Воля Вселенной
| Воля Вселенной | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Леонид Ризин |
| В главных ролях |
Наташа Гусева |
| Оператор |
Анатолий Калашников |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
67 мин. |
| Страна | |
| Год | |
«Воля Вселенной» — советский подростковый художественный фильм философской направленности, снятый в 1988 году на киностудии «Беларусьфильм».
Сюжет
 |
Описание сюжета в статье или разделе является слишком длинным или подробным в сравнении с остальным текстом статьи. Пожалуйста, отредактируйте статью, чтобы в ней описывалось произведение, а не просто пересказывался сюжет.
|
Президент США Линкольн был избран в 1860 году.
Президент США Кеннеди был избран в 1960 году.
Разница 100 лет.
Оба погибли в пятницу, оба погибли в присутствии своих жён.
(Хотя на самом деле, Линкольну выстрелили в голову в пятницу, но скончался он в субботу утром)
Преемником Линкольна стал Джонсон, родившийся в 1808 году.
Преемником Кеннеди тоже стал Джонсон, родившийся в 1908 году.
Разница 100 лет.
Убийца Линкольна родился в 1839 году.
Убийца Кеннеди родился в 1939 году.
Разница 100 лет.
(Хотя на самом деле 101 год, так как убийца Линкольна родился всё же в 1838, а не 1839 году).
И хотя делает она это вроде бы в шутку и с иронией, но сама из сумочки достаёт фотоотпечатки гороскопов — примету того времени. Но на Диму эта история производит сильное впечатление. Для большинства школьников эта мода — лишь развлечение, но Дима очень серьёзно относится к судьбе и предсказаниям будущего. Может быть отчасти тому виной одна из его бабушек (Дима называет её бабулей), верящая в приметы и вещие сны. Эту веру в приметы заметно не одобряют его мать Нина Ивановна (Е. Нестерович) и другая бабушка (Александра Климова), которую он называет бабушкой. Интерес Димы подогревает Марик Утёночкин (кстати, тоже явно неравнодушный к Лене). Он демонстрирует одноклассникам «чудеса йоги», рассуждает о предопределённости, судьбе, «воле Вселенной», предвидении и предсказаниях, а также уверяет, что точно знает от кого и сколько будет у него детей (и при этом подмигивает Лене). Марик учится всему этому у некоего «гуру» (Сергей Векслер) — не то дяди, не то просто знакомого, под видом дяди живущего (и скрывающегося от милиции) у него в квартире, пока родители в отъезде. «Гуру» — самый обыкновенный мошенник, зарабатывающий с помощью «эзотерики» деньги (и обучающий Марика тому же), а при случае не брезгующий и прямым мошенничеством, вроде игры в напёрстки (забавно, что он при этом ссылается на теорию вероятностей, и говорит, что даже по-честному «у меня 66 % шансов выиграть»). Также Марик рассказывает Диме, Лене и другим ребятам, присутствующим на «сеансе» «гуру», про работу К. Э. Циолковского «Воля Вселенной».
Однажды Марик приносит в школу «Книгу Судьбы», которую взял на время у своего учителя с обязательством поделиться «заработком». С её помощью якобы можно узнать, в каком возрасте и по какой причине умрёт человек. С помощью книги, микрокалькулятора «Электроника МК 37А» и двоих приятелей Марик на перемене устраивает сеанс гадания для всех желающих, беря оплату по 50 копеек с человека. Результат гадания для Димы оказывается неприятным — по их расчётам он должен погибнуть в аварии в ближайшее воскресенье. Но «гадатели» не решаются сказать это Диме, им это строго запретил МарикК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2885 дней]. Они говорят ему, что не успели посчитать (как раз в это время закончилась перемена), но Дима случайно слышит их разговор между собой в умывальнике и всё же узнаёт о предсказании. Он склонен верить в предсказанное и ему совсем не хочется умирать. Как раз в это воскресенье он должен ехать с семьёй за грибами, так что причина смерти — авария, представляется ему вполне реальной. В конце концов, поговорив с другом Вовкой, Дима решает рассматривать происходящее как некий эксперимент: если он погибнет, Вовка точно будет знать, что предсказания сбываются и Судьба существует.
