Волости Томской губернии
Поделись знанием:
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.
Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.
На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.
Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!
Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.
Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Во́лости То́мской губе́рнии — низовые, первичные единицы административно-территориального деления в Российской империи, образуемые из смежных сельских обществ, с численностью населения, как правило, от 300 до 2000 ревизских душ мужского пола.
Содержание
- 1 Понятие томских волостей
- 2 Список волостей, известных в томской истории (по уездам)
- 2.1 Томский уезд
- 2.2 Барнаульский уезд
- 2.3 Бийский уезд
- 2.4 Енисейский уезд (1804—1822)
- 2.5 Змеиногорский уезд
- 2.6 Каинский (Барабинский) уезд
- 2.7 Канский уезд (1804—1822)
- 2.8 Колыванский уезд (округ) (1804—1827)
- 2.9 Кольчугинский уезд (1921—1924)
- 2.10 Красноярский уезд (округ) (1804—1827)
- 2.11 Кузнецкий уезд
- 2.12 Мариинский уезд
- 2.13 Нарымский уезд
- 2.14 Ново-Николаевский уезд (1917—1921)
- 2.15 Татарский уезд (1917—1919)
- 2.16 Туруханский уезд (1804—1822)
- 2.17 Щегловский уезд (1921—1922)
- 2.18 Ясачные и другие инородные волости, дючины и управы
- 2.19 «Номерные» волости
- 2.20 Полицейские станы в Томской губернии, 1913 год
- 3 Примечания
- 4 Ссылки
Понятие томских волостей
При первоначальном образовании волостей за основу было принято разделение на приходы. Каждое сельское общество имело сельский сход, выбиравший сельских должностных лиц (сельского старосту, сборщика податей, сотских, десятских) и разрешавший некоторые поземельные дела (например, переделы общинных земель), раскладку налогов, мелкие полицейские дела. Гораздо большее значение имело волостное сословное крестьянское звено — волостной сход.
Волостное управление, на основании Общего положения о крестьянах 1861 года, составляли:
- волостной сход;
- волостной старшина с волостным правлением;
- волостной крестьянский (земский) суд.
Все эти учреждения местного (земского) самоуправления находились под управлением системы органов правительственно-дворянского надзора:
Важное значение имели и местные дворянские собрания и объединения иных состоятельных и уважаемых граждан (купцы, предприниматели и др.).
На территории Томской губернии, существовавшей в XIX и начале XX вв., были три вида таких административно-территориальных единиц, как волости:
- С прежнего времени сохранялись (постепенно исчезая к началу XX века) инородные волости, дючины и управы, основанные на власти князков и иных правителей немногочисленных кочевых племён. Ряд таких инородных и ясачных волостей, по мере увеличения осёдлого образа жизни племён и родов, с интеграцией в эти поселения прибывающего в Сибирь русского населения, постепенно преобразовались в обычные волости. Инородные волости часто приходились на территории уже установившихся (одной или двух-трёх) сибирских волостей — самоуправление и сбор налогов у инородцев шёл по законам, установленным в Российской империи для малочисленных и кочевых народов, власть в стандартных волостях осуществлялась по основному своду законов страны. Эти две системы не противоречили друг другу и существовали параллельно, не вызывая никаких конфликтов.
- Часть инородных территорий оформлялась в полицейские станы, часто носившие номерные наименования: власть и сбор налогов здесь осуществлялась под приглядом станового полицмейстера, а не князьца (вождя) племени или рода — особенно, если такая власть не была чётко оформленной или была явно слабой.
- Значительная, основная часть территории губернии оказалась разделённой обычного для России вида волостей, которые к началу XIX века или уже были сформированы, или формировалась в условиях местного самоуправления: на сходах в крупном селе представителей окрестных поселений. Такие волости нередко видоизменялись, когда население принимало решение о разделении одной волости на несколько или о присоединении к соседней, более сильной волости. Особенностью губернии являлось громадность территории с низкой плотностью населения. Поэтому волости порой по своей территории могли оказаться больше, чем целые уезды (или несколько уездов) в Центральной России.
Таким образом, в разные десятилетия с 1804 по 1925 гг., на территории губернии имелось разное количество волостей. Также следует учитывать, что границы Томской губернии в XIX веке изменялись в направлении Семипалатинска и Омска. В июне 1917 года решением Временного правительства России из состава губернии была выведена южная территория, ставшая вновь образованной Алтайской губернией. При этом сразу стали образовываться новые волости в новой губернии, которые уже не могут считаться томскими волостями. В июне 1921 года решением Сибревкома часть территории Томской губернии южнее и западнее Новониколаевска (с присоединённых некоторых волостей Алтайской и Омской губерний) была выведена во вновь создаваемую Новониколаевскую губернию. При этом создавались новые уезды и в них формировались новые волости. Они также не могут относиться к томским волостям.
Организационно волости входили в состав уездов, которые некоторое время в XIX веке пытались именовать округами. Уезды формировали саму губернию.
Ниже приводится список известных в томской истории волостей, с указанием года, когда эти волости упоминаются в архивных и исторических источниках. Следует отметить частичную историческую достоверность базового для нынешних исследователей справочника волостей Российской империи «Волостныя, станичныя, сельскія, гминныя правленія и управленія, а также полицейскіе станы всей Россіи съ обозначеніем мѣста ихъ нахожденія. — Кіевъ: Изд-во Т-ва Л. М. Фишъ, 1913»: архивные источники указали значительно больше волостей в Томской губернии, чем приводится в данном справочнике.
В советское время по воле политики Сибревкома, с 1923 года волости стали преобразовываться (сначала — реформами «укрупнения» волостей), а затем летом 1925 года были окончательно упразднены в ходе административно-территориальной реформы «районирования»: крупные и укрупнённые волости, а порой и несколько соседних волостей стали формировать район — новый вариант первичной административно-территориальной единицы страны. Основой районов стали территории, на которые в 1920—1925 гг. распространялась юрисдикция райкомов РКП(б) — органов, которые фактически осуществляли власть, власть партии, на советских территориях.
Список волостей, известных в томской истории (по уездам)
Томский уезд
Уезд был создан задолго до образования Томской губернии. В составе Томской губернии находился в период с 1804 по 1925 гг.
- Агаракская волость, центр — селение Агаракское, Томский уезд ([yurga.admtyumen.ru/mo/Yurga/about_OMSU/more.htm?id=10495576@cmsArticle 1868]).
- Александровская волость, центр — село Александровское, Томский уезд (1911, 1924): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Бийском, Змеиногорском, Кузнецком и Нарымском.
- Алексеевская волость, центр — село Алексеевское, Томский уезд (1911, 1914, 1916, 1921): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Ново-Николаевском, Кузнецком, др.
- Амбарцевская волость, центр — село Амбарцево, Томский уезд (1899, 1913, 1924).
- Андарминская волость, Томский уезд (1921).
- Арлюковская волость (она же — Кереренская волость), Томский уезд (1917, 1920, 1922).
- Архангельская волость, центр — село Архангельское Томский уезд (1917)(территория совр. Первомайского района).
- Ачинская волость (она же: Подгородная волость), центр — селение Ачинское, Томский уезд (XVIII век и до 1822, до создания Ачинского уезда, который будет передан Енисейской губернии)[1]
- Бабарыкинская волость (писали также: Боборыкинская и Бобарыкинская), центр — село Бабарыкинское, Томский уезд (1913).
- Барабинская волость, центр — село Барабинское, Томский уезд (1913, июнь 1917).
- Бердская ясачная волость, центр — Бердский острог (ныне город Бердск), Томский разряд/Томский уезд. Впервые была создана со строительством острога в 1716 году (XVIII век).
- Богородская волость (одно время была известна как Шегарская волость), центр — село Богородское (Старая Шегарка), Томский уезд (1804, 1913, 1924).
- Боготольская волость, центр — посёлок-станция Боготол, Томский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p5.html 1890], 1899, 1913). (В 1924 будет передана Ачинскому уезду соседней Енисейской губернии; основа современного Ачинского района Красноярского края.)
- Болотнинская волость (Болотинская волость), центр — село Болотное, Томский уезд (1913, 1920, 1924) (территория от Ояш до Болотного была в составе Ояшкинской волости до 1909, затем восточнее Ояша формируется Гондатьевская волость, которая в середине 1920-х будет называться укрупнённой Болотнинской волостью — с ноября 1920).
- Бугринская волость, центр — село Бугринское, Томский уезд (1913).
- Варгатёрская волость, центр — село Варгатёр, до 1922 — Томский уезд (1916, 1921), затем, с 1922, — в составе Нармыского уезда.
- Варюхинская волость, центр — село Варюхина, Томский уезд (1913, 1922).
- Васюганская волость, центр — село Васюган, до 1922 — Томский уезд (1916, 1921), затем, с 1922, — в составе Нармыского уезда.
- Вороновская волость, центр — село Вороново, Томский уезд (1911, 1923) (ныне территория Кожевниковского района).
- Воронино-Пашенская волость (она же — Вороно-Пашенская волость), центр — село Воронино-Пашенское, Томский уезд (1918, 1923).
- Гондатьевская волость, центр — село/станция Болотная, Томский уезд (существовала в период 1909—1923 гг., переименована в Болотнинскую (Болотинскую) волость).
- Горевская волость, Томский уезд (1911).
- Гутовская волость (ныне — Тогучинский район), Томский уезд.
- Екатерининская волость, Томский, затем Каинский, затем Ново-Николаевский уезды (1917, 1924): не путать с одноимённой волостью Барнаульского уезда Томской губернии. В дальнейшем войдёт в состав будущего Коченёвского района.
- Елгайская волость, центр — село Елгайское, Томский уезд (1901, 1913, 1920).
