Вольф, Фридрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фридрих Вольф
Friedrich Wolf

Фридрих Вольф, 1952 год
Место рождения:

Нойвид, Германская империя

Место смерти:

Лениц, ГДР

Род деятельности:

писатель, драматург

Годы творчества:

19171952

Награды:

Фри́дрих Вольф (нем. Friedrich Wolf; 23 декабря 1888, Нойвид, — 5 октября 1953, Лениц) — немецкий писатель, драматург, общественный и политический деятель.





Биография

Родился в семье еврея-коммерсанта Макса Вольфа. С 1895 по 1899 год посещал еврейскую начальную школу, по окончании которой учился в городской гимназии Нойвида. Позже, порвав с семьёй, несколько лет бродяжничал и перебивался случайными заработками. В 1907—1912 годах изучал медицину, философию и искусствоведение в университетах Гейдельберга, Тюбингена, Мюнхена, Берлина и, наконец, Бонна, где, защитив диссертацию, получил медицинское образование.

Некоторое время практиковал в Мейсене, Бонне и Дрездене. В 1914 году устроился судовым врачом на корабль, курсировавший по маршруту КанадаГренландияСША. С началом Первой мировой войны в качестве военного врача служил на Западном, а затем — на Восточном фронтах. Был неоднократно ранен. С 1916 года Фридрих Вольф открыто выступает сторонником прекращения войны, а в 1918 году отказывается от военной службы и возвращается с фронта в Германию, где сразу же включается в политическую борьбу, участвуя в леворадикальных и антиправительственных выступлениях. В ноябре 1918 года становится членом Совета рабочих и солдатских депутатов Дрездена.

Именно к этому периоду относятся первые литературные произведения Фридриха Вольфа. Он начал писать в 1917 году, ещё будучи на фронте. В 1919 году опубликовал пьесу «Это ты», а через год представил на суд публики ещё одно драматическое произведение — «Чёрное солнце». Острая публицистичность и бунтарская направленность этих произведений приносят Вольфу известность как драматурга.

В начале 1920-х годов ситуация в Германии остаётся крайне нестабильной, общество разобщено и политизировано. В этих условиях произведения Фридриха Вольфа, написанные в остро-социальном и бунтарско-революционном духе, пользуются успехом и идут во многих театрах Веймарской республики. В этот период Вольф работает много и очень продуктивно, пьесы «Бедный Конрад» (1924), «Цианистый калий» (1929) «Матросы из Катарро» (1930) становятся заметным событием немецкой драматургии того периода. Меняется и литературный стиль: если в раннем периоде творчества в произведениях Вольфа присутствовали элементы романтизма и экспрессионизма, то с течением времени он переходит на позиции социалистического реализма.

Наряду со своей общественно-политической и литературной деятельностью, Вольф остаётся практикующим врачом. Работая в Ремшайде, Хехингене и Штутгарте, он ратует за развитие системы медицинского обслуживания населения и увлекается лечением силами природы и гомеопатией. В 1927 году он пишет книгу о здоровом образе жизни «Природа как врач и помощник». Пьеса «Цианистый калий» (1929) была посвящена проблематике абортов, полемика о целесообразности которых будоражила в то время немецкое общество. После опубликования этого произведения Вольф был даже на некоторое время арестован по обвинению в проведении незаконных абортов. Также он привлекался к ответственности за пьесу «Крестьянин Бетц».

В 1928 году Фридрих Вольф стал членом Коммунистической партии Германии и Союза пролетарских революционных писателей. В 1932 году в Штутгарте организовывает самодеятельную коммунистическую агитбригаду. В марте 1933 года, после прихода к власти национал-социалистов, Вольф подвергался двойной опасности — как коммунист и как еврей — и вынужден был с семьёй эмигрировать из Германии. В 1934 году он приезжает в Советский Союз. В СССР он продолжает свою политическую и литературную деятельность: издаёт антифашистские пьесы «Профессор Мамлок», «Флорисдорф», «Троянский конь», участвует в гражданской войне в Испании и в конспиративной деятельности во Франции (по линии Коминтерна). В 1941 году, бежав из лагеря интернированных Верне в оккупированной Франции, возвращается в СССР, где оставалась его семья. Фридрих Вольф стал одним из организаторов антинацистской радиопропаганды на немецком языке, адресованной германским войскам, участвовал в создании коммунистического комитета «Свободная Германия».

