Волынь
Волы́нь (укр. Волинь) — историческая область на северо-западе современной Украины в бассейне южных притоков Припяти и верховьев Западного Буга.
Содержание
География
Волынь граничит на севере с Полесьем, на юге с Подольем и Галицией. Восточной и западной границей считаются реки Уж и Западный Буг.[1] Волынь охватывает современную Волынскую и Ровненскую области, а также западную часть Житомирской и северные части Тернопольской и Хмельницкой областей. В более широком понимании к Волыни можно отнести южную часть Брестской области и восточную часть Люблинского воеводства.
История
Название региона связывают с летописным городом Волынь, находившимся близ современного Владимира-Волынского. К древнему населению Волыни относятся восточнославянские племена дулебов, бужан, волынян.
Древнерусское государство
С середины X века Волынская земля в составе Древнерусского государства. О присоединении Киевом Волыни свидетельствует летописное известие о реформах княгини Ольги и установлении погостов по реке Луге. По мнению Ю.Дыбы летописная фраза «и оустави по мьстѣ. погосты и дань. и по лузѣ погосты и дань и ѡброкы», помещенная в продолжении летописного описания мести Ольги древлянам («по мьстѣ» — буквально «по отмщении»), отражает реалии маршрута похода княгини Ольги после древлянской мести дальше на запад, к правой притоке Западного Буга — реке Луге. Покорение Древлянской земли и Волыни открыло перед Киевом перспективы контроля двух важных международних торговых путей. Один из них — сухопутный, названный «из немец в хозары», связывал Волжскую Булгарию через Киев, Краков и Прагу с Регенсбургом и рынками сбыта русских товаров в Баварском Подунавье. Кроме этого, владение древлянским и волынским отрезками этого пути, который проходил через Устилуг, расположенный при впадении Луги в Западный Буг, давало Киеву возможность контролировать водный маршрут по Бугу который открывал выгоды прямой торговли с Балтикой. Масштабы торговых операций по Западному Бугу и Висле отражены в массовых находках торговых пломб в Дрогичине. Из 15000 шт их общего известного количества 12000 (80 %) обнаружено в Дорогичине и его окрестностях. На Северную Русь приходится лишь 2500 (17 %) пломб, из которых до 1000 найдено в Новгороде и Городце на Волге. Остальные 3 % дали другие земли. Выгодное расположение Луги на пересечении торговых маршрутов впоследствии привело к основанию на ней Владимира-Волынского.[2][3]
В 981 году великий князь киевский Владимир Святославич присоединил забужские Червенские города, а в 988 году, расширив древний волынский град, основал тезоименный город Владимир (Владимир-Волынский), ставший центром удельного Владимиро-Волынского княжества. В него входили такие древнерусские города как Буск, Луцк, Червень, Белз, позже — Брест, Дорогочин, Пересопница, Холм и Кременец. В 1199 году владимиро-волынский князь Роман Мстиславич подчинил Галич, объединив Галицкую и Волынскую земли в единое Галицко-Волынское княжество. В середине XII века в ходе распада Древнерусского государства, оно обособилось от Киева.
Великое княжество Литовское и Речь Посполитая
После ослабления и распада Галицко-Волынской Руси между Польским королевством и Великим княжеством Литовским началась длительная война за галицко-волынское наследство, которая в 1392 году окончилась Островским соглашением. Земли Галицко-Волынского княжества были разделены, Волынь без Холма и Белза отошла к литовским великим князьям. После заключения Люблинской унии и образования Речи Посполитой в 1569 году, Волынь полностью отошла польской Короне, в составе которой было образовано Волынское воеводство. На его территории развернулась жёсткая политика полонизации и окатоличивания, которой была подвержена прежде всего ограниченная в правах православная знать. В то же время, на Волыни некоторое время сохранялись активные очаги православия, такие как Почаевская лавра, Дерманский монастырь, а также основанная в 1576 году Острожская академия и типография, в которой работал в том числе первопечатник Иван Фёдоров. Впоследствии, под давлением властей все они были переданы иезуитам или униатам.