- Емельяновская волость, центр — село Емельяновское, Томский уезд (1920, 1924).
- Зачулымская укрупнённая волость (район), центр — село Пышкино-Троицкое, Томский уезд, 1923—1925.
- Зоркальцевская волость, центр — село Зоркальцевское, Томский уезд (1913, 1924).
- Иксинская волость, Томский уезд (1921).
- Инкинская волость, центр — село Инкино, Томский уезд (1913).
- Ишимская волость, центр — село Ишимское (Ишим), Томский уезд (1901, 1913, 1924).
- Иштанская волость, центр — село Иштан, Томский уезд (1898).
- Казырбакская волость, Томский уезд (1899); в 1920 и 1923 году упоминалась как Козырбакская волость.
- Каргасокская волость, центр — село Каргасок, до 1922 — Томский уезд (1916, 1921), затем, с 1922, — в составе Нармыского уезда.
- Кайлинская волость, центр — село Кайлино, Томский уезд (1901, 1913, июнь 1917). Волость переходила то из Тарского уезда Тобольской губернии в состав Томского уезда Томской губернии, то обратно (осенью 1917 — в Кайлинский уезд вновь создаваемой Омской губернии). Краткая информация в Википедии по данной территории: Кайлинская волость (Тарский уезд).
- Каменская волость, центр — село Каменка, Томский уезд (1911, 1913): не путать с одноимённой волостью Барнаульского уезда.
- Каргалинская волость, центр — село Каргалинское (бассейн реки Иртыш), Томский уезд (1917). Волость исторически известна как административно-территориальная единица Тарского уезда Тобольской губернии (до 1917), затем была в составе Томской губернии (западная часть Томского уезда, 1917), Акмолинской области (1917—1918); Ишимского уезда Тобольской губернии (1918—1919), Тюменской губернии (1919), Омской губернии (1919), Тюменской губернии (1920—1923). Краткая информация в Википедии по данной территории: Каргалинская волость (Тарский уезд).
- Карпысакская волость (до 1920 указывалась как Корпысакская волость), центр — в село Карпысак[2]; Томский уезд (1913), затем — Ново-Николаевский уезд (1917—1925).
- Кетская волость (впоследствии — разделена на западную, нижнекетскую Колпашевскую волость и у Обь-Енисейского канала — собственно Кетскую (Верхнекетскую) волость), центр — посёлок Кетск, сначала входила в состав Томского разряда (Томского уезда) (XVII век), затем — Нарымский край и Томский уезд (1913), Нарымский уезд (1923). Впервые, как ясачная, Кетская волость, появилась со строительством Кетского острога в 1596.
- Киряковская волость (ныне Болотнинский район), Томский уезд.
- Кияйская волость, центр — село Кияйское, Томский уезд (XVIII век и до 1822, до создания Ачинского уезда Енисейской губернии).
- Кожевниковская волость, центр — село Кожевниковское, Томский уезд (1913, 1922).
- Краснореченская волость, центр — село Краснореченское, Томский уезд (XVIII век и до 1822, до создания Ачинского уезда Енисейской губернии).
- Кривошеинская укрупнённая волость (район), центр — село Кривошеино, Томский уезд, 1923—1925.
- Кривощёковская волость (впоследствии — Ново-Николаевская волость), Томский уезд (1869, [refdb.ru/look/2222849-p4.html 1895], 1911).
- Кульмановская волость, центр — село Кульманы, Томский уезд (1924).
- Литвиновская волость, Томский уезд (1911).
- Мануйловская волость (ныне Болотнинский район), Томский уезд.
- Митрофановская волость, центр — село Митрофановка[3], Томский уезд (1918, 1920).
- Молчановская волость, центр — село Молчаново, Томский уезд (1913, 1923).
- Монастырская волость, центр — село Монастырское, Томский уезд (1913, 1922).
- Нарымская ясачная волость, сначала Томский разряд/Томский уезд, затем, с 1922 — Нарымский уезд (XVI и XVII вв., 1899): не путать с одноимённой волостью в Змеиногорском уезде губернии.
- Нелюбинская волость, центр — село Нелюбино, Томский уезд (1913, 1924).
- Николаевская волость, центр — село Николаевское[4], Томский уезд (1901, 1913, 1922): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском, Змеиногорском и Кузнецком уездах.
- Ново-Александровская волость (Новоалександровская волость), центр — посёлок Ново-Александровский, Томский уезд (1913, 1920, 1924).
- Ново-Кусковская волость (Новокусковская волость), центр — село Ново-Кусковское, Томский уезд (1894, 1913, 1923).
- Ново-Николаевская волость (Ново-Николаевский уезд) (Новониколаевская волость), центр — село Ново-Николаевское / пос. Ново-Николаевский (ныне — Новосибирск), Томский уезд (1905) / с 1921 — Ново-Николаевский уезд (центр — город Ново-Николаевск).
- Ново-Николаевская волость (Томский уезд) (Новониколаевская волость), центр — село Ново-Николаевское (ныне Володино), Томский уезд (1923).
- Ново-Никольская волость (Новоникольская волость), центр — село Ново-Никольское, до 1922 — Томский уезд (1898, 1913), затем, с 1922, — в составе Нармыского уезда.
- Ново-Рождественская волость (Новорождественская волость), центр — село Ново-Рождественское, Томский уезд (1920—1924, укрупнена в состав Ишимской укрупнённой волости).
- Ново-Тарышкинская волость (Новотарышкинская), Томский уезд (1911), Ново-Николаевский уезд (1917, 1924). Она же — Новотырышкинская (Ново-Тырышкинская волость).
- Новосёловская волость, центр — с. Новосёлово, Томский уезд, (1783, 1807), затем перейдёт в состав Енисейского уезда
- Ояшкинская волость, центр — село Ояш, Томский уезд (1830, 1901, 1913); с 1917 — в составе Ново-Николаевского уезда (1920).
- Панкрушихинская волость, центр — село Панкрушихинское, Томский уезд (1913).
- Парабельская волость, центр — село Парабельское, Томский уезд (с XVIII века по 1931), Нарымский уезд (с 1922).
- Парбигская волость, центр — село Парбиг, Томский уезд (1913, 1924).
- Пачинская волость, центр — село Пачинское, Томский уезд (1911).
- Петропавловская волость (Петро-Павловская волость), центр — село Петропавловское, Томский уезд (1913, 1924): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском и Бийском уездах.
- Петуховская волость, центр — село Петухово, Томский уезд (1913, 1924).
- Подгородная волость (она же — Ачинская волость), центр — село Ачинское, Томский уезд.
- Поломошинская волость, центр — село Поломошинское, Томский уезд (1913, 1923).
- Поперечинская волость, центр — село Поперечинское, Томский уезд (1920, 1924).
- Прокудская волость, Томский уезд (1911).
- Проскоковская волость, центр — село Проскоково, Томский уезд.
- Пышкино-Каргачиная волость, центр — село Пышкинское (Пышкино-Троицкое), Томский уезд (1720, 1726).
- Рождественская волость, центр — село Рождественское Томский уезд (1918) (территория совр. Первомайского района).
- Романовская волость, Томский уезд (1913, 1917): не путать с одноимённой волостью соседнего Каинского уезда.
- Северная (1-я Томская) укрупнённая волость (район), центр — Томск и село Северное (ныне — Северск), Томский уезд, 1923—1925.
- Семилуженская волость (писали также Семилужная волость), центр — село Семилужинское, Томский уезд (1901, 1913, 1922).
- Спасская волость, центр — село Спасское, Томский уезд (1901, 1913, 1923).
- Судженская волость (писали также Суджанская волость), центр — село Судженское, Томский уезд (1913, 1923).
- Тайгинская укрупнённая волость (район), центр — станция Тайга, Томский уезд, 1923—1925.
- Таловская волость, центр — село Таловское, Томский уезд (1913, 1917, 1924).
- Темерчинская волость, центр — село Темерчинское, Томский уезд (1913).
- Телеутская волость, Томский уезд (1920, 1923).
- Тискинская волость, центр — село Тискино, до 1922 — Томский уезд (1916, 1921), затем, с 1922, — в составе Нарымского уезда.
- Тутальская волость, центр — село Тутальское (Тальское), Томский уезд (1901, 1913, 1920).
- Турунтаевская волость, центр — село Турунтаево, Томский уезд (1911—1925).
- Тымская волость, центр — село Тымск, сначала Томский разряд/Томский уезд, затем Нарымский уезд (1590, XVII, 1923).
- Умревинская волость, центр — Умревинский острог, Томский уезд. Впервые была создана со строительством острога в 1703 году (Томский разряд/Томский уезд, XVIII век).
- Уртамская волость, центр — село Уртам/Вороново[5] (1899, 1913). Впервые была создана со строительством Уртамского острога в 1684 году (Томский разряд/Томский уезд, XVII век).
- Чаинская волость, центр — село Подгорное; до 1922 — Томский уезд (1916, 1921), затем, с 1922, — в составе Нарымского уезда.
- Чатская волость, Томский уезд (1920, 1924).
- Чатинская волость, Томский уезд (1924).
- Чаусская волость (иногда писали: Чаушская волость, в XVIII веке — [www.myski.su/NashGorod/karty/kartarek1745.jpg Чеуская волость]), центр — село Чаусское (Чаусский острог (ныне город Колывань), Томский уезд (1913), Новониколаевский уезд (с 1921).
- Чердатская волость, центр — село Чердаты, Томский уезд (1917), затем — Мариинский уезд (1920).
- Чилинская волость, село Чилино, Томский уезд (1920).
- Эуштинская волость, центр — село Эушта, Томский уезд (1920, 1924).
