Волочиская армейская группа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Волочиская армейская группа
Годы существования

16 сентября — 24 сентября 1939 года

Страна

СССР СССР

Подчинение

Украинский фронт

Тип

Пехота

Дислокация

Управление группы в г. Волочиск Каменец-Подольской области.

Волочиская армейская группа — это воинское объединение в Красной армии Вооружённых Сил СССР.





История

16 сентября 1939 г. управление Винницкой армейской группы переименовано в управление Волочиской армейской группы с управлением в г. Волочиск. Командующим войсками Волочиской группы назначен командующий войсками Винницкой армейской группы комкор Голиков Ф. И., членом Военного совета бригадный комиссар Г. Н. Захарычев. В состав группы вошли 17-й стрелковый корпус с приданными 38-й легкотанковой бригадой (с лёгкими танками Т-26) и 10-й тяжёлой танковой бригадой (со средними танками Т-28), 2-й кавалерийский корпус с приданной 24-й легкотанковой бригадой (с быстроходными лёгкими танками БТ), авиационные и другие специальные части.[1],[2]

Волочиская армейская группа создана в составе Украинского фронта. Группа должна была «нанести мощный и решительный удар по польским войскам и быстро наступать на м. Трембовля, г.Тарнополь, г.Львов и к исходу 13 сентября выйти в район Езерны; к исходу 14 сентября овладеть районом Буек, Перемышляны, Бобрка, имея дальнейшей задачей овладение г. Львов».[2]

С 17 по 24 сентября Волочиская армейская группа участвовала в военном походе в Западную Украину.

К концу 17 сентября войска армейской группы заняли г. Тарнополь.

19 сентября около 2.00 сводный моторизованный отряд под командованием командира 5-й кавалерийской дивизии 2-го кавалерийского корпуса комбрига Я. Шарабурко (600 спешенных кавалеристов и 35 танков) подошёл к г. Львову. К 4.00 24-й лтбр, командир полковник П. С. Фотченков, был уже в городе.[2]

В течение 19 сентября советские войска вели бои и переговоры с польским гарнизоном и германскими пехотными частями, окружавшими город.[2]

20 сентября командир 2-го кавалерийского корпуса комдив Ф. Я. Костенко получил приказ готовиться к штурму г. Львова. В результате переговоров между представителями командования Германской армии и Красной Армии после 20.00 германские войска начали отход от города, а советские войска окружали город.[2]

Ночью 21 сентября советские войска занимали позиции вокруг города, одновременно готовясь к атаке города, назначенной на 9.00: 14-я кд должна была атаковать город с севера и северо-востока, сводный отряд 17-го ск с 38-й лтбр — с востока; 5-я кд вместе с 10-й ттбр — с юго-востока, а 3-я кд — с юга и юго-запада.[2]

22 сентября в 11.00 в результате советско-польских переговоров было подписано соглашение о «передаче г. Львова войскам Советского Союза», в 14.00 польские войска в г. Львове стали складывать оружие.[2]

В течение 23 сентября весь г. Львов был занят советскими войсками. К вечеру в городе был наведён порядок и основные силы советских войск были выведены на его окраины.[2]

24 сентября 1939 г. Волочиская армейская группа переименована в Восточную армейскую группу.[2]

28 сентября 1939 г. Восточная армейская группа переименована в 6-ю армию.[2]

Полное название

Волочиская армейская группа

Подчинение

Украинский фронт

Командование

Командующий войсками группы:

Член Военного совета:

  • Захарычев Г. Н., бригадный комиссар.

