Волость

Во́лость — нижняя единица административно-территориального деления в России в сельской местности. Образована в 1797 году, первоначально для казённых крестьян; после реформы 1861 года волости были образованы также для бывших владельческих и удельных крестьян.

В СССР волости были упразднены в ходе административно-территориальной реформы 1923—1929 годов: уездно-волостное деление было заменено районным.

История

В Древней Руси волость — крупная территория, имевшая столичный город и своего местного князя; позже (с XIV века) небольшая сельская территория, подчинённая городу. Слово «волость» (в значении «власть, страна, округ») происходит от древнерусского володѣти (владеть).

Не вдаваясь в критику выставленных нашей исторической наукой положений, можно с достоверностью лишь сказать, что «волость» является понятием более древним, нежели распространившееся позднее понятие «стан»… … не подлежит сомнению факт вытеснения волости станом и переименование многих волостей в станы, наблюдаемый в течение XV, XVI и XVII столетий.

— Готье Ю. В.

До XVI века волость или несколько волостей и (или) станов (включая город или село как центр) входили в уезд. Управлялся такой уезд княжеским наместником, а с начала XVII века — воеводой, выполнявшим военные, административные и судебные функции. В XVI—XVII веках происходило объединение уездов в большие административные единицы — разряды, которые стали промежуточным звеном между центральной властью и уездами и подготовили создание в начале XVIII века крупных административных единиц — губерний. Уже 18 декабря 1708 года Указом об учреждении губерний Петра I было образовано 8 губерний с входящими в них уездами.

Позднее, в правление Екатерины II, количество губерний увеличилось. Они также были разделены на уезды — низшие административные, судебные и фискальные единицы в Российской империи (с 1775 года), просуществовавшие также в РСФСР и СССР до 1929 года. При Павле I продолжается унификация административно-территориального деления — для управления государственными крестьянами утверждены казённые волости. Таким образом, впервые в России сложилась единая система «губерния — уезд — волость» (для казённых крестьян) и «губерния — уезд — помещичье имение» (для владельческих крестьян). В 1837—1841 годах в ходе реформы Киселёва казённые волости были разделены на сельские общества. После реформы 1861 года деление на волости и сельские общества было распространено на бывших владельческих крестьян.

Волостное управление согласно «Общему положению о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости»

Волость являлась низшей административной единицей крестьянского самоуправления, образуемой из смежных сельских обществ, с численностью населения от 300 до 2000 ревизских душ мужского пола. Наибольшее расстояние отдалённых селений волости от центра управления в среднем не должно было превышать 12 вёрст. При первоначальном образовании волостей за основу было принято разделение на приходы.

Каждое сельское общество имело сельский сход, выбиравший сельских должностных лиц (сельского старосту, сборщика податей, сотских, десятских) и разрешавший некоторые поземельные дела (например, переделы общинных земель), раскладку налогов, мелкие полицейские дела. Гораздо большее значение имело волостное сословное крестьянское звено — волостной сход.

Волостное управление на основании Общего положения о крестьянах 1861 года составляли:

1. Волостной сход;
2. Волостной старшина с волостным правлением;
3. Волостной крестьянский суд.

Все эти крестьянские учреждения находились под управлением системы органов правительственно-дворянского надзора:

Год	Участок	Уезд	Губерния
1861	Мировой посредник	Уездный съезд мировых посредников	Губернское по крестьянским делам присутствие
1874		Уездное по крестьянским делам присутствие	Губернское по крестьянским делам присутствие
1889	Земский участковый начальник	Уездный съезд	Губернское присутствие

Волостной сход

Состоял из выборных сельских и волостных должностных лиц (волостного старшины, сельских старост, помощников старшины, сборщиков податей, заседателей волостных правлений и судей волостных судов) и из крестьян, избираемых от каждого селения или посёлка, принадлежащего к волости, по одному от каждых десяти дворов.

Ведению схода подлежали: выборы волостных должностных лиц, все хозяйственные и общественные дела волости, меры общественного призрения, учреждение волостных училищ, распоряжения по волостным магазинам, принесение жалоб по делам волости и выдача доверенностей на ведение дел, раскладка волостных сборов, проверка и учёт дел по отправлению воинской повинности, утверждение приговоров сельских сходов.

Волостной старшина

Избирался волостным сходом на три года из крестьян, утверждался в должности и подчинялся с 1861 года мировому посреднику, с 1874 года — уездному по крестьянским делам присутствия, а с 1889 по 1917 год — земскому начальнику. Окончательное удаление его от должности зависело от уездного съезда.

