Воложинское гетто
Воложинское гетто | |
Камень в память убитых во время Катастрофы евреев Воложина на кладбище «Кирьят Шауль» в Тель-Авиве | |
Местонахождение | |
---|---|
Период существования | |
Председатель юденрата |
Якоб Гарбер |
Воложинское гетто на Викискладе |
Воло́жинское гетто (август 1941 — июнь 1943) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев Воложина Минской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.
Содержание
Оккупация Воложина
Перед войной численность евреев в Воложине составляла 1 434 человека.
Город был оккупирован войсками вермахта 25 (26[1]) июня 1941 года. и оккупация продлилась 3 года — до 5 июля 1944 года[2][3].
Бургомистром города оккупанты поставили Станислава Торского (Stanislaw Torsky), человека с крайне антисемитскими взглядами[4].
Создание гетто
Немецкие солдаты, вошедшие в город, сразу же убили несколько евреев. На следующий день, 26 июня 1941 года, гестапо в принудительном порядке создало юденрат в составе 12 человек. Бургомистр уже на второй день своего правления приказал арестовать 11 евреев (среди них — городской врач с дочерью), которых зверски избили и расстреляли[4].
В августе 1941 года в Воложине было создано еврейское гетто, куда немцы согнали евреев из Воложина, Вишнево, Ошмян и близлежащих деревень — всего примерно 3 500 человек[4][5].
Вскоре после германской оккупации в городе была образована еврейская подпольная группа антинацистского сопротивления[1].
Условия в гетто
Евреев изнуряли принудительным трудом, подвергали пыткам, морили голодом, многих публично убивали[4].
Местных жителей, которые иногда пытались помочь евреям с едой, жестоко наказывали[4].
Уничтожение гетто
Воложинская комиссия содействия ЧГК СССР в акте от 13 июня 1945 года официально зафиксировала, что большинство убитых среди мирного населения Воложинского района от рук нацистов и их пособников составили евреи. В их числе погибли последние 64 ученика Воложинской иешивы[2].
Немцы, педантично исполняя нацистскую программу уничтожения евреев, первое массовое убийство евреев организовали в августе 1941 года. 45 человек вывели за город, заставили выкопать яму и всех расстреляли, заживо закопав раненых вместе с мёртвыми[1][2][5]. 28 октября 1941 года глава местного отделения гестапо по прозвищу Мока (Moka) приказал расстрелять 10 евреев в лесу возле города. Среди убитых был Якоб (Яни) Гарбер, глава юденрата. Известен случай, когда несколько евреев расстреляли на развёрнутом свитке Торы[4].
1 декабря 1941 года было убито около 300 воложинских евреев[5].
10 мая 1942 года евреев Воложинского гетто решили наказать за трёх немцев, несколькими днями ранее убитых партизанами. В 5 часов утра гетто было оцеплено подразделением СС вместе с белорусскими и польскими полицаями. Они вошли в гетто, убили двух еврейских полицейских на воротах, а затем начали стрелять в толпу евреев[6]. Глава полиции подозвал одного из членов юденрата, приказал чистить сапоги и затем выстрелил ему в голову. Часть евреев пыталась взобраться на крышу и спрыгнуть за ограду гетто. Большинство из них были застрелены, но 12 человек сумели бежать. Часть оставшихся в живых людей прождала до вечера, а затем ночью некоторым удалось уйти в лес.
В середине июля 1942 года в Воложине были расстреляны 2 000 евреев[7]. Ещё одна «акция» (таким эвфемизмом немцы называли массовые убийства) была организована в октябре (сентябре[1]) 1942 года. Гестаповцы пригнали 225 евреев из помещений бывших польских казарм на улицу Дубинскую и расстреляли[2].
В январе 1943 года на окраине Воложина, на улице Шаповаловской, немцы и белорусские полицаи сожгли примерно 400 евреев в сарае для сушки льна[1][2].
В июне 1943 года немцы убили 1 500 воложинских евреев, в том числе детей и женщин. Поводом для этой расправы стал донос местного жителя Данилы Нехая в гестапо, что евреи прячут у себя радиоприёмник. Сначала гестаповцы собрали узников гетто на площади по улице Дубинской в большом сарае, и уже оттуда группами по 50-100 человек гнали на воложинское еврейское кладбище, где расстреливали. Сопротивлявшихся, пытавшихся спрятаться или убежать убивали на месте. 600 евреев заживо сожгли в доме бывшего польского жандарма Булова (Bulow) рядом с кладбищем. Во время этой расправы сумел спастись только один Гирш Склют, который смог ударить полицейского и убежать[1][2][5]. По показаниям на суде одного из участников массовых убийств: «…Мы выехали в город Воложин, где расстреляли около двух тысяч человек евреев — мужчин, женщин, детей. Руководил расстрелом Граве. …Я лично расстрелял сто двадцать человек»[8].
Через некоторое время часть евреев из гетто привели на кладбище, заставили выкопать большую яму, а затем закопали живьём с помощью тракторов и танков[9].
Несколько евреев, вернувшихся в Воложин после освобождения города, были убиты местными жителями[9].
