Волховский, Феликс Вадимович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Феликс Вадимович Волховский
Дата рождения:

6 июля 1846(1846-07-06)

Место рождения:

Полтава, Российская империя

Дата смерти:

2 августа 1914(1914-08-02) (68 лет)

Место смерти:

Лондон, Великобритания

Гражданство:

Основные идеи:

Народничество

Род деятельности:

Революционер

Феликс Вадимович Волховский (6 июля 1846, Полтава — 2 августа 1914, Лондон) — видный деятель российского и международного революционного движения конца XIX — начала XX века, поэт, журналист, автор пропагандистских сказок для взрослых и сказок для детей.





Биография

По другим данным, родился 3 августа[1].

Родился в дворянской семье Вадима и Екатерины Волховских. Правнук Андриана Ивановича Чепы (укр.), который 19 лет работал в малороссийской канцелярии у фельдмаршала Румянцева-Задунайского[2]. Учился в гимназиях в Петербурге и Одессе. Учился как вольнослушатель на юридическом факультете Московского университета, где попал в революционную среду. Бросил университет, так как на занятия не было ни времени, ни средств, работал приказчиком в книжном магазине.

В 1868 году Волховский был арестован и содержался в заключении без предъявления какого-либо обвинения 7 месяцев, по процессу «Рублевого общества» — пропагандистской группы, которую он организовал вместе с Г. А. Лопатиным с целью распространения книг среди крестьянства. После чего был отдан матери на поруки и под надзор полиции.

В апреле 1869 года, после обыска снова арестован по Нечаевскому делу и содержался до суда в заключении свыше двух лет, сначала в московских тюрьмах, а затем в Петропавловской крепости. Судился в 1871 году по делу нечаевцев, но был оправдан.

В начале 1870-х годов вошёл в кружок «чайковцев» и стоял во главе одесской группы. Вновь арестованный в 1874 году, прошёл по «процессу 193-х» (участники «хождения в народ») и в январе 1878 года был приговорён к ссылке на поселение в Тобольскую губернию. Во время заключения в значительной степени потерял слух. Один из авторов и подписантов «Завещания осуждённых по прооцессу 193-х» (Петропавловская крепость, 25 мая 1878), призывавшего товарищей к продолжению самоотверженной борьбы. Напечатано в заграничном журнале «Община» № 6-7, июнь-июль 1878. Жил в Тюкалинске.
Во время ссылки его первая жена — Антонова Мария Иосифовна, смертельно больная, умерла в Италии, куда её повёз лечиться Степняк-Кравчинский, а также умер их ребёнок. В Тюкалинске он женился на ссыльной Александре Сергеевне Хоржевской. В 1881 году получил разрешение жить в Томске.

С августа 1881 года по март 1889 года проживал в Томске, работал журналистом местной «Сибирской газеты», в которой занял ведущее положение негласного редактора. Писал в том числе литературные обозрения и театральные рецензии. Сочиненные им фельетоны подписывал «В тиши расцветший василёк» и т. д. После закрытия газеты семья с тремя детьми оказалась в бедственном положении. Пытаясь подработать, Александра Хоржевская надорвала силы, превратилась в инвалида. В 1885 и 1886 встречался в Томске с американским журналистом и исследователем Джорджем Кеннаном.
В 1906 напишет статью о Кеннане в качестве предисловия к впервые легально изданному в России его классическому исследованию «Сибирь и ссылка» («Джордж Кеннан и его место в русском освободительном движении»). В 1887 году в Томске застрелилась жена Волховского Александра Хоржевская. В 1889 году умерла их младшая трёхлетняя дочь Катя.

