Володин, Семён Егорович

Семён Егорович Володин
Дата рождения	7 мая 1913(1913-05-07)
Место рождения	с. Василев Майдан, Починковский район, Нижегородская область
Дата смерти	20 июля 1980(1980-07-20) (67 лет)
Место смерти	Краснодар
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	авиация
Годы службы	1935—1957
Звание
Сражения/войны	Советско-финская война, Великая Отечественная война
Награды и премии

Семён Егорович Володин (1913—1980) — генерал-майор Советской Армии, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза (1944).

Биография

Семён Володин родился 7 мая 1913 года в селе Василев Майдан (ныне — Починковский район Нижегородской области) в крестьянской семье. Окончил шесть классов сельской школы, после чего был вынужден бросить учёбу и пойти работать маслёнщиком на молотьбе. С января 1931 года проживал в Нижнем Новгороде, работал на заводе «Красное Сормово», был учеником слесаря, затем слесарем. В 1935 году Володин окончил Горьковский аэроклуб, став пилотом самолёта «У-2». Осенью того же года он был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию и направлен в воздушно-десантные войска. Весной 1936 года Володин поступил в Качинскую военную авиационную школу пилотов. После её окончания проходил службу в 57-й бомбардировочной эскадрилье. В 1939 году он вступил в ВКП(б).

Участвовал в советско-финской войне, в марте 1940 года был награждён орденом Красного Знамени. После окончания курсов комиссаров-лётчиков Володин получил назначение в Киевский военный округ. Был комиссаром эскадрильи 210-го бомбардировочного авиаполка, который базировался неподалёку от границы СССР с Румынией.

С первых дней Великой Отечественной войны — на её фронтах. Участвовал в приграничных боях, боях в районе Каховки и Днепропетровска. В конце 1941 года полк был отправлен в тыл на переформирование. Майор Володин 15 июня 1942 года окончил Академические курсы усовершенствования командиров авиационных полков и дивизий и был назначен командиром 735-го штурмового авиаполка. В кратчайшие сроки он освоил штурмовик «Ил-2». Участвовал в разгроме Демянской группировки противника, Курской битве, в том числе штурмовки скоплений войск противника у Прохоровки, освобождении Украинской ССР, битве за Днепр. 5 февраля 1944 года его полк был преобразован в 143-й гвардейский. Летом 1944 года полк Володина участвовал в Львовско-Сандомирской операции, за что получил почётное наименование «Львовского». Всего же к августу 1944 года гвардии подполковник Семён Володин совершил 116 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 2 немецких самолёта.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1944 года за «мужество и героизм, проявленные в разгроме Золочевской и Бродской окруженных группировок противника, и за активное участие в освобождении города Львова» гвардии подполковник Семён Володин был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 4612.

Вскоре Володин стал заместителем командира 8-й гвардейской штурмовой авиадивизии. В этой должности участвовал в Висло-Одерской операции, освобождении Кракова, Ченстоховы, захвату плацдарма под Бреслау и Кюстрином, Берлинской и Пражской операциях.

После окончания войны Володин продолжал службу в ВВС. В 1950 году он окончил Военную академию Генерального штаба. В 1957 году в звании генерал-майора авиации Володин был уволен в запас. Проживал сначала в Кировограде, затем в Краснодаре. Скончался 20 июля 1980 года, похоронен на Славянском кладбище Краснодара.

Был также награждён тремя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды, а также рядом медалей.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Кашичкин В. Сормовичи — Герои Советского Союза. — Н.Новгород, 1996.
• Тюльников Л. К., Басович Я. И. Герои Советского Союза — горьковчане. Горький, 1981.

Отрывок, характеризующий Володин, Семён Егорович

– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.