Состав

На 17.09.1939 г.:[2]

Боевая деятельность

1939 год

16 сентября

Накануне вступления на территорию Западной Украины личный состав армейской группы был ознакомлен с обращением Военного совета фронта. В нём говорилось, что военнослужащие Красной армии идут в Западную Украину как освободители украинских и белорусских братьев от гнёта и эксплуатации, от власти помещиков и капиталистов.[1],[12]

17 сентября

Волочиская группа находилась на фронте Теофиполь — Войтовцы. Группа имела задачу наступать на г. Тарнополь, Езерну и Козову, в дальнейшем выйти на фронт Буек — Перемышляны и далее на г. Львов.[2]

В 4.00 пограничники и красноармейцы начали операцию с захвата Волочиского пограничного моста. К 8.00 сопротивление польской пограничной охраны было сломлено.[2]

Около 8.00 войска 17-го ск перестроились из боевого порядка в походные колонны и двинулись в сторону г. Тарнополя. Подвижные танковые соединения 17-го корпуса 38-я лтбр и 10-я ттбр быстро обогнали стрелковые полки и двинулись вглубь польской территории.[2]

К концу дня войска армейской группы заняли г. Тарнополь.[2]

Состав группы:

  • 17-й ск: 96-я сд, 97-я сд, 38-я лтбр, 10-я ттбр.
  • 2-й кк: 3-я кд, 5-я кд, 14-я кд.

Состав 38-й лтбр:[5]

Командир бригады комбриг Волох, Пётр Васильевич

Заместитель командира бригады по политической части полковой комиссар Балыков, Михаил Михайлович

Заместитель командира бригады по строевой части подполковник Павлов, Пётр Петрович

Помощник командира бригады по технической части майор Шилькрот, Моисей Давидович

Начальник штаба бригады майор Малыгин Константин Алексеевич

Начальник оперативной части майор Невжинский, Михаил Васильевич

Начальник 5-й части (тыл бригады) капитан Мухин, Алексей Васильевич

Начальник химической службы Верушкин, Фёдор Алексеевич

Начальник политического отдела батальонный комиссар Широков, Виктор Прокофьевич

53, 55, 61-й отдельные танковые батальоны, 79-й отдельный учебный танковый батальон.

Состав 10-й ттбр:[6]

Командир бригады полковник Георгий Иванович Иванов

Помощник командира бригады по строевой части майор Василий Алексеевич Пролеев

Военный комиссар бригады батальонный, полковой комиссар Александр Петрович Романенко

Помощник командира бригады по технической части военинженер 2-го ранга Алексей Петрович Абалихин

Начальник штаба бригады майор Хаим Менделевич Гуревич

51, 54, 57, 62-й отдельные танковые батальоны.

Состав 2-го кк:[7]

Командир корпуса комдив Фёдор Яковлевич Костенко

Военный комиссар корпуса бригадный комиссар Константин Васильевич Крайнюков

Начальник штаба корпуса Павел Алексеевич Курочкин

Начальник политического отдела бригадный комиссар Фёдор Борисович Чубунов

3,5,14-я кавалерийские дивизии.

  • 3-я кд (34, 60, 99, 158-й кавалерийские полки, 44-й танковый полк):[8]

Командир дивизии комбриг Михаил Фёдорович Малеев

Заместитель командира дивизии полковник Виктор Кузьмич Баранов

Начальник штаба полковник Николай Степанович Чепуркин

  • 60-й кавалерийский полк, командир полка майор Василий Михайлович Осьминский.
  • 5-я кд (11, 96, 131, 160-й кавалерийские полки, 32-й танковый полк):[9]

Командир дивизии комбриг Яков Сергеевич Шарабурко

Начальник штаба полковник Ашот Саркисович Саркисян

  • 32-й танковый полк, командир полка капитан Анатолий Саввич Стерпул
  • 14-я кд (31, 76, 92, 129-й кавалерийские полки, 29-й танковый полк):[10]

Командир дивизии комдив Василий Дмитриевич Крюченкин

Военный комиссар полковой комиссар Александр Николаевич Никульшин

  • 76-й кавалерийский полк, командир полка полковник Михаил Иосифович Глинский (08.39-03.41), заместитель командира полка по политической части полковой комиссар Фёдор Илларионович Божко

Состав 24-я лтбр:[11]

Командир бригады полковник Пётр Семёнович Фотченков

Помощник командира бригады по строевой части полковник Георгий Иванович Ермолаев

Военный комиссар бригады полковой комиссар Макаров

Помощник командира бригады по технической части — майор Иван Владимирович Терлянский

Начальник штаба бригады полковник Василий Павлович Дубянский

101, 102, 106-й отдельный танковый батальон, 117-й отдельный учебный танковый батальон, 218-й отдельный разведывательный батальон.

