе с боярином князем Б. А. Репниным отправлен послом в Речь Посполитую, а после возвращения назначен вторым воеводой в Киев с 23 марта по 30 апреля, где в 16541656 годах принимал активное участие в военных действиях против Польши. Действуя на правом фланге армии гетмана Богдана Хмельницкого, захватил литовские города Столин, Туров, Давид-Городок и Пинск.

В 1658 году в составе «великого посольства» боярина князя Н. И. Одоевского вёл переговоры с послами Дании, а затем — Речи Посполитой, безуспешно пытаясь склонить посланников польского короля к «вечному докончанию».

В 1662 году усмирял восстание в Казани.

В 1662—1663 годах воевода в Уфе.

С 29 октября по 18 ноября 1663 года воевода в Мензелинске.

Умер в Казани в феврале 1665 года.

Семья

Источники

Напишите отзыв о статье "Волконский, Фёдор Фёдорович Мерин"

Ссылки

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_we/volkonsky_ff.html Биография] на сайте Хронос
  • Волков В. [archive.is/20130126132229/www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=2047&n=72 «Защитник крепости Белой»] // Родина. — №7. — 2002

Отрывок, характеризующий Волконский, Фёдор Фёдорович Мерин

– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.