Волочебный обряд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Волочебный обряд (волочёбный обряд, зелёные святки[1], обход волочобников, влачебников, волынщиков, лалынщиков, лалыльщиков, куралесников) — весенний обход домов с величально-заклинательными песнями, древний обряд аграрного цикла, совершаемый перед началом сева[2]. Проводился обычно вечером в пасхальное воскресенье[3], иногда накануне или в понедельник.

Обряд известен преимущественно на территории Белоруссии, а также в прилегающих районах: Подляшья в Польши; территории бывшей Виленской области в Литве; Псковской, Смоленской областях, частично — в Калужской, Орловской[4], Белгородской[5] в России; Черниговской области на Украине. В XX веке обряд был также зафиксирован у населения востока Тверской области и в Западной Сибири, где, возможно, является поздним заимствованием от переселенцев-белорусов. Название обряда связано с глаголом волочить, волочиться, то есть идти, брести, шататься (ср. типичный песенный зачин: «Валачобнiчкi валачылися...»). Обряд близок к колядованию[3][4] и вьюнишнику, в Чехии волочебные песни так и называются — koleda.





История

Первоначально, вероятно, волочебные обряды исполняли бродячие странники, калики перехожие — мужская компания, состоящая в основном из молодых парней. Ходили из двора во двор, за славленье получали подарки: яйца, пироги, водку, иногда большие угощения[6].

Волочебники

Участники обряда — мужские группы, состоящие из 8—10 (иногда до 20) человек. В основном это мужчины средних лет и молодые парни. Лишь изредка к ним могли присоединиться старики и замужние женщины, а девушки и дети не участвовали вовсе. В отличие от колядных групп, среди волочебников не было ряженых. Возглавлял дружину «починальник» или «запевала», который руководил всем ходом обряда, подбирал песенный репертуар, сам начинал пение, принимал вознаграждение от хозяев. Ему помогали музыканты (с дудой и скрипкой) и «мехоноша» («мехоножыч»), в обязанности которого входило ношение мешка с полученными за пение продуктами. Все остальные члены дружины («подхватники») хором исполняли припев волочебных песен[4].

Тех, кто совершал обходы в различных регионах, называли поразному: волочебниками, христованниками, галыкальниками, воловниками, лалынщиками, кукольниками, волховниками, скоморохами. Считалось, что волочебники — люди Божьи, и своими обходами они приносят удачу хозяевам, плодовитость скоту, урожайность на полях, ставят защиту дворов от различных природных стихий[7].

Завершив обходы дворов в деревне, волочебники собирались в одном из домов или в последнем доме, к какому они приходили с ритуальным распеванием, и устраивали там застолье с весёлыми играми, танцами, песнями, шутками[8].

На юго-западе и западе России такую группу называли христованниками[9].

Особенности

Волочебники начинали ходить по домам в пасхальное воскресенье после вечерни и продолжали обряд всю ночь. На рассвете хождение прекращалось, даже если за ночь не успевали обойти все дворы. В Себежском уезде Витебской губернии (сейчас Себежский район Псковской области) обход мог возобновляться и в следующие две ночи. Группа певцов посещала не только дома своего села, но заходила и в соседние села, если они принадлежали к тому же церковному приходу. Подойдя к дому, участники обряда становились под окном полукругом, в середине — «починальник», который спрашивал у хозяев разрешения «дом развеселить», после чего начинали петь. Хозяева одаривали волочебников через окно, в большинстве случаев приглашать их в дом было не принято. Обычно хозяева ожидали прихода волочебной дружины как желанных и благословенных гостей, от визита которых зависит благополучие в доме. Их старались щедро одарить (крашеными яйцами, салом, хлебными изделиями, деньгами) и оказать им всяческие почести, чтобы обеспечить себе богатство и удачу на весь год. Завершив обряд, волочебники собирались в доме одного из участников и делили собранное, отдавая большую часть «починальнику»[4].