В 1945 году, после окончания Второй мировой войны Фридрих Вольф вернулся в Германию, где стал активным деятелем восточногерманского государства. В 1949—1951 годах он был послом ГДР в Польше.

Ещё при жизни Фридрих Вольф был объявлен классиком немецкой литературы социалистического реализма. В ГДР были большими тиражами опубликованы его произведения, его пьесы ставились во театрах по всей стране и экранизировались. Дважды он становился лауреатом Национальной премии ГДР. Послевоенные произведения Вольфа: пьесы «Бургомистр Анна» (1950), «Томас Мюнцер» (1953), роман «Летающие блюдца» (1952) и другие стали частью культурной политики ГДР.

…Немногие умеют так, как он, перечеканить революционное мировоззрение в увлекательное театральное зрелище. У него врождённый талант драматурга, он выжимает из сюжета своих пьес самое существенное и, уверенно перемахивая через промежуточные ступеньки, смело рвется вперёд от одной кульминации к другой, еще более напряжённой. Фридрих Вольф так умеет вселить в сердца своих персонажей собственную искреннюю и пламенную веру в возможность лучшего устройства общества, что они и без слишком тщательной отделки обретают живую плоть и кровь.

 Фридриха Вольфа отличает от большинства других немецких писателей нашего поколения то, что у него есть тонкое чувство сцены, умение вдохнуть стремительный ритм жизни в сценическое действие, талант избегать длиннот. Он прирожденный драматург; уверенной рукой он лепит и мнёт своих героев до тех пор, пока они не сливаются воедино со своей драматургической функцией. Это мастерство осталось бы на уровне ремесленного, будь оно самоцелью. Но оно не самоцель. Оно лишь средство, служащее тому, чтобы передать читателю и зрителю горячую любовь автора к справедливости, его страстное желание участвовать в созидании лучшего мира…

Л. Фейхтвангер.[1]

Фридрих Вольф скончался 5 октября 1953 года от инфаркта в своём рабочем кабинете в Ленице. Похоронен на мемориальном кладбище Фридрихсфельде.

Память

В 1988 году в ГДР было торжественно отмечено 100-летие со дня рождения Фридриха Вольфа. К этому времени его имя носило более 140 учебных заведений, заводов, культурных и других учреждений. В 1973 и в 1988 годах были выпущены почтовые марки с изображением Ф. Вольфа. После крушения восточногерманского режима интерес к Вольфу, как драматургу стал значительно ниже; заслуги писателя стало принято подавать как менее значимые, по сравнению с его образом истового коммуниста, фанатично преданного режиму ГДР.

Семья

Родители — Макс и Ида Вольф.

Фридрих Вольф был дважды женат: 30 ноября 1914 года женился на Кэти Гумпольд (1888—1961), а 15 апреля 1922 его супругой стала воспитательница детского сада, впоследствии актриса — Эльза Дрейбхольц (1898—1973). От первого брака у Фридриха Вольфа было двое детей: дочь Иоганна Мари (р. 1915) и сын Лукас (р. 1919). От второго супружества у Вольфа родилось двое сыновей: Маркус (1923—2006) (почти 30 лет возглавлял внешнюю разведку ГДР) и Конрад (1925—1982) (кинорежиссёр), которые оставили заметный след в истории ГДР.

