Волохонский, Лев Яковлевич
| Лев Яковлевич Волохонский | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
Лев Яковлевич Волохонский (16 мая 1945, Омск — 6 мая 2003, Москва) — советский диссидент, один из активных участников независимого профсоюзного и правозащитного движения в СССР.
Биография
Родился в Омске, куда из блокадного Ленинграда были эвакуированы его родители, в 1947 году семья возвратилась в Ленинград. В 1962 году Волохонский поступил в Ленинградский горный институт, но оставил его после первого курса. В 1963 году сдал вступительные экзамены на геологический факультет ЛГУ. Со второго курса был призван в армию, в 1964-67 годах служил в погранвойсках, после окончания службы продолжил обучение на геологическом факультете. Закончив университет в 1971 году, диплом защищать не стал.
Во время учёбы и позже он участвовал в нескольких геологических экспедициях на севере Сибири и в Карелии. В дальнейшем работал сторожем, слесарем по ремонту лифтов, кочегаром в угольной котельной, приемщиком стеклотары (вместе с бывшим политзаключенным Юрием Таракановым).
С конца 1960-х годов Волохонский обменивался с множеством друзей и знакомых труднодоступной в те годы литературой (общественно-политической, религиозно-философской, исторической, художественной), в том числе самиздатской и тамиздатской, а также русскоязычной литературой, изданной до 1927 года. Некоторые книги он копировал фотоспособом, перепечатывал на машинке или ксероксе. В 1970-е выпускал машинописный альманах «С бору по сосенке», включавший в себя, в основном, стихи и рассказы. Сам он писал статьи на религиозно-философские темы, но не распространял их в самиздате.
Правозащитная деятельность
В середине 1970-х Волохонский познакомился с Владимиром Борисовым, входившим в Инициативную группу по защите прав человека в СССР, затем с Владимиром Сквирским[1], и рядом других московских диссидентов.
Принимал большое участие в создании и работе Свободного межпрофессионального объединения трудящихся — первой оформленной попытки создания в СССР независимого профсоюза по образцу «Солидарности». В октябре 1978 года при основании организации вошёл в её Совет представителей, однако уже 12 марта 1979 года был арестован и 12 июня осуждён по статье 190 ч. 1 УК РСФСР («Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй») на 2 года колонии общего режима. В вину вменялось составление документов СМОТ, а также передача иностранным корреспондентам информации о создании СМОТ.
После освобождения в 1981 году продолжил свою деятельность и уже в 1982 году был вновь арестован и осуждён, на этот раз по статье 70 ч. 1 («Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления советской власти…») на 5 лет лагеря колонии строгого режима и 4 года ссылки. Вскоре после его ареста Александром Скобовым в СПб на стенах зданий в центре города были сделаны надписи «Свободу политзаключенным», «Свободу Волохонскому!», «КГБ- хрен тебе», после чего он также был арестован.
После освобождения в 1987 году продолжил свою деятельность, возглавляя Информационное агентство СМОТ, занимавшееся выпуском и продажей православно-монархического издания «Российские ведомости» (не газеты, которой тогда ещё не существовало, а одноимённого журнала). В конце 1990-х — начале 2000-х вместе с женой Ольгой Корзининой занимался выпуском газеты «Собачья жизнь».
В 2010 году опубликована книга Волохонского «Жизнь по понятиям», посвящённая истории преступного мира.
Напишите отзыв о статье "Волохонский, Лев Яковлевич"
Литература
- Волохонский Л. Жизнь по понятиям. — М.: Олма Медиа Групп, 2010. — 416 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-373-03954-3.
Примечания
- ↑ [www.luceg.eu/attacked/anisimov-skvirskiy.php Интервью со Сквирским Владимиром Ильичем]
Ссылки
- [monarhist-spb.narod.ru/Archives_news/2003/05-2003/07-05-2003-1.htm Газета «Монархист»: Вечная память! (некролог)]
- [solidarizm.ru/txt/voloh.shtml Вячеслав ДОЛИНИН. Лев Волохонский]
Отрывок, характеризующий Волохонский, Лев Яковлевич
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