В 4.00 штурмовая группа пограничников и красноармейцев захватила Волочиский пограничный мост.[2]

В 4.30 войска 17-го ск нанесли артиллерийский удар по огневым точкам и опорным пунктам противника.[2]

В 5.00 другие передовые и штурмовые отряды 17-го ск Красной Армии (советских армий) и пограничных войск НКВД перешли границу и разгромили польскую пограничную охрану.[2]

В 5.00 войска 17-го ск приступили к форсированию р. Збруч, используя захваченный мост и наводя мостовые переправы.[2]

С 5.00 до 8.00 96-я и 97-я сд и 38-я лтбр и 10-я ттбр 17-го ск форсировав р. Збруч, сломили незначительное сопротивление польских пограничников в глубине обороны.[2]

Около 8.00 войска 17-го ск перестроились из боевого порядка в походные колонны и двинулись в сторону г. Тарнополя.

Подвижные танковые соединения 17-го ск 38-я лтбр и 10-я ттбр быстро обогнали стрелковые полки и двинулись вглубь польской территории.[2]

В 12.00 наступавшая севернее г. Тарнополь 24-я лтбр 2-го кк со 136-м сп 97-й сд 17-го ск прошла Доброводы.[2]

24-я лтбр со 136-м сп 97-й сд обходила г. Тарнополь с северо-запада.[2]

Между 18.00 и 19.00 10-я ттбр 17-го ск вступила в г. Тарнополь с востока.[2]

В 19.00 с севера в г. Тарнополь вошли 11 танков танкового полка 5-й кд 2-го кк, но не зная обстновки, командиры-танкисты приняли решение атаку начать на рассвете.[2]

В 22.00 24-я лтбр со 136-м сп 97-й сд охватила г. Тарнополь и вышла на его западную окраину и приступила к её очистке от польских частей. С восточной стороны вглубь города продвигалась 10-я ттбр 17-го ск. В северной части города стояли танки 5-й кд.[2]

18 сентября

6.00. Правый фланг группы. 2-й кк, командир корпуса комдив Ф. Я. Костенко. Утром кавалерийские дивизии 2-го кк форсировали р. Серет.[2]

Левый фланг группы. 17-й ск продвигался на запад.

10.00. Правый фланг группы.

В 10.00 командир 2-го кк комдив Ф. Я. Костенко получил приказ командующего войсками Украинского фронта форсированным маршем двинуться к г. Львову и овладеть городом. Кавалерийские дивизии корпуса были остановлены в г. Тарнополь для отдыха лошадей. Командир корпуса создал сводный моторизованный отряд под командованием командира 5-й кд комбрига И. Шарабурко, состоявший из 600 спешенных кавалеристов, посаженных на танки 5-й кд и танкового батальона 24-й лтбр под командованием командира 24-й лтбр полковника П. С. Фотченкова. Отряд двинулся к г. Львову.[2]

10.20. Главные силы 5-й кд 2-го кк вошли в г. Тарнополь и занялись очисткой города от разрозненных групп польских офицеров, жандармов и жителей, оказывавших сопротивление с оружием в руках. В ходе перестрлок в городе между 10.20 и 14.00 дивизия потеряла 3 человек убитыми и 37 ранеными.[2]

10.30. Одновременно с войсками 5-й кд в г. Тарнополь вступили 96-я и 97-я сд 17-го ск. В плен были взяты до 600 польских военнослужащих.[2]

12.00.

Сводный моторизованный отряд 2-го кк под командованием комбрига И. Шарабурко по дороге к г. Львову взял в плен до 6 тыс. польских военнослужащих.[2]

Войска 17-го ск также двигались к г. Львову.