В Подляшье (Польша) обряд назывался «ходить по волочебным», или «ходить с Конопелькой»[10] (польск. chodzenia po wołoczebnym, chodzenia z Konopielką). Волочебники носили на жерди куклу. В доме, где была девушка, пели «Конопельку» (польск. Konopielka), сравнивая её со стройной девушкой[11]. Во время обряда ряженые парни заходили в дом, где жила девушка на выданье, сцепив руки обязательно крест-накрест, сажали девушку на руки и раскачивали её как на качелях под пение веснянки «Тонкая, белая конопелька»[12][3]. Подходя к дому, «главарь» группы обращался к хозяевам со словами: «Разрешите, хозяева, ваш дом развеселить и нам весёлым быть». Затем входили в избу и пели сначала религиозную песню, а потом «Конопельку». Если при обходе не заходили в какой-то дом, где живёт девушка, то она считала, что её «осрамили», так как это считалось публичным оскорблением, пренебрежением в глазах всего села[13].

Песни и танцы

В белорусских особых волочебных песнях в поэтической форме показывается весь земледельческий календарь крестьян, начинающийся Великоднём, который можно считать началом года, Новым годом. Кажый куплет песни сопровождался одним из припевов: «Слава табе, Божа, на ўвесь свет!», «Да й віно ж, віно зеляно!», «Вясна красна, зялёна!», «Хрыстос уваскрос, Сын Божы!» и другие. Пример одной из самых красивых волочебных песен:

Оригинал
На добры вечар, сам пан хазяін!
Ой, калі ж ты спіш, так Бог з табою,
Калі не спіш, так выйдзі са мною,
Паслухай, што ў небе гудзе.
Прачыста ідзе, трох гасцей вядзе.
Першы госць — яснае сонца,
А другі госць — ясны месяц,
А трэці госць — дробны дожджык.
 — Чым пахвалішся, яснае сонца?
 — Як я ўзыйду рана ў Нядзелю,
Дак парадуецца ўвесь мір раждзёны.
 — Чым пахвалішся, ясны месяц?
 — Як я ўзыйду позна з вечара,
То зрадуецца купец у дарозе,
Тавар у аборы і шчука ў моры.
 — Чым пахвалішся, дробны дожджык?
 — Як я прыйду тры разы ў маі,
Зародзіць Бог жыта, пшаніцу,
(Жыта, пшаніцу), ўсякую пашніцу.                  

А ў ляску, ляску на жоўтым пяску
Зялёна ёлка, зялёна!
Салаўі гудуць, цэркву будуюць,
3 трыма вакнамі, чатырма ўгламі.
У адно акно сонца увайшло,
У другое вакно месяц увайшоў,
У трэцяе вакно сокал уляцеў,
Сокал уляцеў, слязу ураніў.
А з тае слязы рэчанькі пашлі,
Рэчанькі пашлі усё быстрыя,
Рэкі быстрыя, беражыстыя[14].
Перевод с белорус.[15]
Добрый вечер, сам пан хозяин!
Ой, коли ж ты спишь, так Бог с тобою,
Коли не спишь, так выйди со мною,
Послушай, что в небе гудит.
Пречистая идёт, троих гостей ведёт.
Первый гость — ясно солнце,
Другой гость — ясный месяц,
А третий гость — мелкий дождик.
 — Чем похвалишься, ясно солнце?
 — Как я взойду рано в Воскресенье,
Так порадуется весь мир рождённый.
 — Чем похвалишься, ясный месяц?
 — Как я взойду поздно с вечера,
То возрадуется купец в дороге,
Скотина в хлеву и щука в море.
 — Чем похвалишься мелкий дождик?
 — Как я пройду три раза в мае,
Зародит Бог жита, пшеницу,
(Жита, пшеницу), всякую пашницу.

А в леску, леску на жёлтом песку
Зелёна ёлка, зелёна!
Соловьи гудят, церкви строят,
С тремя окнами, четырьмя углами.
В одно окно солнце вошло,
В другое окно месяц вошёл,
В третье окно сокол влетел,
Сокол влетел, слезу уронил.
А с той слезы реченьки пошли,
Реченьки пошли всё быстрые,
Реки быстрые, бережистые.

