Вольман, Исаак Соломонович
Поделись знанием:
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
| Исаак Соломонович Вольман | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Научная сфера: | |
| Альма-матер: | |
Исаак Соломонович Вольман (также Семёнович; 1 мая 1872, Ниспорены Кишинёвского уезда Бессарабской губернии[1]— после 1928) — российский и советский юрист, цивилист. Автор теоретических трудов в области права.
Содержание
Биография
Родился в Ниспоренах (теперь райцентр Ниспоренского района Молдовы). Учился в хедере, с 14 лет — в сельской школе в Ниспорены. Выдержав экзамен на аттестат зрелости во 2-й одесской гимназии, продолжил учёбу на юридическом факультете Императорского Новороссийского университета. Занимался экономической деятельностью в Аккерманском уезде Бессарабии.
В 1896 году переехал в Одессу. Затем работал в Санкт-Петербурге — присяжным поверенным в округе Санкт-Петербургской Судебной палаты (с 1908),[2] преподавателем нотариального права на Высших коммерческих курсах и в Торгово-промышленном институте.
Печатался в «Журнале Министерства юстиции», «Праве», «Вестнике права и нотариата», «Судебном обозрении», «Юристе», «Еженедельной юридической газете», «Вестнике гражданского права» и других специализированных изданиях. Автор книг «Гражданское право» (с соавт., 1903), «Опека и попечительство» (в 2-х тт., 1903 и 1913), «Нотариальное положение» (1909, 1912 и 1914), ряда трудов по теории и истории нотариата. Составил программу испытаний на должность нотариуса (1905). Входил в редколлегию «Вестника права» и «Нотариата».
На протяжении 1920-х годов публиковался в «Еженедельнике советской юстиции», «Кредите и хозяйстве», «Вестнике советской юстиции» и других изданиях, издал руководство по праву застройки (1926).
Семья
- Сын — Иосиф Исаакович Вольман, доктор технических наук, лауреат Сталинской премии (1943) «за разработку новой конструкции радиоустановки» (один из создателей первых отечественных радиолокаторов РУС-2, автор и руководитель разработки антенных устройств для этих радиолокаторов)[3], автор нескольких монографий, в том числе «Техника сантиметровых волн» (М.: Советское радио, 1949)[4].
- Внук — Владимир Иосифович Вольман (род. 1938), доктор технических наук, заведующий кафедрой технической электродинамики и антенн Московского института связи (1987—1990), автор монографий и учебных пособий по прикладной электродинамике, в том числе «Техническая электродинамика» (М.: Связь, 1971), «Эффективный метод решения внутренних задач электродинамики» (Киев: Знание, 1981), «Справочник по расчёту и конструированию СВЧ полосковых устройств» (М.: Радио и связь, 1982).
Избранное
Книги
- Гражданское право. Сборник популярных лекций для самообразования. Выпуски 2—4 (совместно с М. И. Могилевским, Н. Ф. Марковым и Д. П. Никольским). Семейный университет Ф. С. Комаровского, Юридический факультет. СПб., 1903.
- Наследство по 1-й части; Опека и попечительство; Узаконение и усыновление детей (совместно с В. Фридштейном и К. Шмаковым). Бесплатное приложение к журналу «Юрист». СПб.: Юрист, 1903.
- Опека и попечительство (172 с.). СПб., Издательский дом «Труд», 1903.
- В этом труде разъясняются общие понятия «опека» и «попечительство»; автор систематизировал постановления об опеке и попечительству согласно Свода законов с подробными комментариями.
- Нотариальное положение. СПб., Издательство юридического магазина И. И. Зубкова под фирмою «Законоведение», 1909 (второе, расширенное издание — 1912; третье, доработанное издание под названием «Нотариальное положение: практическое руководство» — 1914). [liber.rsuh.ru/liber/www/ork/garant14/Notarial'noe_polozhenie.pdf (см. полный текст издания 1909 года здесь)]
- С извлечением из законодательных мотивов, решений Гражданского и Уголовного кассационных департаментов, Общего собрания и Соединённого присутствия Правительственного сената, с законами и правилами, относящимися к нотариальной части, циркулярными распоряжениями Министерства юстиции, извлечениями из проекта Нотариального положения, комментариями составителя, с приложением законов, относящихся к деятельности биржевых нотариусов и маклеров и консулов, образцов нотариального делопроизводства и актов.
- Программа испытаний на должность нотариуса. СПб, 1905 (второе издание — 1910).
- Опека и попечительство (2-й том, 452 с.). СПб., Издательство юридического магазина И. И. Зубкова под фирмою «Законоведение», 1913.
- Продолжение очерка «Опека и попечительство» 1903 года. Сборник действующих законов об опеках, попечительствах и опекунских учреждениях, с разъяснениями Сената и комментариями составителя. Содержит главы об особых правилах опеки в Полтавской, Черниговской губерниях и в Царстве Польском («Гражданский кодекс Наполеона»).
- Ввод во владение в системе укрепления права собственности на недвижимость. Москва: Издательствово журнала «Вестник права», 1915 (переиздание в сборнике «Золотые страницы Российского нотариата». М., 2001).
- Право застройки (практическое руководство). 166 с. Москва: Московский городской банк, 1926.
Статьи
- Взаимоотношение торгового права и гражданского // Вестник советской юстиции. — 1924. — № 24.
- Вопросы вексельного права в банковской практике (исковая давность по векселю, срок представления векселя на протест) // Кредит и хозяйство. — 1928.
- Гарантийные операции банков // Кредит и хозяйство. — 1927. — № 5. — С. 130–134.
- Допускает ли наследование Декрет от 22 мая 1922 г. // Еженедельник советской юстиции. — 1923. — № 25. — С. 794–795.
- Завещательная дееспособность расточителей // Вестник права. — 1905. — № 9. — С. 152–155.
- Залог будущих вещей и будущих строений // Еженедельник советской юстиции. — 1928. — № 33. — С. 908–910.
- Залоговые свидетельства на строения и право застройки // Еженедельник советской юстиции. — 1927. — № 18. — С. 532–534.
- Из истории российского нотариата // Нотариус. — 1997. — № 2 (4). — С. 84–85.
- К вопросу о совершении купчих крепостей // Право: Еженедельная юридическая газета. — 1908. — № 13. — С. 738–743.
- Кредитование под залог будущих вещей и строений // Кредит и хозяйство. — 1928. — № 8.
- Новые Формы обеспечения кредита // Рабочий суд. — 1926. — № 19. — С. 1169–1176.
- Обязательства как обеспечение банковского кредитования (В порядке обсуждения) // Кредит и плановое хозяйство. — 1928. — № 2–3.
- Передача закладных крепостей // Вестник гражданского права. — 1913. — № 8. — С. 51–65.
Напишите отзыв о статье "Вольман, Исаак Соломонович"
Примечания
- ↑ Ныне — райцентр Ниспоренского района Молдовы.
- ↑ .С 5 августа 1908 г. стал присяжным поверенным в Санкт-Петербурге.// Список присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты и их помощников к 31 января 1914 г. Санкт-Петербург, 1914. — С. 101.
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/kisunko_gv/08.html Г. В. Кисунько «Секретная зона»]
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/kisunko_gv/07.html Г. В. Кисунько «Секретная зона» (глава 7-я)]
Отрывок, характеризующий Вольман, Исаак Соломонович
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