Кажется, судьба на стороне Димы: из-за ненаписанного сочинения мать отказывается брать сына в лес и запрещает ему в воскресенье выходить из дома. Но тут сосед-лётчик предлагает Диме в воскресенье слетать за лекарствами для бабули (устаревшее лекарство уже снято с производства и его нет в аптеках их города) в Ленинград в кабине пилотов пассажирского самолёта. Мать соглашается, надеясь пробудить в сыне интерес хоть к какой-то профессии. Дима с Вовкой подбрасывает розу на балкон к Лене Лукашевич, а в ошейник её собаки закладывает записку. Он решает лететь. В воскресное утро его ждёт ещё одно страшное предзнаменование: бабуля видела «очень плохой сон» про него (во сне она пришивала пуговицу к рубашке на лежащем Диме) и категорически отказывается отпускать внука из дома, особенно после того, как посмотрела по телевизору передачу об авиакатастрофах. Она запирает его в ванной комнате. Но Дима, назло стечению обстоятельств, предсказанию, снам и «воле Вселенной», ломает задвижку двери и отправляется в полёт.
Лена, найдя воскресным утром записку от Димы, кидается сначала к Вовке, потом вместе с ним к классному руководителю Ростиславу Васильевичу (Виктор Ильичёв), потом к Марику, от которого они все и узнают, что «Книга Судьбы» — обёрнутый в цветастую обложку орфографический словарь, а гадание — просто шутка, которую сам Марик и не думал воспринимать всерьёз. Лена очень беспокоится за Диму — зная о его впечатлительности, она боится, что внушённая парню уверенность в неизбежной смерти может стать причиной реального несчастья. С классным руководителем она мчит на автомобиле в аэропорт, чтобы рассказать Диме о всём том, что узнала (по дороге они видят «аварию», оказавшуюся при ближайшем рассмотрении съёмкой кинофильма), но не успевает — его самолёт уже в небе. Лена остаётся ждать Диму в аэропорту. Он должен вернуться почти в полночь.
Полёт в Ленинград даётся Диме нелегко. Они вылетают в плохую погоду при сильном боковом ветре. Дима в постоянном напряжении. Он ждёт, что вот вот сейчас что-то произойдёт и самолёт провалится вниз. Он засыпает, ему снится кошмар. Но до Ленинграда они добираются без происшествий. До вечернего рейса в обратную сторону есть почти целый день, и мальчик в компании экипажа самолёта ездит по Ленинграду, сидит в кафе, слушает их истории, рассуждения о судьбе человека и её зависимости от других людей, покупает в аптеке таблетки для бабули. Психологический барьер преодолён — он уже не боится лететь назад. На обратном пути Диме приходится успокаивать пожилого пассажира, у которого случился сердечный приступ: мужчина и так боится летать самолётами, а тут ещё и чёрная кошка по пути в аэропорт перебежала ему дорогу, и место в самолёте досталось 13-е… . Уже совсем в другом настроении Дима благополучно возвращается в родной аэропорт, встречающий их дождём. Там его нетерпеливо дожидается волнующаяся Лена. Она встречает Диму взглядом, полным теплоты и нежности… Лена, Дима и его сосед-пилот едут домой на автомобиле. Тем временем наступает полночь — заканчивается день, когда Диме было предсказано погибнуть. К этому моменту он уже почти забыл о предсказании. Вдруг дорогу им перебегает чёрный кот. Сосед успевает затормозить. На вопрос соседа «Ну, что будем делать дальше?» Дима уверенно отвечает «Как что? Вперёд, дядя Коля!»
В ролях
- Вячеслав Илющенко — Дима Коноплёв
- Наташа Гусева — Лена Лукашевич
- Андрей Бабошкин — Марик Утёночкин
- Денис Германов — Вова
- Игорь Жигалов — Валера
- Сергей Савчук — Олег
- Диана Красницкая — Оля
- Александр Денисов — Жибуль
- Виктор Ильичёв — Ростислав Васильевич
- Сергей Векслер — Гуру
- Валерия Богук — Подруга Гуру
- Любовь Германова — учительница
- Е. Нестерович — мама Нина Ивановна
- Мария Виноградова — бабуля
- Александра Климова — бабушка
- Л. Булгаков — второй пилот
- Иван Мацкевич — бортинженер
- Александр Лабуш — штурман
- Елена Одинцова — стюардесса
- Александр Беспалый — эпизод
Съёмочная группа
- Автор сценария: Леонид Ризин
- Режиссёр-постановщик: Дмитрий Михлеев
- Оператор-постановщик: Анатолий Калашников
- Художник-постановщик: Владимир Гавриков
- Композитор: Эдуард Артемьев
- Звукооператор: Владимир Устименко
- Режиссёр: Б. Берзнер
- Оператор: В. Логвинович
- Директор картины: Алексей Круковский
Технические данные
- Цветной, звуковой
- Фильм снят на пленке Шосткинского п/о «Свема»
Напишите отзыв о статье "Воля Вселенной"
Ссылки
- [www.mielofon.ru/alisoman/films/volvsel.htm О «Воле Вселенной» на сайте «Миелофон»]
Отрывок, характеризующий Воля Вселенной
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