Организаторы и исполнители убийств
Руководство расстрелами возглавляли немецкие офицеры Блюм и Блеш, которым помогали местные коллаборационисты. В убийствах евреев активное участие принимали комендант городской полиции Янковский (бывший уполномоченный Наркомата земледелия БССР в Воложине). Особой жестокостью к евреям отличились жители Воложина Тавтень, Зенько, Ботян и братья Станкевичи из деревни Филиппиняты[2]. Полицаи Нехай, Журкевич и Кашкевич после расстрелов занимались мародёрством — снимали с тел убитых обувь и одежду, выламывали зубные коронки из золота и платины, забирали ценные вещи, деньги и часы[2].
Память
После освобождения города Чрезвычайная комиссия смогла восстановить только 136 фамилий евреев Воложина из примерно 3 000 убитых с указанием их возраста, пола, профессии и последнего предвоенного места работы[2].
В 1992 году старое еврейское кладбище, на котором происходили расстрелы евреев, на средства зарубежных еврейских организаций было огорожено забором и приведено в порядок. Там, в центре города, находится братская могила 45 евреев, которых в августе 1941 года гитлеровцы заставили выкопать самим себе могилу и расстреляли. В 1995 году на другом месте расстрела евреев в Воложине поставлен памятник с надписями на белорусском языке и на иврите[1][5][10].
В 1961 году установлен памятник — скульптура скорбящей матери — на могиле узников гетто (Гора Высокая), где в сентябре 1942 года немцы замучили и расстреляли 1 000 евреев, узников гетто. В 2015 году туда были перезахоронены останки убитых евреев, найденных во время строительных работ на стадионе, а весь мемориал был реконструирован и обновлен[11].
В 1961 году установлен такой же памятник на могиле евреев (100—220 стариков, женщин и детей), убитых в октябре-ноябре 1942 года.
Материалы о Воложинском гетто экспонируются в в Воложинском краеведческом музее[12].
Напишите отзыв о статье "Воложинское гетто"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.eleven.co.il/article/10958 Воложин. Электронная еврейская энциклопедия]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Л. Смиловицкий, «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.», Тель-Авив, 2000
- ↑ [archives.gov.by/index.php?id=447717 Периоды оккупации населенных пунктов Беларуси]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Leoni, ed., [yizkor.nypl.org/index.php?id=2772 Ṿoloźin] (иврит)
- ↑ 1 2 3 4 5 [rujen.ru/index.php/%D0%92%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B6%D0%B8%D0%BD Воложин] — статья из Российской еврейской энциклопедии
- ↑ [forum.axishistory.com/viewtopic.php?f=51&t=138818 Axis History Forum] (англ.)
- ↑ Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
- ↑ Газета «Працоўная слава». К. Побаль. [psl.by/?p=422 «Новы парадак» у Вішневе]
- ↑ 1 2 [www.e-mago.co.il/Editor/literature-580.htm Бялик и песнь о Воложине] (иврит)
- ↑ [jhrgbelarus.org/Heritage_Holocaust.php?pid=&lang=en&city_id=69&type=3 Holocaust in Volozhin] (англ.)
- ↑ [news.tut.by/society/454835.html?utm_source=news-right-block&utm_medium=relevant-news&utm_campaign=relevant-news В Воложине открыли мемориальный знак в память о жителях города, расстрелянных нацистами]
- ↑ [kraj.by/belarus/news/kultura/-v-vologinskom-muzee-prohodit-vistavka-posvyashchennaya-vtoroy-mirovoy-voyne-2011-05-27 В Воложинском музее проходит выставка, посвященная Второй мировой войне]
Источники
- Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
- Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
- [narb.by Национальный архив Республики Беларусь] (НАРБ). — фонд 4, опись 29, дело 112, листы 459—460;
- Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). — фонд 845, опись 1, дело 63, лист 20;
- [www.statearchive.ru/ Государственный архив Российской Федерации] (ГАРФ). — фонд 7021, опись 89, дело 4, листы 2, 11-69;
- Архив Яд Вашем, М-33/1136;
- [rujen.ru/index.php/%D0%92%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B6%D0%B8%D0%BD Воложин] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
- Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершённых немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР, с. 183—184;
- Новак М. Ф. [volozh.in/news/valozhynskae_geta/2009-09-29-62 Валожынскае гета] (белор.)
- Роўда. Н. [www.rh.by/by/292/10/9411/ Расстрэл яўрэяў у Валожыне. Гавораць сведкі] (белор.)
- В. Корбут. [www.sb.by/obshchestvo/article/eto-bylo-massovoe-unichtozhenie-lyudey.html «Это было массовое уничтожение людей»], газета «Советская Белоруссия», № 244 (24625), 23 декабря 2014
- М. Новак. «Кровавый след в истории». Газета «Працоўная слава» Воложинского районного исполнительного комитета, №№ 172-173 (8340-8341), 6 ноября 2009 года (белор.)
Литература
- Н. А. Михайлашев. «Буря гнева», Минск, изд. «Беларусь», 1971
- Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
- Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.
- Винница Г. Р. Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн.: Ковчег, 2011. — 360 с. — 150 экз. — ISBN 978-985-6950-96-7.
- Новак М. Ф. «Крывавы след нямецка-фашысцкай акупацыі ў гісторыі Валожынскага раёна» (белор.)
См. также
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Воложинское гетто
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.