В течение 12—18 сентября Львов был окружён 1-й и 2-й германскими горно-пехотными дивизиями с севера, запада и юга.

В ходе маршей 14-я кд у г. Сасува сломила сопротивление одного из местных гарнизонов и полиции, взяв в плен 1 155 человек и 1 200 винтовок.

19 сентября

00.00. В ночь с 18 на 19 сентября от г. Броды к г. Сасув подошла колонна польских войск, которая также была разоружена войсками 14-й кд. В плен были взяты 12 096 человек, трофеями советских войск стали 12 тыс. винтовок, 26 орудий, 275 пулеметов, 32 автомашины и 1 200 лошадей.[2]

2.00. Львов. Сводный моторизованный отряд под командованием комбрига И. Шарабурко (600 спешенных кавалеристов и 35 танков) около 2.00 19 сентября подошел ко Львову. Советские танки были встречены артиллерийским огнём. Головной разведывательный дозор (6 танков) через баррикады дошёл до центра города и был встречен огнм батареи, стоявшей у костёла. Первый танк был подбит. Командир разведывательной роты старший лейтенант Чуфаров огнём своего танка уничтожил орудие у костёла, выстрелом поджёг складированные снаряды противника. Поляки прекратили сопротивление. Советсике танки были обстреляны из казарм и домов пистолетно-ружейно-пулеметным огнём. Танки били по оружейным вспышкам и уничтожали эти огневые точки.[2]

4.00.Львов. Отряд советских танков и кавалеристов подошёл к г. Львов. Кавалеристы в город не входили, а остались укрытыми в пригороде. Танкисты вошли в город и определили, что город занят польскими войсками.[2]

4.20.Львов. Командир 24-й лтбр полковник П. С. Фотченков, находясь в танке во Львове, получил записку от командарма 2-го ранга Городовикова приказание: 24-й бригаде остановиться у г. Злочув и ждать дальнейших распоряжений.[2]

4.30.Львов. В городе огонь прекратился с обеих сторон.[2]

5.00.Львов.

В 5.00 командир 24-й лтбр полковник П. С. Фотченков отдал приказ разведбатальону остаться в городе, но закрыть выходы на восточной окраины Львова. Отдельным танковым бригады командир приказал выйти на восточную окраину Винники (окретность г. Львова). Начальнику 2-й части капитану Шуренкову связаться с польским штабом и вызвать начальника гарнизона Львова для переговоров о сдаче города.[2]

Посланные две бронемашины из Львова в восточном направлении по другой дороге навстречу советским войскам, идущим к городу, внезапно подверглись артиллерийскому обстрелу. Командиры подумали, что это польские войска и вступили в бой, ведя огонь из 45-мм пушек и пулемётов. Как оказалось позже, экипажи бронемашин-делегатов связи подбили две противотанковые пушки и убили германских одного офицера и четырёх солдат. Советские две бронемашины с их славными экипажами дрались до последнего объятые огнём и сгорели. Об этом узнали от прибывших представителей из штаба 1-й германской горно-пехотной дивизии и 137-го германского полка.[2]

К утру 2-й кк, командир корпуса комдив Ф. Я. Костенко, занял г. Злочув (ныне Золочев).[2]

6.00.Львов. Батальоны 24-й лтбр заняли свои места и приступили к обезоруживанию польских войск, подходивших к Львову на помощь, а разведбатальон обезоруживал казармы в самом городе Львове.[2]

6.30.Львов. К командиру 24-й лтбр прибыли два польских майора для переговоров. Командир бригады полковник П. С. Фотченков вести переговоры с ними отказался и приказал явиться начальнику гарнизона, или начальнику штаба.[2]

7.00.Львов. К полковнику Фотченкову прибыл польский полковник и два других майора, с которыми также переговоры не велись.[2]