- Юргинская волость, центр — посёлок Юрга, Томский уезд ([yurga.admtyumen.ru/mo/Yurga/about_OMSU/more.htm?id=10495576@cmsArticle 1868], 1922).
- Юргинская укрупнённая волость (район), центр — посёлок Юрга, Томский уезд, 1923—1925.
- Ярская волость, центр — село Ярское, Томский уезд (1920).
Барнаульский уезд
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1804 по 1917 гг.
- Алейская волость, Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимённой волостью, до 1894 года находившейся в Бийском уезде, в 1894—1925 — в составе Змеиногорского уезда Томской (с 1917 — Алтайской) губернии.
- Александровская волость, центр — село Петрушиха (Больше-Владимировское), Барнаульский уезд (1909, 1913): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Бийском, Змеиногорском, Нарымском и Томском.
- Алексеевская волость, центр — село Алексеевка, Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Томском, Ново-Николаевском, Кузнецком, др.
- Антоньевская волость (Антониевская волость), центр — село/станица Антоньевское, Барнаульский уезд (1917).
- Баклушевская волость, центр — село Баклушевское, Барнаульский уезд (1913).
- Барнаул — уездный город (Барнаульский уезд), на правах отдельной волости (1913).
- Барнаульская волость (Большая Барнаульская волость), центр — село Чистюнька (Чистюньское), Барнаульский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p5.html 1893], 1901, 1913).
- Белоярская волость, центр — село Белоярск (Белоярское), Барнаульский уезд (1822, 1837, [refdb.ru/look/2222849-p6.html 1899], 1901, 1913).
- Берская волость, центр — село Берское, Барнаульский уезд (1913).
- Благодатная волость, Барнаульский уезд (1910).
- Боровлянская волость, центр — Анисимово, Барнаульский уезд (1822, 1837, 1913).
- Боровская волость, центр — село Боровка, Барнаульский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p6.html 1899], 1913).
- Бурлинская волость, центр — село Крутиха, Барнаульский уезд (1869, 1913).
- Верх-Алеусская волость (Верхалеусская волость), центр — село Верх-Алеусское, Барнаульский уезд (1913).
- Верх-Чингисская волость (Верхчингисская волость), Барнаульский уезд (1913).
- Верх-Чумышская волость (Верхчумышская волость или Верх-Чумыская волость), центр — село Кытманово, Барнаульский уезд (1822, 1837, [refdb.ru/look/2222849-p6.html 1899], 1913).
- Вознесенская волость, центр — село Вознесенское, Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимённой волостью Каинского уезда Томской губернии.
- Волчно-Бурлинская волость (Волчнобурлинская волость), Барнаульский уезд (1913).
- Гилёво-Логовская волость, центр — село Гилёв-Лог, Барнаульский уезд (1913).
- Екатерининская волость, центр — село Верхне-Ирманское, Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимённой волостью сначала Томского, а в дальнейшем — Каинского уездов Томской губернии.
- Жуланихинская волость, Барнаульский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p6.html 1899]).
- Завьяловская волость, центр — село Завьяловка, Барнаульский уезд (1913).
- Залесовская волость, центр — село Залесовское, Барнаульский уезд (1913).
- Зимовская волость, центр — село Зимовское, Барнаульский уезд (1913).
- Ильинская волость, центр — Ильинское (Легостаево), Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимённой волостью соседнего Кузнецкого уезда.
- Индерская волость, центр — село Индер, Барнаульский уезд (1909, 1913).
- Каинская волость, центр — село Каин, Барнаульский уезд (1913).
- Каменская волость, центр — село Камень (с 1915 — город Камень, ныне это город Камень-на-Оби), Барнаульский уезд (со второй половины XIX века — до 1925): не путать с одноимённой волостью Томского уезда.
- Камышенская волость, центр — село Камышенское, Барнаульский уезд (1913).
- Карасёвская волость, центр — село Карасёвское, Барнаульский уезд (1913).
- Карасукская волость, центр — село Карасукское (ныне — село Краснозёрское, районный центр Краснозёрского района Новосибирской области. Не следует путать его с расположенным значительно западнее современным посёлком Карасук, райцентром Карасукского района НСО) (до 1912 волостным центром одно время было село Чёрная Курья), Барнаульский уезд (1868, [refdb.ru/look/2222849-p4.html 1890], 1901, 1913).
- Касихинская волость, центр — село Касиха, Барнаульский уезд (1913).
- Касмолинская волость (она же упоминается и как Касмалинская волость), центр — село Бутырка (с 1922 — Мамонтово), Барнаульский уезд (1822, 1835, [refdb.ru/look/2222849-p4.html 1896], 1901, 1913, 1922). Ныне — Мамонтовский район Алтайского края.
- Клочковская волость, центр — село Клочковское, Барнаульский уезд (1913).
- Ключевская волость, центр — село Ключи, Барнаульский уезд (1913). Ныне — Ключевский район Алтайского края.
- Корниловская волость, центр — село Корниловское, Барнаульский уезд (1913).
- Косихинская волость, центр — село Косихинское, Барнаульский уезд (1899).
- Кочковская волость, центр — село Кочки, Барнаульский уезд (1904, 1913).
- Крестьянская волость, центр — село Крестьянское, Барнаульский уезд (1913).
- Куликовская волость, центр — село Куликовское, Барнаульский уезд (1913).
- Кулундинская волость, центр — село Тюменцево, Барнаульский уезд (1822, 1837, 1901, 1913).
- Кумышская волость, центр — село Кумышское (близ совр. с. Коротояк), Барнаульский уезд (1913).
- Кундронская волость, центр — село Кундронское, Барнаульский уезд (1909, 1913).
- Легостаевская волость, центр — село Легостаево, Барнаульский уезд (1913).
- Леньковская волость, центр — село Леньки, Барнаульский уезд (1913).
- Лянинская волость, центр — село Лянино, Барнаульский уезд (1901, 1913).
- Малышевская волость, центр — село Мереть (Мерет), Барнаульский уезд (1822, 1835, 1913).
- Мариинская волость, центр — село Жуланиха, Барнаульский уезд (1913).: не путать с одноимённой волостью Мариинского уезда Томской губернии.
- Маршанская волость, центр — село Маршанское, Барнаульский уезд (1909, 1913).
- Михайловская волость, центр — село Марзикуль, Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимённой волостью соседнего Бийского уезда.
- Нижне-Карганская волость (Нижнекарганская волость), центр — город Карган, Барнаульский уезд (1913)
- Нижне-Кулундинская волость (Нижнекулундинская волость), центр — [22.mvd.ru/contact/raiony/baevky/451 село Баево (Баевское)], Барнаульский уезд (1822, 1835, 1901, 1913).
- Нижне-Чулымская волость (Нижнечулымская волость), центр — село Чулымское (переименовывалось в Сарапулово, затем в Нижний Чулым), Барнаульский уезд (1913).
- Николаевская волость, центр — село Николаевское, Барнаульский уезд (1901, 1913): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Змеиногорском, Кузнецком и Томском уездах.
- Новичихинская волость, центр — село Новичихинское, Барнаульский уезд (1913).
- Ново-Ключевская волость (Новоключевская волость), Барнаульский уезд (1898).
- Ново-Локтевская волость (Новолоктевская волость), центр — село Ново-Локтевское, Барнаульский уезд (1913).. С 1917 — в составе Ново-Николаевского уезда.
- Ново-Ярковская волость (Новоярковская волость), центр — село Ново-Ярковское, Барнаульский уезд (1913)
- Обская волость, центр — село Юдиха (Бутырево), Барнаульский уезд (1913) См. [admshel.ru/city/history.php историю]/ Известна была также как Юдихинская волость. Переименована с 1910 в Сибирскую волость.
- Ординская волость (писали также: Ордынская волость), центр — село Ординское, Барнаульский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p4.html 1893], 1913).
- Орловская волость, Барнаульский уезд (1910).
- Павловская волость, центр — село Павловское, Барнаульский уезд (1913).. В 1860-х была известна как Павловская Горнозаводская волость.
- Панюшевская волость, центр — село Панюшево (Панюшевка), Барнаульский уезд (1913). Она же указывалась как Понюшевская волость, село Понюшево (1901, 1913).
- Петропавловская волость (Петро-Павловская волость), центр — село Петропавловское, Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Бийском и Томском уездах.
- Покровская волость, центр — село Волчиха, Барнаульский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p4.html 1896], 1913): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Бийском, Змеиногорском и Каинском уездах.
- Ребрихинская волость, центр — село Ребриха, Барнаульский уезд (1913).
- Решетовская волость, Барнаульский уезд (1913).
- Родинская волость, Барнаульский уезд (1913).
- Селиверстовская волость, Барнаульский уезд (1898).
- Сибирская волость, центр — село Юдиха (Бутырево), Барнаульский уезд (1910) См. [admshel.ru/city/history.php историю]/ Известна больше как Обская волость и как Юдихинская волость.
- Сильвестровская волость, центр — село Сильвестровское, Барнаульский уезд (1913).
- Славгородская волость, центр — Славгород, Барнаульский уезд (1898).
- Средне-Краюшкинская волость (Среднекраюшкинская волость), центр — село Средне-Краюшкинское, Барнаульский уезд (1913).
- Средне-Красиловская волость (Среднекрасиловская волость), центр — село Средне-Красиловское, Барнаульский уезд (1913).
- Суминская волость (Сумская волость), центр — село Сума, Барнаульский уезд (1913).
- Сузунская волость, центр — село Сузун, Барнаульский уезд (1869, 1913).
- Талицкая волость, центр — село Черемушкинское (Черёмушкинское), Барнаульский уезд (1911).