Волынь не оставалась в стороне от казацко-крестьянских восстаний, регулярно вспыхивавших на землях Юго-Западной Руси. Она была в числе театров военных действий восстания Косинского, восстания Наливайко, восстания Хмельницкого и других. В 1653 году, в обмен на измену крымского хана Хмельницкому в битве под Жванцем, король Ян II Казимир предоставил татарам 40-дневное право грабить и добывать ясырь на Волыни.
Российская империя
В результате разделов Речи Посполитой Волынь была присоединена к Российской империи, где впоследствии была образована Волынская губерния. Её центром был с 1797 года Новоград-Волынский, а с 1804 года — Житомир. На протяжении XIX века на Волыни отмечается значительный рост населения и народного хозяйства. В 1839 году в результате Полоцкого церковного собора все униатские приходы Волыни вернулись в православие. Немалую часть населения продолжали составлять поляки, сохранившие за собой влиятельные позиции в социальной иерархии края. Также на Волыни со времён средневековья проживало много евреев. Существовали многочисленные немецкие и чешские поселенцы.
Войны ХХ века
Территорию Волыни затронули разрушительные военные действия Первой мировой, Польско-украинской и Советско-польской войны. По условиям Рижского мирного договора 1921 года, восточная часть Волыни вошла в состав Украинской ССР, а западная — Польши, где продолжилась политика полонизации местного населения. Между Галицией и Волынью была установлена так называемая «Сокальская граница», задачей которой было прекращение политических и культурных связей между этими украинскими территориями. Польские власти принялись заселять территорию Волыни так называемыми «колонистами».
В результате пакта Молотова-Риббентропа Западная Волынь была присоединена к Украинской ССР. 4 декабря 1939 года была образована Волынская область. Советская власть на Волыни характеризовалась, как и в других частях страны, коллективизацией и политическими репрессиями, но также развитием промышленности, системы здравоохранения и образования, внедрением украинского языка.
Во время Второй мировой войны на Волыни произошли события, известные как «Волынская резня»[4][5], в рамках которой от рук УПА погибло около 50-60 тысяч поляков, а от польских отрядов — несколько тысяч украинцев.
Напишите отзыв о статье "Волынь"
Примечания
- ↑ Волынь // Словарь современных географических названий / Рус. геогр. о-во. Моск. центр; Под общ. ред. акад. В. М. Котлякова. Институт географии РАН. — Екатеринбург: У-Фактория, 2006.
- ↑ [dspace.nbuv.gov.ua:8080/dspace/bitstream/handle/123456789/39385/02-Dyba.pdf?sequence=1 Диба Ю. Урбаністично-адміністративні реформи княгині Ольги (1) // Студії мистецтвознавчі. — Київ, 2011. — Ч. 4(36). — С. 20-28.]
- ↑ [docs.google.com/file/d/0B6N5SIwTknpJLTVGbHY5bXpOOFU/edit Диба Ю. Урбаністично-адміністративні реформи княгині Ольги (2: Шлях на Лугу) // Студії мистецтвознавчі. — Київ, 2012. — Ч. 2(38). — С. 7-29.]
- ↑ [news.bbc.co.uk/hi/russian/international/newsid_7545000/7545719.stm Би-Би-Си: «Волынская трагедия: забытый геноцид?»]
- ↑ [news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid_3058000/3058931.stm Би-Би-Си: «Жертв резни на Волыни поминают на государственном уровне»]
Источники
- s:ЕЭБЕ/Волынь // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- Петров Н. И.//Волынь. Исторические судьбы Юго-Западного края
- Николай Георгиевич Гарин-Михайловский. «Картинки Волыни»
- Андрияшев А. М.//[new.runivers.ru/lib/book4304/43447/ Очерк истории Волынской земли]
Ссылки
- ЛуАЗ-969 «Волынь»
- [volyn.com.ua/ Волынь (газета)]
- [www.rollintl.com/roll/volhynia.htm Карта Волынской губернии Российской империи]
- [chigirin.narod.ru/book2.html Адрес-календарь Волынской губернии на 1892 год. Житомир, 1891]
- [www.tnpu.edu.ua/subjects/65/ekonom_geog/Volyn..htm Волынский социально-экономический район (укр.)]
- [new.runivers.ru/maps/podratlas/18 Карта Волынской губернии из «Атласа» А. А. Ильина 1876 года] (просмотр на движке Google на сайте runivers.ru)
См. также
Отрывок, характеризующий Волынь
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.
Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