В Минской и смежных с нею губерниях пляшут на этих первых весенних игрищах особые пляски — «метелицу» и «завейницу»[16]. «Метелица» известна также русскому и украинскому танцевальному фольклору[17].

В Поречском уезде Смоленской губернии «хождение волочебников» начиналось в Великдень. «В самый день Воскресения Христова с самого раннего утра мужики, парни и дети собираются в отдельные партии, начинают ходить по порядку из одного дома в другой, становятся в передний угол, поют песни, за которые принято дарить певцов, и наконец, христосуясь, поздравляют с праздником хозяина и всю его семью».

Не шум шумит, не гром гремит!
      Христос воскрес! Сын Божий!
      (Припев после каждого стиха).
Шумят, гремят волочебники!
А к чьему двору, ко богатому —
Ко богатому — к Николаеву (имя хозяина).
Хозяюшка, наш батюшка!
Раствори окошечко, посмотри немножечко!
Что у тебя в доме деется?!
Среди двора, против окна кутняго,
Стоит церковь с ярого воску.
А в той церкви все праздники —
Все святые, годовые,
Из года в год раз побывают,
Христа величают!
Первый праздник — Егорий;
Второй праздник — святой Микола,
Третий праздник — Пречистая Мать!
Хозяюшка, наш батюшка,
Кого у тебя дома нет?!
Дома нет Ильи с Петром:
Илья с Петром в чистом поле,
По метам ходят — жито родят:
Туда идёт, засевая, оттуда идёт, заклиная;
Он раз резнёт — сноп нажнёт,
Два резнёт — бабку ставит,
Три резнёт — хоровод ставит.
Бабка от бабки — полторы пятки,
Сноп от снопа — полтора ступня,
Хоровод от хоровода — полтора перевода[18].

После пожелания в такой форме богатого урожая волочебники переходили к просьбе об одаривании их самих, выделяя лиц, игравших особую роль в обходах: поминальника (запевалы, зачинщика), скомороха и хомяножи (тот, кто носит сумку с дарами).

Хозяюшка, наш батюшка,
Не вели томить, прикажи дарить!
Наши дары не великие:
Не рублем дарят — полтиною,
А и той золотою хоть гривною,
Починальчику — по десяточку,
Кто за ним поёт — по пяти яиц,
А скомороху — сито гороху,
Хомяноже — кусок сала,
Кусок сала — боты мазать,
Чтоб не топтались, грязи не боялись,
Не хочешь дарить — ступай с нами ходить,
С нами ходить — собак дразнить,
А где не перейдём — там тебя положим[18].

В той же Смоленщине в XIX веке существовали особые названия волочебных песен для хозяев и молодых девушек. Всю Светлую неделю молодые парни ходят по деревням и у каждого дома под окном поют так называемый «куралес», за что всякий хозяин, которому они пропоют, величаючи его по имени, — подаёт им сала, яиц, пирога и денег. Вот, например, одна из этих «куралесных» песен смоленских волочебников:

Ай шли, прошли волочебники.
      Христос воскрес, Сыне Божий!
      (Припев после каждого стиха).
Аны шли, пройшли, волочилися.
Волочилися, намочилися.
Аны пыталися до того двора, до Иванова.
Ти дома, дома сам пан Иван?
Он не дома, а поехал во столен город.
Соболева шапка головушку ломит.
Кожаный пояс середину ломит.
Куння шубка по пятам бьется.
Вы дарите нас, не морите нас!
Пару яиц на ясминку.
Кусок сала на подмазочку.
Конец пирога на закусочку.

В некоторых же домах, где есть молодые девушки заневестившиеся, волочебников просят спеть ещё «Паву»:

Пава рано летала;
Раньше того девица встала,
Да перья собирала,
В веночек ввивала,
На головку надевала,
Сукните молодца,
Подайте колос!