- Тальменская волость, центр — село Тальменское, Барнаульский уезд (1822, 1837, 1913).
- Титовская волость, центр — село Титовское, Барнаульский уезд (1913).
- Тополинская волость, центр — село Тополинское, Барнаульский уезд (1913).
- Травинская волость, центр — село Травинское, Барнаульский уезд (1913).
- Утянская волость, центр — село Утянское, Барнаульский уезд (1913).
- Хорошенская волость, Барнаульский уезд (1898).
- Чарышская волость, Барнаульский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями в соседних Бийском и Змеиногорском уездах Томской губернии.
- Черемновская волость, центр — село Черемново, Барнаульский уезд (1913).
- Чёрно-Курьинская волость, она же Чёрнокурьинская волость, Черно-Курьинская волость, центр — село Чёрно-Курьинское (Чёрная Курья), Барнаульский уезд (1890, 1901, 1913). С 1912 года расположенное на Транссибе село Чёрная Курья [admkarasuk.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=53:2010-03-18-16-38-12&catid=51:2010-03-22-16-17-31&Itemid=73 переименовывается] в село Карасук, а волость — в Карасукскую.
- Чингинская волость, центр — село Битки, Барнаульский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p4.html 1893], 1913)
- Чулымская волость, центр — село (ныне — город) Чулым (на р. Шегарке), Барнаульского уезда (1899), затем — в составе Каинского уезда.
- Чумышская волость, центр — село Сорокинское, Барнаульский уезд (1822, 1835, 1901, 1913).
- Шадринская волость, центр — село Шадринское, Барнаульский уезд (1822, 1835, 1913).
- Шаховская волость, центр — село Шаховское, Барнаульский уезд (1913).
- Юдихинская волость, центр — село Юдиха (Бутырево), Барнаульский уезд (1913) См. [admshel.ru/city/history.php историю] / Известна была больше как Обская волость. Переименована с 1910 в Сибирскую волость.
- Ярковская волость, центр — село Ярки, Барнаульский уезд (1913).
Бийский уезд
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1804 по 1917 гг. В период до 1827 года уезд именовался как Чарышский. В 1894 из состава уезда в самостоятельный Змеиногорский уезд были выведены юго-западные волости.
- Айская волость, центр — село Айское (Ая), Бийский уезд (1913).
- Алейская волость, центр — село Старо-Алейское, Бийский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p6.html 1899]): не путать с одноимённой волостью в соседнем Барнаульском уезде. В составе Бийского уезда волость находилась до 1894. В дальнейшем (1894—1925) — в составе Змеиногорского уезда Томской/Алтайской губернии..
- Александровская волость, Бийский уезд (1899): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Змеиногорском, Нарымском и Томском. Данная волость в период 1894—1925 гг. — в составе Змеиногорского уезда Томской/Алтайской губернии..
- Алтайская волость, центр — село Алтайское, Бийский уезд (1901, 1913).
- Ануйская волость, центр — село Чёрный Ануй, Бийский уезд (1869, 1893, [refdb.ru/look/2222849-p6.html 1899], 1901).
- Бащелкская волость, центр — деревня Малый Бащелак, Бийский уезд (1913).
- Бийская волость, центр — село Буланихинское, Бийский уезд (1913).
- Боровская волость, Бийский уезд (1899): не путать с одноимённой волостью соседнего Барнаульского уезда.
- Верхануйская волость (Верх-Ануйская волость), центр — село Верх-Ануйское, Бийский уезд (1913).
- Верхне-Кумандинская волость (Верхнекумандинская волость), Бийский уезд (1899).
- Енисейская волость, центр — село Енисейское, Бийский уезд (1901, 1913). Будет переименована в Чернево-Татарскую волость.
- Катандинская волость, центр — село Катандинское, Бийский уезд (1911).
- Комляжская волость, Бийский уезд (XIX век).
- Куяганская волость, центр — село Куяганское, Бийский уезд (1913).
- Мартыновская волость (образована в 1913 в составе Кузнецкого уезда, весной 1917 передана в состав Бийского уезда).
- Михайловская волость, центр — село Михайловское, Бийский уезд (1913).
- Нижнечарышская волость (Нижне-Чарышская волость), центр — село Усть-Каменный Исток, Бийский уезд (1913, 1917).
- Новиковская волость, центр — село Новиковское, Бийский уезд (1913).
- Ново-Одинская волость (Новоодинская волость), центр — село Ново-Одинское, Бийский уезд (1913).
- Паутовская волость, центр — село Паутовское, Бийский уезд (1911).
- Петропавловская волость (Петро-Павловская волость), центр — село Петропавловское, Бийский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском и Томском.
- Покровская волость, центр — село Петровское, Бийский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском, Змеиногорском и Каинском уездах.
- Пристаньская волость, центр — село Усть-Чарышская Пристань, Бийский уезд (1913).
- Ридерская волость, центр — село Ридерское, Бийский округ (1869).
- Солонешинская волость Салонешинская волость, центр — село Салонешинское/Солонешное, Бийский уезд (1901, 1913). В период 1821—1901 территория относилась к Ануйской волости.
- Сентелекская волость, центр — деревня Сентелек, Бийский уезд (1911).
- Смоленская волость, центр — село Смоленское, Бийский уезд (1913).
- Сростинская волость, центр — село Сростинское (Сростки), Бийский уезд (1893, 1901, 1913).
- Сычёвская волость, центр — село Сычёвское, Бийский уезд (1913).
- Тогуевская волость, Бийский уезд (1899).
- Троицкая волость, Бийский уезд: не путать с одноимённой волостью в Мариинском уезде Томской губернии.
- Усть-Каменогорская волость, центр — Усть-Каменогорск, Бийский уезд (1827).
- Чарышская волость, Бийский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями в соседних Барнаульском и Змеиногорском уездах Томской губернии.
- Черневая Татарская волость (она же — Черневотатарская волость или Чернево-Татарская волость; ранее она именовалась как Верхне-Кумандинская волость), село Енисейское, Бийский уезд (1899).
- Шебалинская волость, центр — село Шебалинское, Бийский уезд (1911).
- Шубенская волость, центр — село Шубёнское, Бийский уезд (1913).
Енисейский уезд (1804—1822)
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1804 по 1822 гг.
Подробнее волости описаны в статье «Волости Енисейской губернии»
(наименования волостей будут перепроверены — прим. ред.)
- Анциферовская волость (1783, 1807) — с. Анциферовское.
- Бельская волость (1783, 1807) — с. Бельское.
- Богучанская (Пинчуговская) волость (1807) — с. Богучанское.
- Еланская волость (1783, 1807).
- Казачинская волость (1783, 1807) — с. Казачинское.
- Кежемская волость (1783) — с. Кежемское.
- Назимовская волость (1783).
- Новосёловская волость (1783, 1807) — с. Новосёлово.
- Маклаковская волость (1783, 1807) — с. Маклаково.
- Михалевская волость (1783).
- Петропавловская волость (1783).
- Пинчуговская (Богучанская) волость (1783) — с. Богучанское.
- Подпороженская волость (1783).
- Тасеевская волость (1783, 1807).
- Троицкая волость (1783).
- Усть-Кемская волость (1783).
- Усть-Тунгусская волость (1783).
- Устьянская волость (1783, 1807).
- Чадобская волость (1783).
- Чалбышевская волость (1783).
- Чернянская волость — с. Кежемское.
- Яланская волость — с. Яланское.
Змеиногорский уезд
Змеиногорский уезд Томской губернии образован как самостоятельный в 1894 году выделением волостей юго-западной части Бийского уезда Томской губернии. Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1894 по 1917 гг.
- Алейская волость, центр — село Старо-Алейское, Змеиногорский уезд (1913): не путать с одноимённой волостью в соседнем Барнаульском уезде. До 1894 года волость относилась к Бийскому уезду.
- Александровская волость, Бийский уезд (1899): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Бийском, Нарымском и Томском.
- Бобровская волость, центр — село Бобровское, Змеиногорский уезд (1913). Волость находилась недалеко от Усть-Каменогорской крепости, которая ныне находится на территории Восточного Казахстана.
- Бухтарминская волость, центр — село Снегирёво, Змеиногорский уезд (1899, 1913).Волость станет основой отдельного Бухтарминского уезда Алтайской губернии в 1920—1925 гг.
- Верх-Бухтарминская волость (Верхбухтарминская волость), центр — село Сенное, Змеиногорский уезд (1899, 1913).
- Владимирская волость, центр — село Верх-Убинское, Змеиногорский уезд (1899, 1913). Ныне — территория Восточно-Казахстанской области Казахстана.
- Змеиногорская волость, центр — село Змеиногорское, Змеиногорский уезд (1869, 1899, 1913). В 1860-х была известна как Змеиногорская Горнозаводская волость.
- Зыряновская волость, центр — село Зыряновское, Змеиногорский уезд (1869, 1899, 1913). В 1860-х была известна как Зыряновская Горнозаводская волость.
- Колывановская волость, центр — село Колывановское, Змеиногорский уезд (1899, 1913): не путать с созвучными по названию — Колыванскими волостями в других уездах губернии: Мариинском и Ново-Николаевском.
- Курьинская волость, центр — село Курьинское, Змеиногорский уезд (1899, 1913, 1924)
- Лаптевская волость, центр — село Лаптевское, Змеиногорский уезд (1913)
- Локтевская волость, центр — село Локтевское, Змеиногорский уезд (1869, [refdb.ru/look/2222849-p5.html 1899], 1913).
- Нарымская волость, Змеиногорский уезд (1899): не путать с одноимённой волостью в Нарымском уезде губернии.