7.40.Львов. К полковнику Фотченкову прибыл начальник штаба польского гарнизона г. Львов полковник генерального штаба Б. Раковский и с ним два полковника и три майора. Командир бригады полковник П. С. Фотченков представился командиром танкового корпуса, который окружил г. Львов и предложил сдать город Львов советским войскам. Начальник штаба гарнизона просил повременить, так как он не уполномочен на это и должен получить указание свыше. На все это было дано 2 часа. Командир 24-й бригады потребовал, чтобы танки, находящиеся в городе и на окраине, продолжали оставаться на своих местах и разрешения занять польские командные пункты для наблюдения за германскими позициями, которые полукольцом прилегали к городу.[2]

8.30.Львов. Германцы неожиданно предприняли атаку на западную и южную окраину города. Польские войска приняли бой, а советские танки и бронемашины разведбатальона 24-й лтбр оказались между противоборствующими сторонами. Командир бригады полковник Фотченков выслал с белым флагом бронемашину к германцам. Советские командиры в танках и бронемашинах подавали сигналы красными и белыми флажками, но огонь по ним с обеих сторон не прекращался. Исчерпав мирные способы прекращения огня, советские танкисты открыли по противнику огонь. При этом подбиты у германцев 3 противотанковые орудия, убиты 3 офицера (из них два майора), ранены 9 солдат. В 24-й бригаде подбито 2 бронемашины и 1 танк, убиты 3 человека и ранены 4 человека. Увидев свои потери, германцы прекратили артогонь.[2]

9.00.Львов. Для переговоров теперь прибыл командир 137-го полка германской горно-пехотной дивизии полковник Шляммер, с которым командир бригады полковник Фотченков уже в германском штабе договорился по всем вопросам мирного урегулирования конфликта. Стороны собрали своих раненых и убитых.[2]

9.40.Львов. Начальник штаба гарнизона г. Львов полковник генерального штаба Б. Раковский прибыл к полковнику Фотченкову с полученным согласием. Также договорились взаимно обменяться делегатами связи.[2]

В течение 19 сентября велись переговоры между командованием советской 24-й легкотанковой бригады, с одной стороны, и представителями командования германской горно-пехотной дивизии — с другой, о прекращении боевых действий и ликвидации возникших конфликтов в г. Львове. Стороны не достигли взаимопонимания.[2]

20 сентября

9.00.Львов. 20 сентября продолжились переговоры между командованием советской 24-й легкотанковой бригады и представителями командования …-й германской горно-пехотной дивизии об урегулировании конфликтов в г. Львове.[2]

16.20.Львов. 2-му кк, командир корпуса комдив Ф. Я. Костенко, были подчинены из 17-го ск 38-я лтбр, 10-я ттбр и сводный отряд 96-й и 97-й стрелковых дивизий. По приказу командования в войсках началась подготовка к штурму г. Львова, намеченного на 9.00 21 сентября.[2]

16.20.Москва. Начались переговоры народного комиссара обороны СССР Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова и начальника Генерального штаба командарма 1-го ранга Б. М. Шапошникова с представителями германского военного командования в лице генерала Кестринга, полковника Г. Ашенбреннера и подполковника Г. Кребса о порядке отвода германских войск с занимаемой линии и выдвижения советских войск на демаркационную линию, установленную правительствами на переговорах 23 августа 1939 в Москве. Переговоры завершились договорённостью, что движение Вермахта и Красной Армии на запад начнётся утром 23 сентября, с расстоянием между войсками в 25-км. По плану к вечеру 3 октября германские войска отойдут за демаркационную линию.[2]

19.00.Львов. В результате советско-германских переговоров появилось взаимопонимание между договаривающимися сторонами. В ходе переговоров командующего артиллерией Украинского фронта комбрига Н. Д. Яковлева с германским командованием стороны требовали друг от друга отвести войска от города и не мешать его штурму. К вечеру 20 сентября германские войска, 1-я и 2-я горно-пехотные дивизии, охватившие город с севера, запада и юга получили приказ отойти от Львова. В то же время германское командование потребовало от польского командования сдать город не позднее 10 часов 21 сентября. Полки германских дивизий начали отход в западном направлении, ведя арьергардные бои с польскими войсками.[2]