Волостной старшина отвечал за сохранение «общего порядка и спокойствия» в волости, доводил до населения законы и распоряжения правительства, наблюдал за исполнением паспортных правил и судебных приговоров, принимал меры к поимке преступников. Кроме полицейских, на нём лежали и административные обязанности — он созывал и распускал волостной сход, приводил в исполнение его приговоры, наблюдал за исправным содержанием дорог, за отбыванием повинностей, заведовал волостными суммами.

Волостное правление

Состояло из старшины, всех сельских старост или помощников старшины, сборщиков податей, там, где они были, одного-двух заседателей и писаря. Обязательным в волостном правлении было присутствие только старшины и писаря. Писарь назначался мировым посредником, а впоследствии — земским начальником и играл в волостном правлении немаловажную роль.

Волостное правление имело характер контрольно-совещательного учреждения для некоторых административных дел, подлежащих коллегиальному обсуждению и сопряжённых с материальной ответственностью. В его деятельности сочетались элементы административного управления и сословного самоуправления, и оно вело довольно значительное делопроизводство.

Волостные правления были ликвидированы постановлением Совнаркома СССР от 30 декабря 1917 года «Об органах местного самоуправления».

Волостной суд

Представлял собой коллегию из 4—12 судей, выбираемых ежегодно сельскими сходами. Этот сословный крестьянский суд рассматривал споры и тяжбы между крестьянами (если сумма иска не превышала 100 рублей, в 1889 году сумма была повышена до 300 рублей), а также мелкие уголовные проступки.

Национальные волости

Российская империя

В Российской империи существовали, так называемые, «национальные волости» (инородческие). Такие волости существовали в Сибири (Тобольская губерния, Забайкальская область и другие). Назывались по национальности коренного населения: татар, бурят, остяков, самоедов, бухарцев, киргизов и др., которые составляли, практически, до 100 % населения волости. Так в Тарском уезде Тобольской губернии существовали: одна Бухарская волость, четыре татарские, одна финская. В XIX веке была ликвидирована Остяцкая волость. В Акмолинской области основу волостей составляли киргизские волости.

Российская Федерация

С 1994 по 2005 годы в Республике Карелия существовала Вепсская национальная волость на правах муниципального района, а также с 1993 по 2004 г. волости в Олонецком районе Карелии.

В настоящее время в ряде регионов России (например, Псковской области) волостями называются сельские поселения.

См. также

• Волисполком
• Волостной сход
• Волостной старшина
• Волостное правление
• Волостной суд
• Сельское общество
• Экономическая (Казённая) волость

Литература

• [elib.shpl.ru/nodes/11598 Волости и гмины 1890 года. — СПб., 1890. — (Статистика Росийской империи)]
• Готье Ю. В. «Замосковный край в XVII в». М., 1906. С. 148
• Волость // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [library6.com/index.php/library6/item/самоуправление-крестьянского-сельского-и-волостного-общества Самоуправление крестьянского сельского и волостного общества]. — М.: Тип. т-ва И.Д.Сытина, 1905. — 143 с.
• Пушкарёв С. Г. [elib.shpl.ru/ru/nodes/24152-pushkarev-s-g-ocherk-istorii-krestyanskogo-samoupravleniya-v-rossii-praga-1924#page/1/mode/grid/zoom/1 Очерк истории крестьянского самоуправления в России.] — Прага, 1924. — 43 с.
• [freebooks.net.ua/17192-k.a.sofronenko-sost.-krestjanskaja-reforma-v.html Крестьянская реформа в России 1861 года. Сборник законодательных актов] / под ред. К.А.Софроненко. — М.: ГИЮЛ, 1954. — 318 с.
• Самоуправление крестьянского сельского и волостного общества. — М.: Тип. т-ва И.Д.Сытина, 1905. — 143 с.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003549996 Волостной старшина, его права, обязанности и ответственность] / Сост. К.Ф.Краевский. — М., 1899. — 205 с.
• Волчков В. [dlib.rsl.ru/viewer/01003544876 Руководство для крестьян. Сборник действующих узаконений, касающихся обществ. их упр. и обязанностей сел. и волост. должност. лиц и ниж. чинов]. — М.: Тип. М.Н.Лаврова, 1880. — 256 с.
• История государственных учреждений дореволюционной России. — М., 1968. — С. 233—235.

Отрывок, характеризующий Волость

Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…