- Николаевская волость, центр — село Салоновка, Змеиногорский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском, Кузнецком и Томском уездах.
- Ново-Алейская волость (Новоалейская волость), центр — село Красноярское, Змеиногорский уезд (1899, 1913).
- Ново-Егорьевская волость (Новоегорьевская волость), центр — село Ново-Егорьевское, Змеиногорский уезд (1913).
- Ново-Покровская волость (Новопокровская волость), центр — село Ново-Покровское, сначала была в составе Барнаульского ([refdb.ru/look/2222849-p8.html 1893]), затем (1916) — Змеиногорского уездов.
- Ново-Шульбинская волость (Новошульбинская волость), центр — село Ново-Шульбинское, Змеиногорский уезд (1899, 1913)Ныне территория Восточного Казахстана.
- Покровская волость, центр — село Покровское, Змеиногорский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском, Бийском и Каинском уездах.
- Риддерская волость, центр — село Риддерское, Змеиногорский уезд (1913). Ныне — территория Восточного Казахстана.
- Угловская волость, центр — село Угловское, Змеиногорский уезд (1913).
- Успенская волость, центр — село Успенское, Змеиногорский уезд (1913).
- Усть-Каменогорская волость, центр — село Красноярское, Змеиногорский уезд (1899)Ныне территория Восточного Казахстана.
- Чарышская волость, центр — село Белоглазово, Змеиногорский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями в соседних Барнаульском и Бийском уездах Томской губернии.
- Черновынская волость, центр — село Черновое, Змеиногорский уезд (1913).
- Шелковниковская волость, Змеиногорский уезд ([refdb.ru/look/2222849-p5.html 1898]).
Каинский (Барабинский) уезд
В истории больше известен как Каинский уезд. Однако некоторое время уезд именовался как Барабинский. Уезд (одно время именовался округом) находился в составе Томской губернии в период с 1804 по 1921 гг.
- Андреевская волость, центр — село Андреевское (Андреевка), Каинский уезд:волость сущ. в 1917; в дальнейшем будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Биязинская волость, Каинский уезд (1917).
- Булатовская волость, Каинский уезд (1917).
- Верхне-Ичинская волость (Верхнеичинская волость), Каинский уезд (1917).
- Верхне-Каинская волость (Верхнекаинская волость), центр — село Осиновые Колки (левобережье Оби), Каинский уезд (1868, 1920).
- Верхне-Красноярская волость (Верхнекрасноярская волость), Каинский уезд (1917, 1920).
- Верхне-Майзасская волость (Верхнемайзасская волость или Верхмайзасская волость), центр — село Верхне-Майзасское, Каинский уезд (1913):сущ. в 1917; в дальнейшем будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Верхне-Омская волость (Верхнеомская волость), центр — село Камышевское, Каинский уезд (1899, 1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Верхнетарская волость (Верхне-Тарская волость), центр — село Верхне-Кулябинское, Каинский уезд (1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Вознесенская волость, центр — село Вознесенское, Каинский уезд (1899, 1913): не путать с одноимённой волостью Барнаульского уезда Томской губернии; данная волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области..
- Воробьёвская волость, Каинский уезд.
- Дупленская волость, Каинский уезд.
- Екатерининская волость; находилась сначала в составе Томского, а в дальнейшем — Каинского уездов (1917, 1924): не путать с одноимённой волостью Барнаульского уезда Томской губернии.
- Иткульская волость, центр — село Иткуль, Каинский уезд (1899, 1913).
- Казанская волость, центр — село Зюзинское, Каинский уезд (1869, 1899, 1913).
- Казаткульская волость, центр — село Казаткуль, Каинский уезд (1899, 1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Казаче-Мысская волость (Казачемысская волость), центр — село Казаче-Мысское, Каинский уезд:волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Каминская волость, центр — село Кама, Каинский уезд (1913).
- Карачинская волость, центр — село Покровское, Каинский уезд (1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Каргалинская волость, центр село Каргалинское. В начале 1917 года была передана в состав Каинского уезда Томской губернии из Тарского уезда Тобольской губернии. Уже в конце того же 1917 года волость, в числе прочих западных волостей Каинского уезда, будет передана в состав Акмолинской области.
- Каргатская волость, центр — село Каргат, Каинский уезд. Подробнее о волости см. статью «[towiki.ru/view/Каргатская_волость Каргатская волость]».
- Коченёвская волость, центр — село Коченёво, Каинский уезд (1922).
- Купинская волость, центр — село Купино, Каинский уезд (1913). См. статью «[bsk.nios.ru/content/vnutrinadelnoe-razmezhevanie-zemli-v-kupinskoy-volosti-kainskogo-uezda-tomskoy-gubernii Из истории Купинской волости]».
- Кыштовская волость, центр — село Кыштовское, Каинский уезд (1899, 1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Меньщиковская волость, центр — село Меньщиковское, Каинский уезд (1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Нижне-Каинская волость (Нижнекаинская волость), центр — село Булатово, Каинский уезд (18б9, 1899, 1913).
- Нижне-Каргатская волость (Нижнекаргатская волость), центр — село Нижний Каргат, Каинский уезд (1902, 1917).
- Покровская волость, центр — село Покровское, Каинский уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском, Бийском и Змеиногорском уездах.
- Романовская волость, Каинский уезд: не путать с одноимённой волостью соседнего Томского уезда Томской губернии; сама волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Тармакульская волость, Каинский уезд:волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Таскаевская волость, центр — село Таскаево, Каинский уезд (1913).
- Татарская волость, центр — станция Татарская, Каинский уезд (1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области; ст. Татарская станет адм.центром Татарской волости и Татарского уезда.
- Убинская волость, центр — село Убинское, Каинский уезд (1899, 1913).
- Угуйская волость, Каинский уезд:волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Уйская волость, Каинский уезд:волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Усть-Татарская волость (Устьтатарская волость), Каинский уезд:волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Усть-Тартасская волость (Устьтартасская волость), центр — село Спасское (ныне — Венгерово), Каинский уезд (1899, 1913, 1917).
- Федосовская волость, Каинский уезд
- Чекинская волость (она же — Чикинская волость ???), Каинский уезд:волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Чикинская волость (она же — Чекинская волость ???), Каинский уезд:волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
- Чулымская волость, центр — село (ныне — город) Чулым (на р. Шегарке), Барнаульского уезда (1899), затем — в составе Каинского уезда.
- Шипицинская волость (Шипицынская, Щипицынская), центр — село Шипицино[6], Каинский уезд (1899, 1913)
- Юдинская волость, центр — село Юдино, Каинский уезд (1899, 1913):волость в 1917 будет передана Татарскому уезду Акмолинской области.
Канский уезд (1804—1822)
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1804 по 1822 гг.
Подробнее волости описаны в статье «Волости Енисейской губернии»
(наименования волостей будут перепроверены, вероятно, не все они имелись в начале XIX века — прим. ред.)
- Абанская волость — с. Абанское, Канский уезд
- Агинская волость — с. Агинское, Канский уезд
- Александровская волость, Канский уезд
- Амонашевская (она же — Уринская) волость — с. Амонашевское, Канский уезд
- Анцирская волость — с. Анцирское, Канский уезд
- Анциферовская волость, Канский уезд
- Бобровская волость, Канский уезд
- Вознесенская волость, Канский уезд
- Выдринская волость, Канский уезд
- Долго-Мостовская волость, Канский уезд
- Еловская волость, Канский уезд
- Заледеевская волость (1807)
- Ирбейская волость — с. Ирбейское, Канский уезд
- Канская волость (1807)
- Касьяновская волость, Канский уезд
- Конторская волость — с. Конторское, Канский уезд
- Кучеровская волость, Канский уезд
- Ладейская волость (1807)
- Назаровская (она же — Езагоровская) волость, Канский уезд
- Нахвальская волость (1807)
- Новосёловская волость, Канский уезд
- Перовская волость — с. Перовское, Канский уезд
- Подгородная волость — г. Ачинск (1807)
- Подсосенская волость, Канский уезд
- Покровская волость, Канский уезд
- Рождественская волость — с. Рождественское, Канский уезд
- Рыбинская волость — с. Рыбинское, Канский уезд (1807)
- Сухобузимская волость (1807)
- Тальская волость, Канский уезд
- Тасеевская волость — с. Тасеевское, Канский уезд
- Тинская волость — с. Тинское, Канский уезд
- Троицко-Заозёрновская волость — с. Троицко-Заозерное, Канский уезд
- Уринская (она же — Амонашевская) волость — с. Уринское, Канский уезд
- Устюжская волость (1807)
- Устьянская (Устьяновская) волость — с. Устьянское, Канский уезд
- Уярская волость — с. Уярское, Канский уезд
- Фаначетская волость, Канский уезд
- Частоостровская волость (1807)
- Червянская волость, Канский уезд
- Шелаевская волость — с. Шелаевское, Канский уезд
- Шелеховская волость, Канский уезд
- Шеломовская волость, Канский уезд
Колыванский уезд (округ) (1804—1827)
Кольчугинский уезд (1921—1924)
- (см. ниже «Кузнецкий уезд»)
Красноярский уезд (округ) (1804—1827)
Кузнецкий уезд
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1804 по 1925 гг.
В 1921 году Сибревком начинает проводить в Сибири серию административных реформ. В частности, протяжённый Кузнецкий уезд разделён на две части: собственно Кузнецкий уезд с центром в Кузнецке и Кольчугинский уезд (Кольчугинский рудник и Щегловско-Кемеровские копи). В 1924 году оба уезда вновь объединены в Кузнецкий уезд Томской губернии. Через год уезд и его волости будут упразднены.
