Волосков, Алексей Яковлевич
Поделись знанием:
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
| Алексей Яковлевич Волосков | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
19 сентября 1882 (60 лет) |
| Место смерти: | |
| Жанр: |
пейзаж, портрет, интерьерные композиции |
 Работы на Викискладе | |
Алексей Яковлевич Волосков (13 марта 1822 года, Ржев, Тверская губерния — 19 сентября[1] 1882 года, Ржев, Тверская губерния) — русский художник.
Содержание
Биография
Родился в городе Ржев Тверской губернии 13 марта 1822 года в семье купца.[2] Приходился внучатым племянником Терентию Волоскову, изобретателю астрономических часов и красок.[3] С детства из-за болезни передвигался с помощью костылей.[3]
С 1837 года являлся вольноприходящим учеником Императорской Академии Художеств, где учился в пейзажном классе у М. Н. Воробьева. В 1843 году был награждён второй серебряной медалью, а в 1845 году получил звание свободного художника. В 1851 году назначен в академики.[2] Пользовался покровительством Общества поощрения художников.[4]
Впоследствии жил и работал на Украине, выполнял заказы Г. П. Галагана и Г. С. Тарновского.[4] Вернувшись из-за болезни в Ржев, в 1863 году обвенчался с дочерью священника Покровской церкви[комм. 2] Раисой Полубенской. Жил с женой в доме матери Василисы Семеновны Волосковой на Волосковской улице, на правом берегу Холынки. В Ржеве устроился на службу городском нотариусом и агентом Московского страхового общества.[3]
Творчество
Писал, как правило, пейзажи и виды. Из его работ известны:
- «Вид в усадьбе М. Д. Резвого Мариенгоф близ Петербурга» — 1846 год. Холст, масло, 40 х 58 см. Хранится в Третьяковской галереи.[4]
- «За чайным столом» — 1851 год. На картине изображен Г. С. Тарновский и его близкие в одной из комнат в усадьбе Тарновского Качановка.[5]
- «Усадьба. Качановка» — 1849 год. Холст, масло, 54 x 71 см. Сумский художественный музей.[6]
- «В Качановском парке» — 1851 год. На картине изображены Г. С. Тарновский с племянницей Юлией (в белом платье), на скамейке — Надежда Тарновская, слева В. В. Тарновский-старший с женой. Себя Волосков изобразил себя сидящим справа.[7]
- «Вид Выборга с моря ночью» — 1847 год.[8]
- «Вид на Царскосельское озеро» (1854)[2]
- «Вид имения Глубокое» — 1844 год. Холст, масло. 40 x 62 см. Хранится в Псковском художественном музей-заповеднике. На картине изображено имение князя М. А. Дондукова-Корсакова Глубокое Опочецкого уезда Пскоской губернии.[9]
- «Вид Ржева» — 1856 год. Хранится в Ржевском краеведческом музее. На картине изображена панорама Князь-Федоровской (Советской) стороны Ржева, видны Тетеринская слобода, Успенский собор и далее берег Князь-Федоровской стороны.[3]
- «Готический мостик в Сокиринском парке» — 1845 год. Хранится в Черниговском областном художественном музеи. В Сокиринцах Волосковым также были написаны «Усадьба Г. П. Галагана в Лебединцах», «Церковь в Сокиринцах».[10]
- «Пейзаж с усадебным домом» — авторство под вопросом. 1840-е. Холст, масло. 29,3 х 43 см. Государственный Русский музей. По стилистическим особенностям пейзаж близок к картине Волоскова, изображающей вид в усадьбе Резвого Мариенгоф . Технологическое исследование также подтверждает авторство А. Я. Волоскова.[11]
- «Вечер» — 35,8 х 47. Хранится в Третьяковской галереи.[12]
- «Вид в Павловском парке» — 1845 год. Холст, масло, 89,5 х 125,5. Ранее картина приписывалась М. И. Лебедеву. Авторство Волоскова подтверждает подпись у нижнего края картины, справа. На картине изображен Большой дворец в Павловске со стороны парка Мариенталь. Справа обелиск основателю Павловска, на втором плане — павильон Трёх граций, в центре — мраморная скульптура Трёх граций.[13]
Напишите отзыв о статье "Волосков, Алексей Яковлевич"
Комментарии
- ↑ Авторство под вопросом. В каталоге 1980 года - неизвестный художник, картина не датирована. По стилистическим особенностям пейзаж близок к картине Волоскова 1846 года, изображающей вид в усадьбе Резвого Мариенгоф. Технологическое исследование также подтверждает авторство А. Я. Волоскова.. См: [www.tez-rus.net/ViewGood36930.html Словарно-поисковая система «Тезаурус»]
- ↑ На месте церкви сейчас находится паспортный стол.
Примечания
- ↑ [rzhevpress.ru/?p=1056 Из рода Волосковых | Ржевский вестник].
- ↑ 1 2 3 [www.artpoisk.info/artist/voloskov_aleksey_yakovlevich_1822/bio Волосков Алексей Яковлевич — Биография :: Артпоиск — русские художники].
- ↑ 1 2 3 4 [cb-rzhev.blogspot.ru/2012_01_01_archive.html#scrollTop=5900 Книжный мир: Январь 2012].
- ↑ 1 2 3 [www.tez-rus.net/ViewGood34984.html ВОЛОСКОВ Алексей Яковлевич].
- ↑ [www.art11.ru/kartiny_voloskov.html Картины русских художников / Волосков Алексей Яковлевич]
- ↑ [www.artpoisk.info/artist/voloskov_aleksey_yakovlevich_1822/usad_ba_kachanovka Усадьба. Качановка — Волосков А. Я. :: Артпоиск — русские художники].
- ↑ [orrievion.moy.su/news/on_raskuril_chubuk_i_zapakhnul_khalat/2010-03-04-12 Он раскурил чубук и запахнул халат…" — 4 Марта 2010 — Персональный сайт].
- ↑ [www.liveinternet.ru/users/sibiryacka/post127213338/ Краткая история Выборга с начала XVIII века. Обсуждение на LiveInternet — Российский Сервис Онлайн-Дневников].
- ↑ [artru.info/ar/bio/831/ АртРу.инфо — Персоны — Биография — Волосков Алексей Яковлевич].
- ↑ [www.gorod.cn.ua/city_654.html Чернігівщина incognita].
- ↑ [www.tez-rus.net/ViewGood36930.html Пейзаж с усадебным домом].
- ↑ [www.tez-rus.net/ViewGood1137.html Волосков Алексей Яковлевич].
- ↑ [www.tez-rus.net/ViewGood35203.html ВОЛОСКОВ Алексей Яковлевич].
|
Это заготовка статьи о художнике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Волосков, Алексей Яковлевич
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
