Вонк, Ханс (дирижёр)

Ханс Вонк

Ханс Вонк (нидерл. Hans Vonk; 18 июня 1942, Амстердам — 29 августа 2004, Амстердам) — нидерландский дирижёр.

Сын скрипача из оркестра Концертгебау. Учился в Амстердамской консерватории (одновременно изучая право в Амстердамском университете), затем занимался у Германа Шерхена и Франко Феррары. Работал вторым дирижёром в оркестре Концертгебау и в лондонском Королевском филармоническом оркестре. В 1980—1991 гг. возглавлял гаагский Резиденц-оркестр, а в 1985—1990 гг. одновременно и Дрезденскую государственную капеллу. В 1990—1997 гг. был главным дирижёром Оркестра Кёльнского радио, в 1996—2002 гг. возглавлял Сент-Луисский симфонический оркестр, а в сезоне 2003—2004 гг. руководил Симфоническим оркестром Нидерландского радио. Ушёл в отставку из-за прогрессирующей болезни (амиотрофический склероз).

Вонк считался специалистом по музыке Антона Брукнера. Известны его записи сочинений Людвига ван Бетховена, Иоганнеса Брамса, Антона Брукнера, Клода Дебюсси, Альфонса Дипенброка, Густава Малера, Феликса Мендельсона, Оливье Мессиана, Вольфганга Амадея Моцарта, Мориса Равеля, Габриэля Форе, Петра Чайковского, арнольда Шёнберга, Роберта Шумана (все симфонии).

Отрывок, характеризующий Вонк, Ханс (дирижёр)

Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.