К вечеру 20 сентября 14-я кд 2-го кк достигла Ярычева, Барщевеще, а 3-я кд 2-го кк — Калиновки, Бялки Шляхецкой в 8 км от г. Львова.[2]

К 21 сентября к г. Львову подошли танковые батальоны 38-й лтбр (командир бригады комбриг П. В. Волох) и 10-й ттбр (командир бригады полковник Г. И. Иванов).[13]

21 сентября

00.00.Львов. Советские войска занимали позиции вокруг города, одновременно готовясь к атаке города, назначенной на 9.00: 14-я кд должна была атаковать город с севера и северо-востока, сводный отряд 17-го ск с 38-й лтбр — с востока; 5-я кд вместе с 10-й ттбр — с юго-востока, а 3-я кд — с юга и юго-запада.[2]

2.00.Москва. В ходе второго заседания на советско-германских переговорах с 2.00 до 4.00 21 сентября уточнялись сроки выхода на демаркационную линию и был подписан советско-германский протокол: …на восточный берег р. Сан у Перемышля к вечеру 27 сентября и на восточный берег р. Сан у Санок и южнее к вечеру 29 сентября[2]

9.00.Львов. Советские войска в боевых порядках двинулись к городу, но польское командование вдруг пожелало возобновить переговоры, и советское командование вернуло свои соединения в исходное положение.[2]

10.30.Проскуров.

В 10.30 21 сентября в штаб Украинского фронта поступило приказание наркома обороны № 16693 с требованием остановить войска на линии, достигнутой передовыми частями к 20.00 20 сентября. Войскам ставилась задача подтянуть отставшие части и тылы, наладить устойчивую связь, находиться в состоянии полной боеготовности, быть бдительными и принять меры для охраны тылов и штабов.[2]

13.50.Москва. Представители советского и германского командования договорились о переносе сроков выхода на конечные рубежи:…на восточный берег р. Сан у Перемышля к вечеру 28 сентября и на восточный берег р. Сан у Санок и южнее к вечеру 30 сентября[2]

17.00.Львов.

В 17.00 на восточной окраине города начальник польского гарнизона генерал В. Лянгнер, подполковник К. Рыжинския, майор Я. Явич, капитан К. Чихирин встретились с комбригами П. А. Курочкиным и Н. Д. Яковлевым, полковыми комиссарами Макаровым и И. А. Серовым, бригадным комиссаром К. В. Крайнюковым, полковником П. С. Фотченковым. Польская делегация заявила о готовности польского гарнизона капитулировать, но необходимо это сделать организованно.[2]

20.00.Львов.

Около 20.00 начальник гарнизона генерал В. Лянгнер объявил командованию гарнизона о своём решении сдать город Красной Армии. Большинство офицеров высказалось за прекращение сопротивления.[2]

22.15.Проскуров.

В 22.15 21 сентября в штаб Украинского фронта поступил приказ наркома обороны СССР № 156, в котором излагалось содержание советско-германского протокола и было разрешение о начале движение на запад с рассветом 23 сентября.[2]

21 сентября командующий войсками Волочиской группы войск Ф. И. Голиков издал приказ о взятии г. Львова, начало наступления в 9.00 22.9.1939, задача — сломить сопротивление противника, принудить его сложить оружие и сдаться.

22 сентября

8.00.Львов.

В 8.00 22 сентября начальник гарнизона генерал В. Лянгнер с составленными накануне предложениями для переговоров прибыл в штаб 24-й лтбр в Винники (окраина Львова). Начались переговоры.[2]

11.00.Львов.

В 11.00 в результате советско-польских переговоров было подписано соглашение о «передаче города Львова войскам Советского Союза».[2]

В 14.00 польские войска в Львове стали складывать оружие.[2]

15.00.Львов.

