Вольф-Феррари, Эрманно

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эрманно Вольф-Феррари
Ermanno Wolf-Ferrari
Основная информация
Дата рождения

12 января 1876(1876-01-12)

Место рождения

Венеция, Королевство Италия

Дата смерти

21 января 1948(1948-01-21) (72 года)

Место смерти

Венеция, Италия

Профессии

композитор

Эрманно Вольф-Феррари (итал. Ermanno Wolf-Ferrari; 12 января 1876, Венеция — 21 января 1948, там же) — итало-немецкий композитор, известный в основном благодаря своим комическим операм.





Биография

Герман Фридрих Вольф родился в итальянско-немецкой семье. Его отцом был немецкий художник Август Вольф, а матерью — итальянка Эмилия Феррари. Несмотря на то, что его обучали музыке с раннего детства, Эрманно в юности хотел стать художником, как его отец (и младший брат Теодоро). Он усердно изучал живопись в Венеции, а затем отец отослал его для продолжения образования сначала в Рим, а потом в Мюнхен. Здесь Вольф серьёзно заинтересовался музыкой и поступил в Мюнхенскую консерваторию, где посещал занятия по контрапункту и композиции у Йозефа Райнбергера. Постепенно занятия музыкой вытеснили живопись, и Вольф стал музыкантом.

В 19-летнем возрасте Вольф оставил консерваторию и возвратился в Венецию. В 1890-е годы он стал хоровым дирижёром, женился, у него родился ребенок. В этот период Вольф встречался и общался c Арриго Бойто и Джузеппе Верди, а также написал свои первые произведения.

Смешанное происхождение Вольфа позволяло ему равно воспринимать и немецкую, и итальянскую культуру. В 1895 году он прибавил к своей немецкой фамилии девичью фамилию матери — Феррари и итальянизировал немецкое имя Герман в Эрманно, подчеркивая свою принадлежность и к немецкой, и к итальянской нации.

Через несколько лет в 1900 году Вольф-Феррари дебютировал со своей первой оперой «Золушка» в Венеции. Когда опера провалилась в Италии, молодой композитор повез её в Германию. Немецкая публика Бремена оказалась более благосклонна к этому произведению, и «Золушка» стала очень популярна в Германии. Кантата «Новая жизнь» (1902) принесла композитору мировую славу. В 1902—1909 годах Вольф-Феррари был профессором композиции и директором Венецианской консерватории имени Бенедетто Марчелло. Затем в течение ряда лет преподавал в Германии.

Вольф-Феррари нашёл замечательный источник для своего творчества. Основой либретто многих его опер стали комедии итальянского драматурга XVIII века Карло Гольдони. Каждое новое произведение композитора с восторгом встречалось публикой. Это «Любопытные женщины» (1903), «Четыре самодура» (1906), «Секрет Сусанны» (1909), «Ожерелье Мадонны» (1911), «Любовь-целительница» (1913). Вольф-Феррари своеобразно передает атмосферу 17-18 веков, время действия почти всех его оперных произведений. По стилю они близки к операм Пуччини последнего периода его творчества. До начала первой мировой войны оперы Вольфа-Феррари находились среди наиболее ставящихся на сценах мира.

Первая мировая война стала началом заката для композитора. Привыкший делить время между Венецией и Мюнхеном, между Италией и Германией, Вольф-Феррари обнаружил свои любимые страны во враждебных лагерях. Он переехал в Цюрих, но в этот период практически не писал новых произведений. Незадолго до окончания войны Вольф вернулся в Мюнхен и возобновил работу. Однако в произведениях послевоенного периода появляется меланхолия и мрачность, в них нет уже той искрящейся комедийной веселости, которая характеризовала лучший период Вольфа-Феррари.

В 192030-е годы Вольф-Феррари создает несколько новых произведений в духе своего раннего творчества, но былой популярности ему достичь не удаётся, хотя опера «Перекрёсток» (1936) выдержала в Германии около 100 представлений и считалась в Третьем Рейхе одним из успешных оперных сочинений[1]. В 1939 году он стал профессором в Моцартеуме в Зальцбурге. Там он провёл трудные годы Второй мировой войны. В 1945 году Вольф снова переехал в Цюрих, откуда в 1946 году возвратился в Венецию, где и умер в возрасте 72 лет. Похоронен на острове Сан-Микеле[2].

Музыка

Основу творчества Вольфа-Феррари составляют его 15 опер. Кроме них он написал ряд инструментальных произведений, в основном в начале и в конце своего творчества.