- Александровская волость, Кузнецкий уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Бийском, Змеиногорском, Томском, Нарымском, др.
- Алексеевская волость (она же — Подонинская волость), центр — село Подонино, Кузнецкий уезд (1913): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Томском, Ново-Николаевском, др.
- Бачатская волость (название писалось также как Бочатская волость), центр — село Бачаты, Кузнецкий уезд (1869, 1899, 1913).
- Бачатская укрупнённая волость (район), центр — село Бачаты, Кузнецкий уезд / Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Большеямская волость, Кузнецкий уезд (1923).
- Вассинская волость, Кузнецкий уезд (1907, 1917).
- Вновь-Стрелинская волость, Кузнецкий уезд (1916, 1924).
- Верхо-Томская волость, (Верхотомская волость) центр — село Искитимское (Усть-Искитимское), Кузнецкий уезд (1899, 1901, 1913).
- Дальне-Каргинская волость (Дальнекаргинская волость), Кузнецкий уезд (1899).
- Ельцовская волость, центр — село Ельцовское, Кузнецкий уезд (1913).
- Зарубинская волость, Кузнецкий уезд (1913, 1924).
- Ильинская волость, центр — село Ильинское, Кузнецкий уезд (1869, [refdb.ru/look/2222849-p6.html 1899], 1913).
- Караканская волость, Кузнецкий уезд (1917).
- Касьминская волость, центр — село Брюханово, Кузнецкий уезд (1913).
- Кауракская волость, центр — село Караукское, Кузнецкий уезд (1913).
- Кемеровская укрупнённая волость (район), центр — село Кемеровское, Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Керецкая волость, Кузнецкий уезд (1899).
- Кольчугинская волость, Кузнецкий уезд (1917).
- Кондомская укрупнённая волость (район), центр — село Кондома (40 км западнее Таштагола), Кольчугинский уезд (1917, 1923—1925).
- Косьминская волость, Кузнецкий уезд (1917).
- Крапивинская укрупнённая волость (район), центр — село Крапивино (Крапивинское), Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Краснинская укрупнённая волость (район), центр — село Красное, Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Кузнецкая волость, центр — село Христорождественское (у пос. Кузнецк), Кузнецкий уезд (1899, 1913)
- Кузнецкая укрупнённая волость (район), центр — город Кузнецк, Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Ленинская укрупнённая волость (район), центр — пос. Ленино, Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Мартыновская волость (образована в 1913 в составе Кузнецкого уезда, весной 1917 передана в состав Бийского уезда).
- Мунгатская волость, центр — село Борисово, Кузнецкий уезд (XVII век, 1899, 1913).
- Николаевская волость, Кузнецкий уезд (1917): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском, Змеиногорском и Томском уездах.
- Прокопьевская укрупнённая волость (район), центр — пос. Прокопьевка, Кольчугинский уезд (1917, 1923—1925).
- Салаирская волость, центр — пос. Салаирский Рудник, Кузнецкий уезд (1869, 1899, 1913).
- Тарсминская волость (писали также: Тарсьминская волость и Тарасминская волость), центр — село Усть-Сосновское, Кузнецкий уезд (1893, 1899, 1913).
- Томская волость, Кузнецкий уезд (1920).
- Топкинская укрупнённая волость (район), центр — село Топки, Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Уксунайская волость, центр — село Тогульское, Кузнецкий уезд (1899, 1913).
- Усть-Сосновская укрупнённая волость (район), центр — село Усть-Сосново, Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Щегловская укрупнённая волость (район), центр — город Щегловск (ныне — Кемерово), Кольчугинский уезд (1923—1925).
- Яминская волость, центр — село Яминское, Кузнецкий уезд (1804, 1899, 1913).
Мариинский уезд
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1822 по 1925 гг.
- Алчедатская волость, центр — село Алчедат, Мариинский уезд (1899, 1913, 1917).
- Бараковская волость (Барановская?), Мариинский уезд (1911).
- Боготольская волость, центр — пос. Боготол, Мариинский уезд (1869, 1911, 1917).
- Больше-Барандатская волость (Большебарандатская волость), центр — село Больше-Барандатское, Мариинский уезд (1899, 1913, 1917).
- Верхне-Чебулинская волость (другое написание наименования: Верхнечебулинская волость, Верх-Чебулинская волость или Верхчебулинская волость), центр — село Верхние Чебулы (c 1923 — Верх-Чебула), Мариинский уезд (1913, 1923).
- Дмитриевская волость, центр — село Тисуль, Мариинский уезд (1899, 1911, 1913, 1921).
- Тисульская укрупнённая волость (район), центр — село Тисуль, Мариинский уезд, (1923—1925).
- Дубровская волость, Мариинский уезд (1924).
- Златогорская волость, Мариинский уезд (1897, 1911).
- Зырянская волость, центр — село Зырянское, Мариинский уезд (1899, 1911, 1913).
- Зырянская укрупнённая волость, центр — село Зырянское, Мариинский уезд (04.09.1924—09.12.1925):была образована из Зырянской, Дубровской, Чердатской, Туендатской (без одного населённого пункта), части Тутальско-Чулымской, двух населённых пунктов Колыонской волости и двух населённых пунктов Медодатской (остальная часть вошла в Томский уезд) волостей.
- Ижморская укрупнённая волость (район), центр — село Ижморское, Мариинский уезд, (1923—1925).
- Итатская волость, центр — село Итат[7], Мариинский уезд (1899, 1913, 1917, 1923).
- Козеюльская волость, центр — село Козеюльское, Мариинский уезд (1913).
- Колыванская волость, Мариинский уезд (1899): не путать с одноимённой волостью Ново-Николаевского уезда губернии и с волостью с созвучным (Колывановская) наименованием — Колывановской волостью в Змеиногорском уезде.
- Кольсонская волость, центр — село Кольсон, Мариинский уезд (1913).
- Колыонская волость, центр — село Колыон, Мариинский уезд (1911, 1924).
- Краснореченская волость, центр — село Краснореченское, Мариинский уезд (XVIII век, 1804, 1899, 1913, 1925). Несколько десятилетий XIX века (после 1822) относилась к Ачинскому уезду соседней Енисейской губернии.
- Мало-Песчанская волость (Малопесчанская волость), центр — село Малопесчанское, Мариинский уезд (1899, 1913, 1924).
- Мариинская укрупнённая волость (район), центр — город Мариинск, Мариинский уезд, (1923—1925).
- Медодатская волость, центр — село Медодат[8], Мариинский уезд (1921).
- Поваренкинская волость, центр — село Поваренкинское (Поваренкино), Мариинский уезд (1913).
- Почитанская волость, центр — село Почитанское, Мариинский уезд (1873, 1899, 1913).
- Сусловская волость (одно время именовалась как Рубинская волость), центр — село Суслово, Мариинский уезд (1899, 1913, [www.mapmarket.ru/index.php?id=1967&r=91 1919], 1923).
- Тамаринская волость, центр — село Тамаринское, Мариинский уезд (1913).
- Тисульская укрупнённая волость (район), центр — село Тисуль, Мариинский уезд, (1923—1925).
- Троицкая волость (Троицкая укрупнённая волость), Мариинский уезд (1923—1925): не путать с одноимённой волостью в Бийском уезде Томской губернии.
- Туендатская волость, центр — село Туендат, Мариинский уезд (1924).
- Тундинская волость, центр — село Тунда, Мариинский уезд (1899, 1913).
- Тутальско-Чулымская волость, Мариинский уезд (1924).
- Тюменевская волость, центр — село Тюменево, Мариинский уезд (1899, 1913, 1917).
- Тютенская волость, Мариинский уезд (1918).
- Тюхтетская волость, центр — село Тюхтет, Мариинский уезд (1913, 1923).
- Тяжиновершинская волость (пишут также: Тяжино-Вершинская волость, Тяженская волость, Тяжено-Вершининская волость), центр — село Орешково, Мариинский уезд (1913).
- Тяжинская волость, центр — село Тяжин, Мариинский уезд, (1917).
- Тяжинская укрупнённая волость (район), центр — село Тяжин, Мариинский уезд, (1923—1925).
- Чердатская волость, центр — село Чердаты, Томский уезд (1917), затем — Мариинский уезд (1920).
Нарымский уезд
Нарымский уезд — одно из первых административно-территориальных образований России на томском Приобье. Однако в 1804 году, с созданием Томской губернии, территории Нарымского уезда становятся территориями Томского уезда. В 1922 году решением Сибревкома вновь создаётся Нарымский уезд. В 1924 году делается попытка преобразовать уезд в укрупнённый район. В 1925 году, в ходе реформы районирования, все сибирские губернии, уезды, волости будут упразднены в замен на создание единого Сибирского края, состоящего преимущественно из районов (бывших укрупнённых волостей).
- Александровская волость, Нарымский уезд (1922, 1924): не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Бийском, Змеиногорском и Томском. Данная волость сначала входила в состав Тобольского округа (уезда), затем, с 1920 (?) — в составе Нарымского уезда Томской губернии. С 10 января 1924 года на её основе впервые формируется современный Александровский район.
- Варгатёрская волость, центр — село Варгатёр, Нарымский уезд (район) (1924).
- Васюганская волость, центр — село Васюган, Нарымский уезд (до 1924, затем была «укрупнена» в состав Каргасокской волости).
- Каргасокская волость, центр — село Каргасок, Нарымский уезд (Нарымский край / Нарымский район), 1920—1924.
- Кенгинская волость, центр — село Старица, Нарымский уезд (1924).
- Кетская волость (впоследствии — Колпашевская волость), центр — посёлок Кетск, сначала Томский разряд/Томский уезд (XVII век), затем Нарымский край и Томский уезд (1913), Нарымский уезд (1923). Впервые, как ясачная волость, появилась со строительством Кетского острога в 1596.