За «Паву» платят волочебникам отдельно: кто гривенник, кто двугривенный. Все, что ни подадут, берут певуны-волочебники, и ни в одной хате не откажут им в подаянии, а последнюю девушки считают чуть не за молитву о хорошем женихе и потому особенно щедро вознаграждают певунов[16].

По мнению Михаила Грушевского[19], существовало два цикла волочебных новогодних обрядов: на Коляду (Рождество) и на Великдень (Пасху). Причём в подобных формах, а иногда и с одними и теми же текстами. И только с отмиранием волочебных обрядов они больше сохранились на Коляду. Он отмечает, что «наши коляды не имеют в себе ничего специально зимнего», наоборот они скорее весенние. С другой стороны, волочебные величания говорят про «новый год — новое лето»:

Да вжо ж вам песня спета,
Песня спета против лета,
Против лета — лета тёплаго,
Против году — году новаго,
Против вясны — вясны красныя[20].

Возможно, это были постоянные «величальные» темы, использовавшиеся и на Вьюнишник — (Вьюнец на Радоницу или Егорьев-день и на Семик), летом (Вьюны на Никифора-дубодёра), осенью (Авсень? на Большие Осенины) и в конце зимы (на Масленицу).

Волочебные дни

Волочебниками у русских назывались три дня — суббота, Великдень и следующий понедельник. У украинцев был «Волочильний понедiлок»[19]. У белорусов волочебники («волочевники») разделялись на «хлопский» — в понедельник и «дивчацкий» — во вторник[21], основным же днём, вероятно, была страстная суббота, которую называли «Вялiкдзень валачобны».

См. также

Напишите отзыв о статье "Волочебный обряд"

Примечания

  1. Некрылова, 1991, с. 462.
  2. Соколова, 1979, с. 129.
  3. 1 2 3 Ганцкая, 1977, с. 211.
  4. 1 2 3 4 Виноградова, 1995, с. 424.
  5. Котеля, 2008, с. 29.
  6. Бессонов, 1871, с. 20.
  7. Банников, 2010.
  8. Холодная.
  9. Агапкина, 2004, с. 645.
  10. Виноградова Л. Н. [books.google.ru/books?id=WGj9AgAAQBAJ&pg=PA42&lpg=PA42&dq=%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BA%D0%B0+%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D0%BF%D0%B5%D1%81%D0%BD%D1%8F&source=bl&ots=qT6PkIiWMi&sig=r5rLFXKkUC-4nMvblR_t1xKZx3c&hl=ru&sa=X&ei=K8a7VLnmFOjMyAPXuIKADw&ved=0CB4Q6AEwAA#v=onepage&q=%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BA%D0%B0%20%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BF%D0%B5%D1%81%D0%BD%D1%8F&f=false Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян] — с. 42
  11. Жадан С. Ю. [ethnography.omskreg.ru/page.php?id=971 Эротические обряды и обычаи европейских народов: исторические корни и развитие]
  12. Кернер В. Ф. [otorten.ru/kerner-perehod.html Медведь в обрядах перехода]
  13. Виноградова Л. Н. [books.google.ru/books?id=WGj9AgAAQBAJ&pg=PA42&lpg=PA42&dq=%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BA%D0%B0+%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D0%BF%D0%B5%D1%81%D0%BD%D1%8F&source=bl&ots=qT6PkIiWMi&sig=r5rLFXKkUC-4nMvblR_t1xKZx3c&hl=ru&sa=X&ei=K8a7VLnmFOjMyAPXuIKADw&ved=0CB4Q6AEwAA#v=onepage&q=%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BA%D0%B0%20%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BF%D0%B5%D1%81%D0%BD%D1%8F&f=false Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян] — с. 43
  14. Барташэвіч, Салавей, 1980.
  15. Перевод В. Лобачёва.
  16. 1 2 Коринфский, 1901.
  17. [www.dancesport.by/content/tantsy-otobrazhayushchie-yavleniya-prirody?page=0,0 Танцы, отображающие явления природы]
  18. 1 2 Громыко, 1991.
  19. 1 2 Грушевський М. С., 1993.
  20. Бессонов, 1871, с. 3.
  21. Толстая, 2005, с. 277, 299.