В 1889 году Волховский переехал в Иркутск, в оттуда в Читу и Троицкосавск (Забайкальская область). Бежал из ссылки в Троицкосавске 16 августа 1889 года во Владивосток. На английском пароходе прибыл в Японию. В конце 1889 года достиг берегов Канады. Приезжает в США, выступает на организованных при поддержке Кеннана митингах солидарности с жертвами политических репрессий в России. Дочь прятали знакомые, а затем, переодетую мальчиком, смогли перевезти к отцу в Лондон через всю Россию и Европу. В июне 1890 года по приглашению своего друга и соратника по «хождению в народ» С. М. Степняка-Кравчинского перебрался в Лондон. В Лондоне Волховский был одним из наиболее активных политических эмигрантов, был тепло принят Фридрихом Энгельсом, о чем свидетельствует письмо последнего к Степняку-Кравчинскому: «Дорогой Степняк! Не придете ли Вы вместе с г-жой Степняк, Волховским и его маленькой дочкой в четверг к нам обедать?»[3] Он участвовал в работе английского Общества друзей русской свободы (1890—1914) и Фонда вольной русской прессы. С 1893 по 1914 г. редактировал лондонское издание журнала «Free Russia». После неожиданной гибели Степняка (он попал под поезд, идя в гости к Волховскому) Феликсу Вадимовичу пришлось взять на себя руководство изданиями ФВРП, особенно много работает он над Летучими листками (1893-99), где подробно и объективно рассказывается о развитии ситуации в России, резком росте революционного и рабочего движения, не деля борцов на «своих» (народников) и «не своих» (марксистов). Как и в предшествующий и последующий периоды, Волховский большое внимание уделяет национальному угнетению, а также преследованию религиозных диссидентов, особенно штундистов. Часто выступает на собраниях и митингах в различных районах Великобритании с лекциями о ситуации в России и революционном движении, много печатается в англоязычных изданиях, пишет обширные предисловия к книгам по русским вопросам, выходящим на английском языке. Очень жёстко отредактировал издание на английском (1893) немецкой книги (1891) Самсона-Химмельштерны о России, выбросив целые главы (в частности, об остзейцах), за что подвергся резкой критике правых рецензентов (напр., «Спектейтор» 30.09.1893, с.22-23). Большинство его англоязычных публикаций доступно в интернете. Летом и осенью 1899 участвует в переговорах в Швейцарии «патриархов» народничества (он, Шишко, Чайковский, Лазарев) с В. М. Черновым, на них было принято принципиальное решение о создании Аграрно-социалистической Лиги (формально основана на собрании в Париже во время похорон П. Л. Лаврова в феврале 1900). (В начале XX века Волховский вместе с товарищами по эмиграции Е. Е. Лазаревым, Д. В. Соскисом, Л. Э. Шишко примкнул к эсерам. С 1904 большинство функций по руководству Фондом ВРП и его изданиями берёт на себя Д. В. Соскис (лит.псевд. Сатурин).

Участвовал в тайной операции по отправке оружия в Россию на пароходе «Джон Графтон». Руководил украинским издательством ПСР (см. его объявление о сборе денег на партийные издания на украинском языке: «Революционная Россия», № 74, 1 сентября 1905, с.28). Его «Сказку о царе Симеоне» в 1902-03 перевела на украинский Леся Украинка. В 1905 году Волховский вернулся в Россию для участия в революции. Он работал агитатором в Выборге среди военных, был связан с группой «Военно-организационного бюро». В 1906 году был вынужден вновь покинуть пределы основной территории Российской империи (не автономной Финляндии). С 1905-06 годов курирует пропагандистскую работу среди военных, редактирует газету «Солдатскую газету» (1906-07) и заменившую её издание «За народ» (1907-14), выпускает книги по военным вопросам «Про воинское устройство» М., 1906, «Швейцарская военная система» М.. 1907, вместе с Александровым редактирует сборники материалов по военным вопросам (Париж, 1913). Делегат Копенгагенского конгресса Интернационала (1910), активно участвует в работе комиссии по антимилитаризму, его предложения комиссия заваливает, следуя в русле немецкой с.-д., тогда Волховский поддерживает поправки Вальяна и Гарди (см. «Знамя труда», № 31, октябрь 1910, с. 2, 13-15). Единственный изданный в России сборник стихов Ф. В. Волховского («Случайные песни», М.,1907) был вскоре после выхода в свет арестован.