В 15.00 советские соединения, 2-й кавалерийский корпус, командир корпуса комдив Ф. Я. Костенко, в пешем строю, танки 24-й, 38-й и 10-й танковых бригад, вступили в город Львов. Основная часть гарнизона сдала оружие, а отдельные группы польских офицеров оказавших сопротивление с оружием в руках были расстреляны из танков.[2]

Взятие г. Львова войсками Волочиской армейской группы явилось выполнением поставленной задачи войскам фронта 16 сентября 1939 г.

23 сентября

С рассветом началось движение германских и советских войск на запад.

В течение дня весь город Львов был занят советскими войсками. К вечеру 23 сентября в городе был наведён порядок и основные силы советских войск были выведены на его окраины.[2]

Опубликовано советско-германское коммюнике, в котором было объявлено что Германское правительство и правительство СССР установили демаркационную линию между германской и советской ариями, которая проходит по р. Писса до её впадения в р. Нарев, далее по р. Нарев до её впадения в р. Западный Буг, далее по р. Западный Буг до её впадения в р. Висла, далее по р. Висла до впадения в неё реки Сан и дальше по р. Сан до её истоков.[2]

Нарком обороны СССР на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 сентября 1939 г. издал приказ № 177 о том, что призванные военнообязанные запаса в соединения округа в период Больших учебных сборов были объявлены мобилизованными «до особого распоряжения».[2]

21—23 сентября части 7-го и 8-го германских армейских корпусов 14-й германской армии вступили в бои с группой войск польского генерала Домб-Бернацкого прорывавшейся в Венгрию в 20-километровой полосе, разделявшей Германскую армию и Красную Армию. В развернувшихся боях германские части снова потеснили поляков на восток, а 23 сентября обратились к командованию Волочиской армейской группы с предложением помочь им в разгроме польской группы.[2]

В течение дня германские и советские войска сделали переход на запад, примерно, в 20 километров.[2]

24 сентября

С рассветом началось движение германских и советских войск на запад.

24 сентября Волочиская армейская группа переименована в Восточную армейскую группу.[2]

В течение дня германские и советские войска сделали переход на запад с реке Сан, примерно, в 20 километров.[2]

См. также

Напишите отзыв о статье "Волочиская армейская группа"

Примечания

  1. 1 2 Краснознамённый Киевский.1979.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 Мельтюхов М. И. Советско-польские войны.
  3. 14-я Краснознаменная Винницкая гвардейская стрелковая дивизия им. Я. Ф. Фабрициуса (сформирована как 96-я Подольская территориальная сд)
  4. 97-я стрелковая дивизия
  5. 1 2 15-я механизированная бригада, с 1938 г. — 38-я легкотанковая бригада.
  6. 1 2 4-я тяжёлая танковая бригада, с 09.1939 г. — 10-я тяжёлая танковая бригада.
  7. 1 2 2-й кавалерийский корпус
  8. 1 2 3-я Бессарабская кавалерийская дивизия имени товарища Котовского
  9. 1 2 5-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени товарища Блинова
  10. 1 2 14-я кавалерийская Коммунистического интернационала молодёжи имени товарища Пархоменко
  11. 1 2 12-я механизированная бригада, с 1938 г. — 24-я легкотанковая бригада.
  12. Газета «Красная Армия», 17 сентября 1939 г.
  13. Сайт: Танковый фронт 1939—1945. «Освободительный поход Красной Армии».

Литература

  1. Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.
  2. Военный энциклопедический словарь. М.,Военное издательство, 1984. С.45-46-Армия; с.46-47-Армия; с.169-Вторая мировая война 1939-45; с.189-Германо-польская война 1939; с. 199 — Голиков Филипп Иванович; с.500-Общевойсковые армии; с.525-Освободительные походы 1939-40; с. 763 — Украинский фронт 1939.
  3. Лебедева Н. С. Четвёртый раздел Польши и катынская трагедия. — М.: РГГУ, 1996. — «Другая война. 1939—1945»
  4. Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918—1939 гг. Часть третья. Сентябрь 1939 года. Война с запада — М., 2001. Главы: Силы сторон; Польская кампания красной армии: 17—21 сентября; Москва-Берлин. См. «Силы сторон. Таблица 27. Группировка советских войск к 17 сентября 1939 г.»; «Польская кампания красной армии: 17—21 сентября»; «Москва-Берлин»; «Польская кампания красной армии: 22 сентября — 1 октября». (Книга на сайте: militera.lib.ru/research/meltyukhov2/index.html)
  5. Газета «Красная Армия», 17 сентября 1939 г.

