Волошинов, Валентин Николаевич

Валентин Николаевич Волошинов
Дата рождения:	30 июня 1895(1895-06-30)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	13 июня 1936(1936-06-13) (40 лет)
Место смерти:	Детское Село
Оказавшие влияние:	М. Бахтин

Валенти́н Никола́евич Воло́шинов (18 (30) июня 1895, Санкт-Петербург — 13 июня 1936, Детское Село, ныне город Пушкин) — российский лингвист, философ, музыковед, принадлежавший к кругу Михаила Бахтина.

Биография

В молодости участник общества мистической ориентации розенкрейцеров, друг Анастасии Цветаевой, и Бориса Зубакина. Ещё до революции стал близким другом М. М. Бахтина, участником Невельской школы философии. Как утверждал впоследствии сам Бахтин, Волошинов познакомил его с Вячеславом Ивановым. Учился на юридическом факультете Петроградского университета, в 1916 г прервал образование В 1919-22 гг жил в Невеле, затем в Витебске, опубликовал несколько статей о музыке, читал лекции по искусствоведению и литературоведению в основанном П. Медведевым в Витебске 1-м Пролетарском Университете. Вслед за П. Медведевым в 1922 г вернулся в Петроград, где, после переезда туда весной 1924 г. и М. Бахтина продолжилось их тесное общение. Выступал со стихами и музыкальными этюдами в салоне пианистки М. В. Юдиной. Окончил Ленинградский университет (по отделению общественных наук, 1924, специализировался по лингвистике), был аспирантом Научно-исследовательского института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока (ИЛЯЗВ), затем доцентом (ИЛЯЗВ), профессором в Ленинградском педагогическом институте имени А. И. Герцена, Институте Речевой Культуры (ИРК) и ЛИПКРИ (Ленинградский Институт повышения квалификации кадров работников искусств). Последние годы тяжело болел и был оторван от работы и даже чтения. Умер от туберкулёза в Детском Селе (Царском Селе — Пушкине), в туберкулезном санатории.

Работы

Хотя в аспирантуре и в институте Волошинов, согласно документам, собирался заниматься литературоведением под руководством В. А. Десницкого, его статьи и книги ленинградского периода довольно далеки от литературоведческой проблематики: книга «Фрейдизм» посвящена философскому осмыслению психологии и марксистской критике фрейдизма, книга «Марксизм и философия языка» (1929, написана в 1928) — истории лингвистики, критике структурализма, разработке оригинальной теории речевых стилей, семиотики и синтаксиса; чисто языковым вопросам посвящены и статьи в «Литературной учёбе» (1930). Только статья «Слово в жизни и слово в поэзии» (1926) прямо затрагивает вопросы литературоведения.

Для его работ характерно отрицательное отношение к позитивизму в науке и к схематическим универсальным конструкциям — «абстрактному объективизму», к которому он относил структурализм Соссюра. Книга «Марксизм и философия языка» содержит раздел, посвящённый историографии лингвистики (один из первых в российской науке). Волошинов отвергал соссюровское противопоставление «языка» и «речи», уделял особое внимание анализу стиля как средству передачи индивидуальной личности, выделяя вслед за В. фон Гумбольдтом (и прежде всего за его последователями, такими, как К. Фосслер) творческий аспект языка, конкретику языкового высказывания. На работы Волошинова повлияла немецкая «философия жизни» начала XX века и марксизм; остались неопубликованными его переводы «Философии символических форм» Э. Кассирера, Г. Хирта, Карла Бюлера.

Из поэтических переводов были известны его переводы начала-середины 1920-х гг. Западно-восточного дивана Гёте, Малларме. Увлечение Волошинова марксизмом было, судя по некоторым свидетельствам, искренним, а трактовка во многом расходилась с официальной советской.

Судьба наследия

Работы Волошинова подверглись в начале 1930-х годов разгромной критике марристов, и он перестал печататься (сыграла здесь роль и ссылка Бахтина в 1930 г. в Кустанай). Но главной причиной того, что наследие Волошинова оказалось почти полностью забытым, стали не преследования властей (сам он не был репрессирован, книги не изымались из библиотек), а то, что идеи, высказанные в его работах, во многом опередили время.