Оперы композитора практически являются последними образцами комической оперы. Вольф-Феррари соединял традиции оперы-буффа XVIII века с достижениями итальянского веризма. В середине и второй половине XX века оперы Вольфа-Феррари практически не исполнялись. Интерес к ним возрождается на рубеже XX—XXI веков.

Произведения

Оперы

  • Ирена (Irene, 1895-96, не ставилась),
  • Камарго (La Camargo, 1897, не окончена),
  • Золушка (Cenerentola, 1900, Венеция),
  • Любопытные женщины (Le donne curiose, 1903, Мюнхен, по пьесе Гольдони),
  • Четыре самодура (I quuatro rusteghi, 1906, там же, по пьесе Гольдони),
  • Секрет Сусанны (II segreto di Susanna, 1909, там же),
  • Ожерелье Мадонны (I gioielli della Madonna, 1911, Берлин),
  • Любовь-целительница (L’amore medico, 1913, Дрезден, на сюжет пьесы Мольера),
  • Обрученные любовники (Gli amanti sposi, 1916; постановка в 1925, Венеция, по пьесе Гольдони),
  • Небесное платье (La veste di cielo, 1925; постановка в 1927, Мюнхен, по сказке Перро),
  • Хитрец, или Легенда о том, как спящий проснулся (Sly, ovvero La leggenda del dormiente risvegliato, 1927, Милан),
  • Хитрая вдова (La vedova scaltra, 1931, Рим, по пьесе Гольдони),
  • Перекрёсток (II campiello, 1936, Милан, по пьесе Гольдони),
  • Глупая девица (La dama boba, 1939, Майнц),
  • Фиванская кукушка (Der Kuckuck in Theben, 1943, Ганновер).

Произведения для оркестра

  • Серенада для струнного оркестра (1893).
  • Идиллическое концертино для гобоя, струнного оркестра и двух валторн (1933).
  • Сюита-концертино для фагота, струнного оркестра и двух валторн (1933).
  • Венецианская сюита (1936).
  • Триптих (1936).
  • Дивертисмент (1937).
  • Арабеска (1940).
  • Концерт для скрипки с оркестром (1946).
  • Короткая симфония (1947).
  • Концерт для виолончели с оркестром (1947).
  • Концертино для английского рожка, струнного оркестра и двух валторн (1947).
  • Гимн Венеции (1948, оркестровка не завершена).

Камерные произведения

  • Струнный квинтет (1894).
  • Соната для скрипки № 1 (1895).
  • Фортепианное трио № 1 (1898).
  • Фортепианный квинтет (1900).
  • Фортепианное трио № 2 (1900).
  • Камерная симфония (1901).
  • Соната для скрипки № 2 (1901).
  • Струнный квартет (1940).
  • Струнный квинтет (1942).
  • Соната для двух скрипок и фортепиано (1943).
  • Соната для скрипки № 3 (1943).
  • Соната для виолончели (1945).
  • Струнное трио (1945).
  • Дуэт для виолы д’амур и скрипки (виолончели) (1946).
  • Интродукция и балет для скрипки и виолончели (1946).

Произведения для фортепиано

  • 6 пьес (1898).
  • 3 экспромта (1904).
  • 3 пьесы (1905).

Хоровые произведения

  • 8 хоров (1898).
  • Оратория «Суламифь» (La sulamite, 1898).
  • Оратория «Дочь Иаира» (Talitha Kumi, 1900).
  • Оратория «Новая жизнь» (La nuova vita, 1902, по Данте).
  • Страсти (La passione, 1939).

Песни

  • 4 романса (1902).
  • 4 песни (1902).
  • Канцоньеро (1936).

Напишите отзыв о статье "Вольф-Феррари, Эрманно"

Примечания

  1. Die Musik und Musikpolitik im faschistischen Deutschland / Ed. H.-W. Heister & H.-G. Klein. — Fischer Taschenbuch, 1984. — S. 149.  (нем.)
  2. [www.landrucimetieres.fr/spip/spip.php?article1474 VENISE : cimetière San Michele - Cimetières de France et d'ailleurs]  (фр.)  (Проверено 5 октября 2010)

Литература

  • Stahl E. L. Ermanno Wolf-Ferrari. — Salzburg, 1936.
  • Grisson A. C. Ermanno Wolf-Ferrari. — Regensburg, 1941. — 2 Aufl., 1958.
  • Pfannkuch W. Das Opernschaffen Ermanno Wolf-Ferrari. — Kiel, 1952.

Отрывок, характеризующий Вольф-Феррари, Эрманно

– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.