Ссылки

  1. www.rkka.ru/ihandbook.htm Сайт РККА. Энциклопедия. Стрелковые дивизии. Страницы: «Распределения сд по округам, данные по штатам и дислокации (1935—1941 гг.)», «Перечень укрепленных районов за период 1941-45 гг.», «97-я стрелковая дивизия», «14-я Краснознаменная Винницкая гвардейская стрелковая дивизия им. Я. Ф. Фабрициуса (сформирована как 96-я Подольская территориальная сд)»
  2. rkka.ru/ihandbook.htm Сайт РККА. Энциклопедия. Стрелковые дивизии. Общие перечни. Перечень объединений, соединений, частей и подразделений, входивших в состав Действующей армии в период Освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину в 1939 г., Страницы: «Полевые управления фронтов». «Полевые управления армий». «Управления корпусов».
  3. rkka.ru/cavalry/30/02_kk.html Сайт Кавалерия РККА. 2-й кавалерийский корпус.
  4. rkka.ru/cavalry/30/003_kd.html Сайт Кавалерия РККА. 4-я кавалерийская дивизия, с 01.1923 г. — 3-я кавалерийская Бессарабская ордена Ленина, дважды Краснознамённая дивизия имени товарища Котовского, в 1945 г. 5-я гвардейская кавалерийская Бессарабско-Танненбергская ордена Ленина, дважды Краснознамённая, ордена Суворова дивизия
  5. rkka.ru/cavalry/30/005_kd.html Сайт Кавалерия РККА. Кавалерийская дивизия 9-й армии, с 27.02.1920 г. — 2-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени товарища Блинова, с 1924 г — 5-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени товарища Блинова, в 1945 г. 1-я гвардейская кавалерийская Ставропольская ордена Ленина, Краснознамённая, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизия имени товарища Блинова
  6. rkka.ru/cavalry/30/014_kd.html Сайт Кавалерия РККА. Кавалерийская дивизия при Упраформе 1-й Конной армии, с 19.04.1920 г. — 14-я кавалерийская Майкопская дивизия, с 1924 г. — 10-я кавалерийская Краснознамённая дивизия, с 2.03.1930 г. — 14-я кавалерийская Коммунистического интернационала молодёжи ордена Ленина, Краснознамённая, ордена Красной Звезды дивизия имени товарища Пархоменко, в 1945 г. 6-я гвардейская Гродненская ордена Ленина, Краснознамённая, орденов Суворова, Кутузова и Красной Звезды кавалерийская дивизия
  7. guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=120&sid=24286 Сайт Архивы России. ФРОНТЫ И АРМИИ ЗАПАДНЫХ РАЙОНОВ СТРАНЫ (1938—1941 гг.)
  8. guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=121&sid=91911 Сайт Архивы России. Центральный государственный архив Советской Армии. РАЗДЕЛ VIII. УПРАВЛЕНИЯ И ШТАБЫ СТРЕЛКОВЫХ СОЕДИНЕНИЙ И ЧАСТЕЙ. УПРАВЛЕНИЯ СТРЕЛКОВЫХ КОРПУСОВ.
  9. minchanin.esmasoft.com/maps/ussr1939/index.html Карманный атлас СССР 1939 года. ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕОДЕЗИИ и КАРТОГРАФИИ при СНК СССР. ЛЕНИНГРАД 1939.
  10. tankfront.ru/polska/in-action/pohod_v_polshu_1939.html Сайт: Танковый фронт 1939—1945. Страница: «Освободительный поход Красной Армии».


Отрывок, характеризующий Волочиская армейская группа

Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.