В это время у него ухудшается и без того слабое здоровье. По этой причине значительную часть 1906 года Волховский проводит в Швейцарии. В начале лета 1906 шлёт корреспонденции из Лондона (напр., «Английский либерализм и Россия (корреспонденция из Лондона)»//Мысль [de facto ЦО ПСР], СПб, 24.06.1906, с.2. В 1907 году возвращается в Лондон, возобновив свою работу редактором «Free Russia». В качестве старейшего делегата открывает Лондонскую конференцию ПСР (август 1908), член ЦК ПСР. По просьбе ушедшего в отставку после дела Азефа руководства ПСР, несмотря на плохое самочувствие, с 1910 усиленно занимается партийной работой. После смерти Л. Э. Шишко остаётся единственным находящимся на воле общепризнанным авторитетом в партии. Не случайно, полемизируя с максималистами, В. М. Чернов указывает, что автором критикуемой ими резолюции были Шишко и Гарденин (Чернов), а поддержал её Волховский (см. Социалист-Революционер, Париж, № 1, 1910, с.193). Также Волховский принимал активное участие в издании зарубежных эсеровских изданий «За народ» и «Знамя труда».

Умер 2 августа 1914 года в Лондоне. На скромном прощании в крематории присутствуют Кропоткин и Гайндман. Прах развеян на поле перед крематорием. В конце 1960-х после смерти дочери Веры основная часть архива распродана с аукциона. Часть архива находится в Стэнфорде. Некоторые публикации Ф. В. Волховского доступны на сайте archive.org (Volhovskii для написанных по-русски, Volkhovsky для английских)

Жёны

Дети

Вера (с начала века занималась переводом на английский русских писателй)

Напишите отзыв о статье "Волховский, Феликс Вадимович"

Примечания

  1. Томск от А до Я. Краткая энциклопедия города. Томск, 2004. ISBN 5-89503-211-7
  2. Чепа М.-Л. А. [vuzlib.com/content/view/978/94 Будівничий української нації А. І. Чепа та його нащадки] / Збірник наукових праць Інституту психології Імені Г. С. Костюка НАПН України «Проблеми загальної та педагогічної психології» Том ХІІ, Ч. 3.
  3. К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. — М.: Политиздат, 1967. — С. 633—634.

Литература

  • Senese D.J. Felix Volkhovsky in London, 1890—1914 // From the Other Shore: Russian Political Emigrants in Britain, 1880—1917. Ed. by J. Slatter. — L.: Frank Cass, 1984. — P. 67-78.
  • Senese D.J. S.M. Stepniak — Krachvinskii, the London Years. Newtonville,1987.
  • Ямпольский И. Г. К библиографии Ф. В. Волховского // Учёные записки Ленинградского государственного университета. — Л., 1971. — № 349. — Вып. 74. — С. 184—190.
  • Perris, G. H. "Russia in revolution", L-NY, 1905, ch. XVI "Felix Volkhovsky" и др.места в книге (она вся посвящена автором "Феликсу, узнику, поэту и государственному деятелю"; Дж.Перрис давний друг Волховского, прекрасно знает материал; доступно в интернете)
  • Меламед Е.И. Русские университеты Джорджа Кеннана. Иркутск, 1988
  • некрологи
- Кудрин Н.Е. (Русанов Н.С.)// Русское богатство, 1914, №9 
- Чайковский Н.В.// Голос минувшего, 1914, №10

Ссылки

  • [az.lib.ru/w/wolhowskoj_f_w/text_0020.shtml Стихотворения]
  • [web.archive.org/web/20060513161754/www.narovol.narod.ru/Person/volkhovsk.htm В воспоминаниях современников]
  • [www.flickr.com/photos/sludgeulper/3183410871/ Фото дома в Лондоне, где жил Волховский]

Отрывок, характеризующий Волховский, Феликс Вадимович

– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.