Волна преступности (фильм, 1985)
| Волна преступности | |
| Crimewave | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Эдвард Р. Прессман |
| Автор сценария |
Джоэл Коэн |
| В главных ролях |
Рид Берни |
| Оператор |
Роберт Праймз |
| Композитор |
Джозеф ЛоДука |
| Кинокомпания |
Embassy Pictures |
| Длительность |
83 мин |
| Бюджет |
3 млн. $ |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Волна́ престу́пности» (англ. Crimewave) — фильм американского режиссёра Сэма Рэйми. Снят в США в 1985 году по сценарию братьев Коэн в характерной стилистике смешения жанров (детектив, триллер, комедия). В ряде источников фильм называется «Разбитые сердца и носы» (англ. Broken Hearts And Noses) или «Азбука убийства» (англ. The XYZ Murders).[1]
Содержание
Сюжет
История начинается и завершается рассказом от лица героя — Вика Аякса (Рид Берни), ожидающего на электрическом стуле исполнения вынесенного ему смертного приговора и вспоминающего цепочку невероятных событий, которые привели к такому финалу. Он — восторженный, но несколько туповатый молодой человек, специалист по охранным системам компании «Тренд-Обегард Секьюрити». Мистер Тренд (Эдвард Р. Прессман), один из совладельцев, нанимает двух киллеров для ликвидации своего компаньона. Эта пара карикатурных персонажей Краш (≈Громила, Пол Л. Смит) и Коддиш (≈Хамло, Брайон Джеймс), бывших дератизаторов, исполняет заказ. По стечению обстоятельств, сопровождающихся нелепыми случайностями, драками, погонями, объяснениями в любви, обвинение в убийстве ложится на Вика.
В ролях
- Рид Берни — Вик Аякс
- Брюс Кэмпбелл — Ренальдо «Мерзавец»
- Пол Л. Смит — Фэрон «Громила»
- Брайон Джеймс — Артур «Хамло»
- Люси Лейсер — Хелен Тренд
- Эдвард Р. Прессман — Эрнест Тренд
- Шири Дж. Уилсон — Нэнси
- Ричард Брайт — офицер Бреннан
Процесс съёмок и последующего проката
Съёмки фильма финансировали компания Embassy Pictures, лично Сэм Рэйми, актёр Брюс Кэмпбелл и сопродюсер Роберт Таперт (принимали также активное участие в съёмках в качестве соавторов режиссёра), сторонние инвесторы: ассоциация владельцев продуктовых магазинов и ассоциация дантистов Мичигана.[2] Роль Виктора Аякса первоначально была предложена Кэмпбеллу, но руководство студии передала её Риду Берни. Embassy Pictures настаивала на привлечении именитых актёров, но при зарплатной части бюджета в 2.5 млн долларов это было не реально. Кроме того, они постоянно требовали снижения расходов, сокращения сценария, полного своего контроля за процессом производства. В период завершения съёмок и монтажа фильма студия ограничила участие Кэмпбелла только его актёрским вкладом, отказав в дальнейшем финансировании его услуг как соавтора фильма. Музыка Сэма Рэйми была заменена на композиции приглашённого Джозефа ЛоДюка, принят новый редактор для сокращения окончательной версии картины. Были проблемы и кроме давления со стороны Embassy Pictures: актриса Люси Лейсер (по утверждению Кэмпбелла употреблявшая кокаин) со скандалом выгнала визажиста и самостоятельно (и чрезвычайно небрежно) накладывала грим; Брайон Джеймс регулярно громил свой гостиничный номер, изгоняя преследующих его призраков.[2]
Фильм ожидал кассовый провал. При объявленном бюджете в 3 000 000 долларов, в первые выходные проката сборы в США составили 3 571 доллар и к 1986 году едва превысили 5 000 долларов. Чуть более успешным оказался прокат в Германии (около 200 000 долларов).[3]
Критика
- Киносайт «Сelluloid Dreams» (Великобритания): «Сюжет часто пропадает без вести, есть несколько необъяснимых его поворотов и сцен…Сценарий разочаровывает, несколько приколов срабатывают, но это всё, что заметно из талантов братьев Коэн».[4]
- Интернет ресурс «Dave’s Film & DVD Reviews» (США): «Это действительно очень глупый фильм. Сделанный с очевидной данью уважения к <героям мультфильмов> Looney Tunes, „Волна преступности“ пытается на каждом шагу увлечь сумасбродным, динамичным действием мультфильма, но редко достигает этой цели. При всей хаотичности фильм остаётся затянутым».[5]
- Российский фан-сайт братьев Коэн со ссылкой на Variety: «Кино производит впечатление скорее раскадрованного, чем срежиссированного, и, несмотря на то что все хорошо отработали, фильм выглядит довольно дёшево, и его воздействие испаряется сразу же после финального затемнения. Впрочем, смешных моментов достаточно, чтобы сделать фильм приемлемо забавным зрелищем».[6]
Напишите отзыв о статье "Волна преступности (фильм, 1985)"
Примечания
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0088967/releaseinfo Release dates for Crimewave at IMDb]
- ↑ 1 2 Bruce Campbell. If Chins Could Kill: Confessions of a B Movie Actor. — LA USA: LA Weekly Books, 2002. — P. 244. — ISBN 0-312-24264-6.
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0088967/business Box office / business for Crimewave at IMDb]
- ↑ Simon Hill. [www.celluloiddreams.co.uk/crimewave.html Crimewave] (англ.). Сelluloid Dreams. Проверено 31 августа 2011. [www.webcitation.org/6ADnIgGYe Архивировано из первоисточника 27 августа 2012].
- ↑ [davesfilmreviews.blogspot.com/2009/10/crimewave.html Crimewave] (англ.). Dave's Film & DVD Reviews (07.10.2009). Проверено 31 августа 2011. [www.webcitation.org/6ADnJL7Nz Архивировано из первоисточника 27 августа 2012].
- ↑ [www.coen-brothers.ru/archives/167 Рецензия на фильм «Волна преступности»] (рус.)(недоступная ссылка — история). Variety (19.06.2010). Проверено 31 августа 2011.
Ссылки
- «Волна преступности» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
Отрывок, характеризующий Волна преступности (фильм, 1985)
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