- Колпашевская укрупнённая волость (район), центр — село Колпашево, Нарымский уезд / Нарымский край (1923—1925).
- Нарымская волость, Нарымский уезд (1899): не путать с одноимённой волостью в Змеиногорском уезде губернии.
- Ново-Никольская волость (Новоникольская волость), центр — село Ново-Никольское, Нарымский уезд (1898, 1913)
- Парабельская волость, центр — село Парабельское, Томский уезд (с XVIII века), Нарымский уезд (1924).
- Парабельская укрупнённая волость (Парабельский район), центр — село Парабель, Нарымский уезд / Нарымский район (1924—1930).
- Тискинская волость, центр — село Тискино, Нарымский уезд (1922).
- Тогурская волость, центр — село Тогур, Нарымский уезд (1922, 1924).
- Тымская волость, центр — село Тымск, сначала Томский разряд/Томский уезд, затем Нарымский уезд (1590, XVII, 1923). Была «укрупнена» в 1924 в состав Каргасокской волости.
- Чаинская укрупнённая волость (район), центр — село Подгорное, Нарымский уезд / Нарымский край (1923—1925).
Ново-Николаевский уезд (1917—1921)
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1917 по 1921 гг.
Ново-Николаевский уезд Томской губернии образован решением Сибревкома как самостоятельный в 1920 году выделением волостей юго-западной части Томского уезда и восточных волостей Каинского уезда Томской губернии. В 1922—1925 гг. уезд, объединившийся с урезанным Каинским уездом (западные земли Каинского уезда отошли к Акмолинской области / Омской губернии), становятся основой самостоятельной Ново-Николаевской губернии.
- 1-я, 2-я и 3-я Алексеевские волости, Ново-Николаевский уезд: не путать с одноимёнными волостями в других уездах Томской губернии: Барнаульском, Томском, Кузнецком, др..
- Верхне-Каинская волость (Верхнекаинская волость), центр — село Осиновые Колки, Ново-Николаевский уезд (1920).
- Воробьёвская волость, Ново-Николаевский уезд (1924).
- Дупленская волость, Ново-Николаевский уезд (1917, 1924).
- Екатерининская волость, Томский, затем Каинский, с 1917 — Ново-Николаевский уезды (1917, 1924): не путать с одноимённой волостью Барнаульского уезда Томской губернии.
- Иткульская волость, центр — село Иткуль, Ново-Николаевский уезд (1920).
- Казанская волость, центр — село Зюзинское, Ново-Николаевский уезд (1920).
- Каминская волость, центр — село Кама, Ново-Николаевский уезд (1920).
- Каргатская волость, центр — село Каргат, Каинский, Ново-Николаевский (1920), с 1921 по 1925 — основа Каргатского уезда новой губернии.
- Колыванская волость, Ново-Николаевский уезд (1920): не путать с одноимённой волостью Мариинского уезда губернии и с волостью с созвучным (Колывановская) наименованием — Колывановской волостью в Змеиногорском уезде.
- Корпысакская волость (после 1920 переименована именовалась как Карпысакская волость), с центром в селе Карпысак (ныне территория Мироновского сельсовета Тогучинского района Новосибирской области — 45 км восточнее Новосибирска); Томский уезд (1913), затем — Ново-Николаевский уезд (1917—1925).
- Коченёвская волость, центр — село Коченёво, Ново-Николаевский уезд (1922).
- Миргородская волость (1917).
- Нижнекаинская волость (Нижне-Каинская волость), центр — село Булатово, Ново-Николаевский уезд (1899, 1913).
- Нижне-Чумышская волость (Нижнечумышская волость, Ново-Николаевский уезд (1917).
- Ново-Локтевская волость (Новолоктевская волость), центр — село Ново-Локтевское, Ново-Николаевский уезд (1917). Ранее 1917 — в составе Барнаульского уезда.
- Новониколаевская волость (Ново-Николаевская волость), центр — село Ново-Николаевское (пос. Ново-Николаевский), Томский уезд (1905) / Новониколаевский уезд (центр — город Ново-Николаевск, 1920).
- Ново-Тарышкинская волость (Новотарышкинская), Томский уезд (1911), Ново-Николаевский уезд (1917, 1924). Она же — Новотырышкинская (Ново-Тырышкинская волость).
- Ояшкинская волость, центр — село Ояш, Томский уезд (1830, 1901, 1913); с 1917 — в составе Ново-Николаевского уезда (1920).
- Покровская волость, центр — село Покровское, Ново-Николаевский уезд (1920): не путать с одноимёнными волостями Томской губернии в Барнаульском, Бийском и Змеиногорском уездах.
- Таскаевская волость, центр — село Таскаево, Ново-Николаевский уезд (1920).
- Федосовская волость, Ново-Николаевский уезд (1920).
Татарский уезд (1917—1919)
Уезд находился в составе Томской губернии в период с декабря 1917 по сентябрь 1919 гг.
Туруханский уезд (1804—1822)
Уезд находился в составе Томской губернии в период с 1804 по 1822 гг.
(преимущественно инородческие волости и дючины — прим. ред.)
Щегловский уезд (1921—1922)
(Временное наименование территории из нескольких волостей, преобразованной с 1922 в Щегловскую укрупнённую волость в составе Кузнецкого уезда, а в дальнейшем преобразован в Щегловский район — прим. ред.)
Ясачные и другие инородные волости, дючины и управы
- Абинская инородная волость (Абинская инородная кочевая волость), Кузнецкий уезд (1899)
- Алтайская инородная дючина, Бийский уезд (1899)
- Амбарцевская инородная волость, центр — село Амбарцево, Томский уезд (1899, 1913, 1924)
- Ачинская инородная волость, Томский разряд/Томский уезд (XVII век). Впервые была создана со строительством Ачинского острога в 1641
- Ашкытымская инородная управа 1-й половины, Кузнецкий уезд (1899)
- Ашкытымская инородная волость (Ашкытымская инородная кочевая волость 2-й половины), Кузнецкий уезд (1899)
- Ближне-Каргинская инородная кочевая волость (Ближнекаргинская волость), Кузнецкий уезд (1899)
- Богораковская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Большая Шегарская инородная волость (Большешегарская инородная волость, впоследствии — Шегарская волость), центр — село Богородское (Старая Шегарка), Томский уезд (1899)
- Больше-Аргунская инородная управа (Большеаргунская управа), Томский уезд (1899)
- Больше-Байгулская-Обская инородная управа (Большебайгулская волость) Томский уезд (1899, 1911)
- Больше-Карчагинская инородная управа (Большекарчагинская управа) Томский уезд (1899)
- Больше-Провская волость (Большепровская волость) Томский уезд (1899)
- Больше-Чурубаровская инородная управа (Большечурубаровская управа) Томский уезд (1899)
- Бояновская инородная управа 1-й половины, Кузнецкий уезд (1899)
- Бояновская инородная управа 2-й половины, Кузнецкий уезд (1899)
- Быстринская инородная управа ведения Алтайского заседателя (инородная волость, XIX век), Бийский уезд ([kpdara.narod.ru/441430439442-44d43b43543a44244043e430440445438432/altai-in-tomsk.pdf упоминается] в 1893)
- Васюганская инородная волость, центр — село Васюган, Томский уезд (1911)
- Верхнекумандинская волость (Верхне-Кумандинская волость), Бийский уезд (1899)
- Верхнеподгородная волость (Верхне-Подгородная волость), Томский уезд (1911)
- Едеевская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Иштановская волость, центр — село Иштан, Томский уезд (1911)
- Казанская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кампарская инородная управа, Кузнецкий уезд (1899)
- Камышанская инородная управа, Кузнецкий уезд (1899)
- Камышская инородная волость (инород.волость и отдельная полицейская управа), центр — село Хабары, Барнаульский уезд (1913)
- Картульская инородная волость, Томский уезд (1899)
- Кашкинская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Кергежская инородная волость, Бийский уезд (1893, 1911)
- Кетская ясачная волость, Томский уезд (с 1604)
- Кивинская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кийская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Киргеевская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Киштовская инородная волость, Каинский уезд (1916)
- Кокшинская инородная волость, центр — село Кокшинское, Бийский уезд (1913)
- Комляжская инородная волость, Бийский уезд (1893, 1911)
- Кондомо-Барсиатская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кондомо-Бежбояковская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кондомо-Елейская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кондомо-Итеберская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кондомо-Итеберско-Шерегашева инородная кочевая волость (Кондомо-Итеберско-Шерегешева инородная кочевая волость), Кузнецкий уезд (1899)
- Кондомо-Карачерская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кондомо-Шелкальская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Кузинская инородная волость, центр — село Паспаул, Бийский уезд (1911)
- Кузнецкая инородная волость (1893). Впервые была создана со строительством Кузнецкого острога в 1618 (Томский разряд/Томский уезд)
- Кулманская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Кумышская инородная волость 1-й половины, Томский уезд (1913)
- Кызыльская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Лариятская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Ларпинская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Лелькинская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Мало-Байгулская-Чулымско-Остяцкая инородная волость, Томский уезд (1911)
- Мало-Байгулская-Обская инородная управа, Томский уезд (1899)
- Мало-Коряковская инородная управа, (Малокоряковская инородная управа) Томский уезд (1911)
- Мало-Провская инородная управа, (Малопровская инородная управа) Томский уезд (1899)
- Мало-Чурубаровская инородная управа, (Малочурубаровская инородная управа) Томский уезд (1899)
