Вольный общник

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вольный общник (от церковнославянского «общник» — сообщник, участник[1]) — член добровольного общества в Российской империи.

Императорская академия художеств присуждала звание «почётный вольный общник» в XVIII и XIX веках за выдающиеся заслуги в области искусства художникам, скульпторам, архитекторам и гравёрам, ис­торикам и теоретикам искусства, ху­дожественным критикам и коллекци­онерам, как российским, так и зарубежным. Среди почётных вольных общников были: Б. Ф. Растрелли, К. И. Росси, К. П. Брюллов, В. В. Стасов[2], К. И. Лаш.

Выражение также использовалось в качестве названия членов добровольных пожарных бригад («вольный пожарный общник»)[3].

Напишите отзыв о статье "Вольный общник"



Примечания

  1. [books.google.com/books?id=lfNDAAAAYAAJ Церковный словарь, или истолкование речений славенских древних] МГУ, 1775. С. 209
  2. Российская академия художеств. [www.rah.ru/content/ru/main_menu_ru/section-science_activity/section-term_dictionary.html?filterByLetter=%EF&wordId=5120 Словарь терминов]
  3. [books.google.com/books?id=-eIQAAAAYAAJ Вера и разум. Листок для Харьковской епархии номер 1. 15 января 1893 года] С. 22

Отрывок, характеризующий Вольный общник

Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.