Волоцкой, Александр Алексеевич

Александр Алексеевич Волоцкой
Дата рождения	6 сентября 1808(1808-09-06)
Дата смерти	21 апреля 1875(1875-04-21) (66 лет)
Место смерти	Марсель, Франция
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Тифлисский егерский полк
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1828—1829, Польская кампания 1831 года, Кавказская война
Награды и премии	Золотое оружие «За храбрость» (1828), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1831), Орден Святой Анны 3-й ст. (1831), Virtuti Militari 4-й ст. (1831), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1844), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1847), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1849), Орден Святой Анны 1-й ст. (1851), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1865), Орден Белого Орла (1869)

Александр Алексеевич Волоцкой (1806—1875) — генерал-лейтенант, Ставропольский губернатор, сенатор.

Родился 6 сентября 1808 году. Образование получил в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, откуда в 1825 году выпущен подпрапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк, в 29 марта того же года произведён в прапорщики.

В 1827 году Волоцкой получил чин подпоручика и был назначен адъютантом к генералу Нейдгардту. На этой должности он принял участие в начавшейся в 1828 году русско-турецкой войне, отличился при осаде Варны. 20 ноября 1828 года пожалован золотой шпагой с надписью «За храбрость». В 1830 году произведён в поручики.

В 1831 году Волоцкой сражался в Польше с повстанцами и отличился в сражениях при Вавре, под Остроленкой, у Вильны и штурме Варшавских укреплений, за отличие был произведён в штабс-капитаны и награждён орденами св. Владимира 4-й степени с бантом, св. Анны 3-й степени с бантом и польским знаком за военное достоинство 4-й степени.

В 1832 году Волоцкой получил чин капитана и в 1834 году был переведён в лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, где в 1838 году был произведён в полковники.

В 1840 году Волоцкой был отчислен по кавалерии и назначен состоять при Отдельном Кавказском корпусе. С этого времени началась его боевая служба на Кавказе. В 1840 году он сражался с горцами за Кубанью, в 1841 году был в делах в Северном и Нагорном Дагестане при взятии Хубарских высот, в Ауховском обществе и при взятии Кишень-аула. В кампании 1843 года находился в походах на левом и правом флангах Кавказской линии.

Назначенный в 1844 году командиром Тифлисского егерского полка Волоцкой в кампании того же года командовал летучим отрядом на Сулакской линии, за отличие был награждён орденом св. Владимира 3-й степени с мечами. В 1845 году он был на Лезгинской линии при движении отряда в общество Тебель. 1 января 1847 года он за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 7556 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова) и вновь сражался на Лезгинской линии и был при истреблении аула Чардахлы.

6 декабря 1847 года Волоцкой был произведён в генерал-майоры и назначен Ставропольским гражданским губернатором, каковую должность занимал по 1853 год. За это время он был награждён орденами св. Станислава 1-й степени с мечами (4 августа 1849 года) и св. Анны 1-й степени (6 декабря 1851 года, императорская корона и мечи к этому ордену пожалованы 1 января 1855 года).

26 августа 1856 года произведён в генерал-лейтенанты. 1 августа 1859 года Волоцкой был назначен сенатором, присутствовал в 1-м отделении 5-го департамента и 1-го отделения 3-го департамента, с 1 января 1863 года заседал департаменте герольдии. 9 октября того же года назначен членом особого комитета для рассмотрения основных положений преобразования арестантских рот инженерного ведомства и устройства военных тюрем. Затем по май 1874 года был вице-президентом и председателем Санкт-Петербургского попечительного о тюрьмах комитета. С 1861 по 1874 год был членом Попечительского совета заведений общественного призрения в Санкт-Петербурге, с 1861 по 1863 год — попечителем Калинкинской больницы. 1 января 1865 года награждён орденом св. Владимира 2-й степени с мечами и в 1869 году удостоен ордена Белого орла.

Скончался в Марселе 21 апреля 1875 года во время заграничного отпуска, похоронен в Санкт-Петербурге 3 июня на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Его младший брат Николай был камергером и действительным статским советником.

Источники

• Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Т. X. Тифлис, 1885
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. М., 2007
• Список генералам по старшинству. Исправлено по 1 августа. СПб., 1872
• Список сенаторов по старшинству чинов. Исправлен по 17 апреля 1866 года. СПб., 1866
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

Отрывок, характеризующий Волоцкой, Александр Алексеевич

– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.