Литература

  1. Пасха / [www.inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=831:2011-08-29-08-34-05&catid=12:2009-08-05-10-49-56&Itemid=22 Т. А. Агапкина] // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 641-646. — ISBN 5-7133-1207-0.
  2. Банников Е. А. Славянские праздники и обряды. Православный календарь. — М.: Гелеос, 2010. — 400 с. — ISBN 978-5-412-00215-6.
  3. Бессонов П. А. Белорусские песни с подробными объяснениями их творчества и языка, с очерками народного обряда, обычая и всего быта. — М.: Типография Бахметева на Сретенке, 1871. — 175 с.
  4. Валачобныя песні / склад. Г. А. Барташэвіч, Л. М. Салавей; склад. музычнай часткі В. І. Ялатаў; рэд. К. П. Кабашнікаў; уступны артыкул Л. Салавей. — Мінск: Навука і тэхніка, 1980.  (белор.)
  5. Волочебный обряд / Виноградова Л. Н. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 424. — ISBN 5-7133-0704-2.
  6. Ганцкая О. А. Поляки // Календарные обычаи и обряды в странах Зарубежной Европы. Конец XIX — начало XX в. Весенние праздники. — М.: Наука, 1977. — 360 с.
  7. Громыко М. М. [statehistory.ru/books/Marina-Gromyko_Mir-russkoy-derevni/ Мир русской деревни]. — М.: Молодая гвардия, 1991. — 446 с. — ISBN 5-235-01030-2.
  8. Грушевський М. С. [izbornyk.org.ua/hrushrus/iur.htm Історія української літератури, В 6 т. 9 кн] / Упоряд. В. В. Яременко. — К.: Либідь, 1993. — Т. 1.  (укр.)
  9. Коринфский А. А. Народная Русь. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — 723 с.
  10. Котеля В. А. Проблемы создания Единого реестра объектов нематериального культурного наследия Белгородской области. – Комплекс учебно-методических материалов к семинару-практикуму специалистов по фольклору районных, городских методических служб, учебных заведений культуры и искусства, областных у чреждений культуры и искусства. — Белгород: ГУК «БГЦНТ», 2008. — 45 с.
  11. Некрылова А. Ф. Круглый год. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
  12. Соколова В. К. [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=o336 Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов XIX — начало XX в.] Академия наук СССР, Институт этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.: Наука, 1979. — 286 с.
  13. Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — ISBN 5-85759-300-X.
  14. Толстая С. М. Ритуальные бесчинства молодёжи. Материалы к этнодиалектическому словарю: К — П. // Духовная культура Полесья на общеславянском фоне. — М.: Наука, 1986.
  15. Холодная В. Г. [www.ethnomuseum.ru/prazdniki/volochebnyy-obhod Волочебный обход]. РЭМ (2014).

Ссылки

  • [www.krainov1.blogspot.com/p/blog-page_8802.html Волочебные песни] // Круглый год. Обрядовая поэзия. (krainov1.blogspot.com)
  • [izhota.ya.ru/replies.xml?item_no=1661 Вялікдзень: унікальны беларускі абрад валачобніцтва!] (izhota.ya.ru)
  • [belarus-live.tv/watch/video/1929/%D0%90%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%B4-%D0%92%D1%8F%D0%BB%D1%96%D0%BA%D0%B4%D0%B7%D0%B5%D0%BD%D1%8C--%D0%92%D0%B0%D0%BB%D0%B0%D1%87%D0%BE%D0%B1%D0%BD%D1%96%D1%86%D1%82%D0%B2%D0%B0--%D1%87-1---%D0%A1%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%B2%D0%B5%D1%87%D0%BD%D0%B0%D0%B5 Абрад Вялікдзень. Валачобніцтва. Видео.] // Белорусский видеопортал (belarus-live.tv)

Отрывок, характеризующий Волочебный обряд

– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.