Интерес к работам Волошинова появился на Западе в 1970-е годы благодаря Р. О. Якобсону. Обе его книги и многие статьи были переведены на английский язык и стали активно изучаться как лингвистами, так и философами. Вскоре о них вспомнили и в СССР, а в 1990-е годы они были переизданы (правда, несколько раз — под именем Бахтина; почему — об этом речь в следующем разделе).

Авторство работ

В современной науке дискуссионен вопрос о том, насколько значительным было участие М. М. Бахтина в написании работ, опубликованных под именем Волошинова. Проблема эта весьма сложна и во многом неразрешима: до нас дошло слишком мало свидетельств. В 1970-е—1980-е годы, сразу после пробуждения исследовательского интереса к этим работам, преобладала точка зрения, согласно которой Волошинов просто «одолжил» опальному и непечатавшемуся Бахтину своё имя и фактически не писал ничего (а некоторые полагали, что такого человека вообще не было, и Волошинов — просто псевдоним Бахтина). Слухи о подставном авторстве Волошинова ходили и ранее. Например, Ольга Фрейденберг записала в своих мемуарах:

Десницкий, неизменно разнося меня за «яфетидологию» и устремленье к прошлому, в то же время ценил меня и любил. Его правой рукой был Н. В. Яковлев, смещённый учёный секретарь. В свою очередь Яковлев имел свою правую руку. Это был Волошинов, изящный молодой человек и эстет, автор лингвистической книги, написанной ему Блохиным. Этот Волошинов цинично предлагал мне, чтоб я за него и на него работала, а он за то будет продвигать меня через Яковлева и Десницкого. Я отказалась – и наши отношенья сделались холодны, как лёд.
Вскоре Волошинов пал, как пал вскоре и Яковлев, как пал ещё дальше Десницкий, – как в своё время навсегда упал Богаевский. Люди, строившие советскую власть, один за другим убирались этой же властью со сцены. Хищники пожирали друг друга.

Сейчас всё больше исследователей проблемы полагают, что в 1920-е годы существовал интенсивно обменивающийся идеями «круг Бахтина», куда входили Бахтин, Волошинов, литературовед П. Н. Медведев (некоторые работы которого также ранее считались написанными Бахтиным), биолог И. И. Канаев и др., и что в написании работ, изданных под именем Волошинова, реально участвовали как Бахтин, так и Волошинов (которому принадлежит, в частности, окончательное письменное оформление идей). В настоящее время дискуссия об авторстве отдельных работ Волошинова («Волошинов vs Бахтин») продолжается, причём как в России, так и за рубежом.

Издания

• Волошинов, В. Н. Фрейдизм. Критический очерк. Москва, Ленинград: Государственное издательство, 1927.
• Волошинов, В. Н. [www2.unil.ch/slav/ling/textes/VOLOSHINOV-29/introd.html Марксизм и философия языка]. — Л.: «Прибой», 1929.
• Волошинов, В. Н. Философия и социология гуманитарных наук. — Спб. : Аста-Пресс Ltd., 1995. - 380 ., [2] c. : портр ; 22 см. - ISBN 5-85962-045-5 (ошибоч.)

Литература

• В. М. Алпатов. Волошинов, Бахтин и лингвистика. — М., 2005. ISBN 5-9551-0074-1
• [feb-web.ru/feb/izvest/1995/03/953-0632.htm К истории книги Волошинова "Марксизм и философия языка"]
• Медведев Ю. П., Медведева Д. А. [magazines.russ.ru/zvezda/2012/3/m14.html Круг М. М. Бахтина. К обоснованию феномена] // Звезда. — 2012. — № 3. — С.202-215.
• Серио П. [elar.uspu.ru/handle/123456789/2093 Волошинов, философия языка и марксизм] / П. Серио ; пер. Е. В. Ерофеева // Политическая лингвистика. — 2015. — № 2 (52). — С. 254-263.

Отрывок, характеризующий Волошинов, Валентин Николаевич

– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.