- Мало-Шегарская инородная управа, (Малошегарская управа) Томский уезд (1911)
- Мелесская инородная волость (Мелецкая, Мелесткая, Мелестская, Мелетцкая), Томский разряд/Томский уезд. Впервые была создана со строительством Мелесского острога в 1621
- Мрасско-Елейская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Мрасско-Изушерская инородная кочевая волость, Кузнецкий уезд (1899)
- Мыютинская инородная волость, центр — село Мыюта, Бийский уезд (1911)
- Нижнекумандинская волость (Нижне-Кумандинская волость), Бийский уезд (1899)
- Нижнеподгорная инородная волость 2-й половины (Нижне-Подгорная волость), Томский уезд (1911)
- Нижнетогурская инородная волость (Нижне-Тогурская волость), Томский уезд (1911)
- Няньжинская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Обскотутальская инородная волость (Обско-Тутальская волость), Томский уезд (1899)
- Обь-Енисейско-канальская инородная волость, (Обь-Енисейский канал инородная волость, Инородная волость Обь-Енисейского канала) Томский уезд (1911)
- Парабельская 1-я Инородная волость 1-й половины, Томский уезд (1911)
- Парабельская 1-я Инородная волость 2-й половины, Томский уезд (1911)
- Парабельская 2-я Инородная волость, Томский уезд (1911)
- Парабельская 3-я Инородная волость, Томский уезд (1911)
- Парабельская 3-я Отдельная Инородная волость, Томский уезд (1911)
- Парабельская 4-я Инородная волость, Томский уезд (1911)
- Пиковская инородная волость, (Пиковская Инородная управа) Томский уезд (1899, 1911)
- Питкинская инородная волость, Томский уезд (1911)
- Подгородно-Пойдушная инородная волость, (Подгороднопойдушная волость) Томский уезд (1911)
- Сагуринская инородная волость, Томский уезд (1899)
- Сарасинская инородная волость, Бийский уезд (1893, 1899)
- Тагадская инородная кочевая волость 2-й половины, Кузнецкий уезд (1899)
- Телеутская инородная управа 1 части, Кузнецкий уезд (1899)
- Телеутская инородная управа 2 части, Кузнецкий уезд (1899)
- Телеутская инородная управа 3 части, Кузнецкий уезд (1899)
- Телутская инородная управа, Томский уезд (1911)
- Темерчинская инородная управа, центр — село Темерчинское, Томский уезд (1899)
- Тискинская инородная волость, центр — село Тискино, Томский уезд (1913) (Нарымский край, 17хх, 1911, 1924)
- Тогульская инородная управа 2-й половины, Кузнецкий уезд (1899)
- Тогурско-Порубежная инородная волость, (Тогурскопорубежная волость) Томский уезд (1911) (Нарымский край, 1918)
- Томская резиденция писаря 11 низовых инородных волостей Томского уезда, город Томск, Томский уезд (1899)
- Томскобухарская инородная волость (Томско-Бухарская волость), Томский уезд (1911)
- Томскоказанская инородная волость (Томско-Казанская волость), Томский уезд (1911)
- Томскотатарская ясачная волость (Томско-Татарская волость), Томский разряд/Томский уезд (Образована вместе со строительством Томского острога в 1604, XVI век)
- Тымская Инородная волость 1-й половины, центр — село Тымск Нарымский уезд (1911)
- Тымская инородная волость 2-й половины, центр — село Тымск Нарымский уезд (1899, 1911)
- Уймонская инородная управа (она же в 1911 — Уймонская инородная волость), центр — деревня Усть-Кокса, Бийкий уезд (1899, 1911)
- Улалинская инородная волость, центр — село Улалинское, Бийский уезд (1911)
- Чагинская инородная волость, Томский уезд (1899)
- Чатская инородная волость, центр — село Кафтанчиково, Томский уезд (1911, 1924)
- Чулымская инородная управа, Томский уезд (1899)
- Шепетская инородная волость, Томский уезд (17хх, 1899)
- Шуйская инородная управа, Кузнецкий уезд (1899)
- Эуштинская инородная управа, центр — село Эушта, Томский уезд (1899, 1911)
- Южская инородная волость, центр — село Никольск, Бийский уезд (1893, 1899, 1911)
- Яичная инородная управа, центр — село Яя, Томский уезд (1911)
- Ячинская инородная управа, Кузнецкий уезд (1899)
- Ячинская инородная управа, Томский уезд (1899)
«Номерные» волости
- 1-я Алтайская Калмыкская Дючина ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), Бийский уезд. Подробнее о дючинах см. на [www.altaj.ru/jasak_i_administracija?page=0%2C4] и [www.kalitva.ru/109057-seoki-juzhnykh-i-severnykh-altajjcev.html], центр — село Узнезя, ([kpdara.narod.ru/441430439442-44d43b43543a44244043e430440445438432/altai-in-tomsk.pdf упоминается, например], в 1893)
- 1-я Чуйская Калмыкская инородная волость ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Чибит, Бийский уезд (1911)
- 2-я Алтайская Дючина ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Килей, Бийский уезд
- 2-я Чуйская инородная волость, Бийский уезд
- 2-я Чуйская Калмыкская кочевая инородная волость ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Коч-Агаш, Бийский уезд (1899, 1911)
- 3-я Алтайская Дючина ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Килей, Бийский уезд
- 4-я Алтайская Дючина ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Килей, Бийский уезд
- 5-я Алтайская Дючина ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Теньга, Бийский уезд
- 6-я Алтайская Дючина ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Теньга, Бийский уезд
- 7-я Алтайская Дючина ведения Алтайского заседателя (инородная волость горных алтайцев, XIX век), центр — станция Теньга, Бийский уезд
Полицейские станы в Томской губернии, 1913 год
Полицейские станы и место резиденции станового.
- Томский уезд
- 1-й (Главный) стан, город Томск
- 2-й стан, город Томск
- 3-й стан, село Ишим (Ишимское), Ишимская волость
- 4-й стан, село Богородское, Богородская волость
- 5-й стан, город Нарым, Нарымский уезд
Пояснение. К 1913 году 2-й, 3-й, 4-й, 5-й станы входили в состав Томского уезда, даже не смотря на то, что администрация 5-го стана находилась в другом уезде.
- Барнаульский уезд
- 1-й стан, село Белоярское (Белоярск), Белоярская волость
- 2-й стан, село Берск, Берская волость
- 3-й стан, село Камень, Каменская волость (Барнаульский уезд)
- 4-й стан, село Карасук, Карасукская волость
- 5-й стан, село Бутырки, Касмолинская волость
- Камышская инород. управа, село Хабары
- Бийский уезд
- Антоньевская казачья станица (стан), село Антоньевское
- Чарышская казачья станица (стан), посёлок Чарышский (Чарышское)
- Змеиногорский уезд
- 1-й стан, село Курьинское, Курьинская волость
- 2-й стан, село Шемонаевское, Александровская волость
- 3-й стан, село Зыряновское, Зыряновская волость
- Верх-Алейская казачья станица (стан), село Верх-Алейское, Усть-Тартасская волость
- Каинский уезд
- 1-й стан, село Каргатский Форпост, Каргатская волость, Каинский уезд
- 2-й стан, город Каинск
- 3-й стан, город Каинск
- 4-й стан, село Спасское, Усть-Тартасская волость
- 5-й стан, село Вознесенское, Вознесенская волость
- 6-й стан, село Юдино, Юдинская волость
- Кузнецкий уезд
- 1-й стан, город Кузнецк
- 2-й стан, село Бочатское, Бочатская волость
- 3-й стан, село Усть-Сосновское, Тарасминская волость
Напишите отзыв о статье "Волости Томской губернии"
Примечания
- ↑ Ачинский уезд был образован в 1782 году в составе Томской области Сибирского царства (Тобольского наместничества). В 1797 году Ачинский уезд был упразднён, поселение Ачинск стало заштатным городом в Томском уезде и административным центром Подгородной (Ачинской) волости. В 1822 году, при создании Енисейской губернии из частей Красноярского, Енисейского и Томского уездов, был воссоздан Ачинский округ (уезд). Таким образом, волость и её административный центр были в составе Томской губернии с 1804 по 1822 гг.
- ↑ Ныне — территория Мироновского сельсовета Тогучинского района Новосибирской области, находится в 45 км восточнее Новосибирска
- ↑ Митрофановка располагалась на неск. км южнее современной д. Филимоновка (Асиновский район), на берегу речки Кужербак.
- ↑ В советское время село Николаевское переименовано в Никольское (Кривошеинский район).
- ↑ Ныне — Кожевниковский район.
- ↑ В настоящее время сёла с названием Шипицино имеются в 2-х соседних районах Новосибирской области (Чистоозёрный и Венгеровский) и на севере Алтайского края (Тальменский район). Трудно определить пока, какое из них было волостным центром в конце XIX века. Также одноимённое село имеется в Кемеровской области, но оно никак не могло относиться в XIX веке к Каинскому уезду.
- ↑ Современный посёлок пгт Итатский расположен в Тяжинском районе Кемеровской области (территория бывшего Мариинского уезда). В 240 км северо-западнее этого посёлка расположен посёлок с созвучным наименованием: посёлок Итатка Томского района Томской области (территория бывшего Томского уезда).
- ↑ Село Медодат полностью исчезло к 1970-х гг.
Ссылки
- Абрамов О. К. Томские волости и инородные управы в XVII—XX веках. // Товики. — Томск, 2011. Электронный ресурс: [towiki.ru/view/%D0%A2%D0%BE%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8 towiki.ru]
- [www.rusarchives.ru/guide/gato/p1.shtml Архивы России. Административно-территориальное деление Томской губернии — Томской области (1604—1997)]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Волости Томской губернии
Графиня пожала плечами.– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.
Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.
На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.
Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!
Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.
Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