Награды

Произведения

  • 1917 Мохаммед (Mohammed) — пьеса
Лангемарк (Langemarck) — повесть
  • 1919 Кто ты? (Das bist du) — пьеса
Безусловность (Der Unbedingte) — пьеса
  • 1921 Чёрное солнце (Die Schwarze Sonne) — пьеса
  • 1922 Тамара (Tamar) — пьеса
  • 1923 Шкафная комедия (Die Schrankkomödie) — пьеса
Бедный Конрад (Der Arme Konrad) — пьеса
  • 1924 Героический эпос Ветхого Завета (Das Heldenepos des alten Bundes) — еврейский народный эпос
  • 1925 Творение (Kreatur) — роман
  • 1926 Собачья колонна (Kolonne Hund) — пьеса
Эфир (Äther) — радиопьеса
  • 1927 Природа как врач и помощник (Die Natur als Arzt und Helfer) — книга о здоровом образе жизни
Коритке (Koritke) — пьеса
Борьба в Руре (Der Kampf im Kohlenpott) — новелла
  • 1928 СОС… приём, приём… Фойн — «Красин» спасает «Италию» (SOS … rao rao … Foyn — «Krassin» rettet «Italia») — радиопьеса
  • 1929 Цианистый калий ([web.resist.ca/~nemesisa/wolf-cyankali-2181.htm Cyankali]) — пьеса
  • 1930 Матросы из Катарро (Die Matrosen von Cattaro) — пьеса
Тай Янг проснулся (Tai Yang erwacht) — пьеса
  • 1933 Профессор Мамлок (Professor Mamlock) — пьеса
  • 1934 Флоридсдорф (Floridsdorf) — пьеса
  • 1935 Троянский конь (Das trojanische Pferd) — пьеса
  • 1938 Двое на границе (Zwei an der Grenze) — пьеса
  • 1940 Бомарше (Beaumarchais) — пьеса
  • 1942 Русский тулуп (Der Russenpelz) — новелла
  • 1944 Возвращение сыновей (Heimkehr der Söhne) — пьеса
Доктор Лили Ваннер (Dr. Lilli Wanner) — пьеса
  • 1945 Бедный Конрад (Der arme Konrad) — радиопьеса
Профессор Мамлок (Professor Mamlock) — радиопьеса
Что человек посеет (Was der Mensch säet) — пьеса
  • 1946 Последнее испытание (Die letzte Probe) — пьеса
Сказки для больших и маленьких детей (включая сказку «Рождественский гусь Августа») (Märchen für große und kleine Kinder (darin: Die Weihnachtsgans Auguste)) — сказки
  • 1947 Как дикие звери (Wie Tiere des Waldes) — пьеса
  • 1948 Козодой (Die Nachtschwalbe) — либретто к опере Бориса Блахера
  • 1949 Совет Богов (Der Rat der Götter) — сценарий для фильма
Бургомистр Анна (Bürgermeister Anna) — комедия
  • 1952 Летающие блюдца (Предзнаменование) (Menetekel) — пьеса
Томас Мюнцер (Thomas Müntzer) — пьеса

Напишите отзыв о статье "Вольф, Фридрих"

Примечания

  1. * [www.velib.com/book.php?avtor=f_368_1&book=7021_1 Л. Фейхтвангер. К шестидесятилетию Фридриха Вольфа] (рус.). Проверено 9 декабря 2009. [www.webcitation.org/65ajt4pAT Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
В Викицитатнике есть страница по теме
Вольф, Фридрих

Ссылки

  • А. Иванов. [zur.ru/?action=show_id&id=4922&np_id=364 Фридрих Вольф: подзабытый гуманист]. Вечер Елабуги (23 декабря 2009 года). Проверено 21 апреля 2011. [www.webcitation.org/65ajuJEfQ Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
  • [www.eleven.co.il/article/10967 Фридрих Вольф на Электронной еврейской энциклопедии]. Проверено 9 декабря 2009. [www.webcitation.org/65ajvXk9B Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
  • Фридрих Вольф на Большой советской энциклопедии // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • Денис Мютцер. [www.rg-rb.de/2006/21/b_5.shtml Гуманизм и память](недоступная ссылка — история). Русская Германия. Проверено 21 апреля 2011.


Отрывок, характеризующий Вольф, Фридрих

Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.