Вольфарт, Дитер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дитер Вольфарт
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ди́тер Во́льфарт (нем. Dieter Wohlfahrt; 27 мая 1941, Берлин — 9 декабря 1961, Берлин) — австрийский студент, проживавший в Западном Берлине, добровольный помощник беглецам из ГДР, первая иностранная жертва Берлинской стены.





Биография

Дитер Вольфарт вырос в Хоэн-Нойендорфе в ГДР. Благодаря отцу-австрийцу имел австрийское гражданство. Переехав к тёте в Западный Берлин, учился в школе в Райниккендорфе. Окончив школу, с 1961 года изучал химию в Берлинском техническом университете. В отличие от жителей Западного Берлина, Вольфарт с австрийским паспортом мог свободно пересекать границу и использовал эту возможность для участия в студенческом движении, оказывавшем помощь в побегах через Берлинскую стену. Сначала он помогал бежать через систему канализации, затем через дыры в пограничном заборе, проделанные в труднодоступных местах.

9 декабря 1961 года вместе с другими активистами он проделал дыру в заборе между Штаакеном и Шпандау, чтобы переправить на Запад мать своей знакомой. Мать знакомой выдала планы побега властям ГДР[1], и Вольфарт и его соратники попали в засаду, устроенную пограничниками ГДР. При задержании пограничники применили оружие, Вольфарт получил ранение в сердце, в течение часа пролежал без медицинской помощи в пограничной зоне и умер.

В память о Дитере Вольфарте у Берлинской стены в Шпандау был установлен деревянный крест с мемориальной плитой и фотографией.

Напишите отзыв о статье "Вольфарт, Дитер"

Примечания

  1. Rainer Hildebrandt: Es geschah an der Mauer. Berlin 2003

Литература

  • Christine Brecht: Dieter Wohlfahrt, in: Die Todesopfer an der Berliner Mauer 1961—1989, Berlin 2009, S. 60-63.

Ссылки

  • [www.chronik-der-mauer.de/index.php/de/Start/Detail/id/593816/page/8 Биография на сайте chronik-der-mauer.de  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Вольфарт, Дитер



Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!