Вопрос о канонизации Ивана Грозного

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вопрос о канонизации Ивана Грозного — дискуссия о причислении русского царя Ивана IV Васильевича Грозного к лику святых Русской Православной Церкви. Ставится некоторыми националистически и монархически настроенными церковными и околоцерковными кругами, основывающимися, по их словам, на якобы фактах традиционного народного почитания этого царя.

Вопрос встречает резкий отпор со стороны священноначалия, большинства клириков и мирян. Данная тема нашла отклик в ряде публикаций церковных историков и богословов, например, протодиакона Андрея Кураева, профессора Александра Дворкина, Алексея Беглова, Виталия Питанова, протоиерея Владислава Цыпина, архимандрита Макария (Веретенникова), игумена Дамаскина (Орловского). Издательским Советом Русской Православной Церкви в 2003 году была выпущена книга «Царь Иван Васильевич: Грозный или святой? Аргументы Церкви против канонизации Ивана Грозного и Григория Распутина»





Движение за канонизацию

Основополагающими для движения за канонизацию Грозного царя послужили статьи и труды митрополита Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычёва), изданные главным образом в 1995 году — в особенности же его сочинение «Самодержавие Духа». Митрополит Иоанн был известен как активный монархист, традиционалист, русский националист и антисемит[1][2]; его идеалом была теократическая самодержавная монархия, а идеал подобного монарха он видел именно в Иване Грозном. При этом все негативные свидетельства о Грозном он отверг, как недостоверные и исходящие, по его мнению, от иностранцев — врагов России (Поссевино, Штадена, Горсея). Таким образом, православный царь в его сочинениях предстал жертвой «глобального четырёхвекового заговора».

После смерти митрополита Иоанна (1995) движение за канонизацию Ивана Грозного, как и Григория Распутина, возглавил его бывший пресс-секретарь, главный редактор газеты «Русь Православная» Константин Душенов, которому в церковных кругах приписывают соавторство или даже авторство написанных митрополитом Иоанном работ[3][4].

Вслед за ним появился ещё ряд церковных историков и публицистов, работавших в том же направлении. 4 октября 2002 года в Москве на Международном форуме славянской письменности и культуры состоялось то, что организаторы назвали «научно-богословской конференцией „Исторические мифы и реальность“», а сочувствующие церковные журналисты — «конференцией ученых и специалистов по анализу фактов жизни и разоблачению клеветы на царя Иоанна Грозного и Григория Распутина»[5]. Участники конференции направили письмо Патриарху с просьбой о канонизации этих деятелей, указывая, прежде всего, на факты почитания Ивана Грозного в XVI—XVII вв. и на то, что он «являлся во плоти отцом двух святых» — (местночтимого) царя Фёдора Иоанновича и царевича Дмитрия, и отвергнув все обвинения против Ивана Грозного на том основании, что «историография, особенно светская, посвященная эпохе Царя Иоанна Грозного, полна противоречий и искажений, имеющих не фактологическое, а идеологическое и политическое происхождение»[6]. При этом один из участников конференции, Андрей Хвалин, таким образом изложил свою «научную методологию», позволившую ему прийти к столь смелым, с точки зрения традиционной науки, выводам: из источников следует брать то, что «созвучно сердечному исповеданию… Вообще говоря, чем ближе церковный историк ко Христу Спасителю и Христу — Помазаннику Божьему, тем полнее его индивидуальный голос сливается с соборным голосом Церкви»[7].

Несмотря на шум, поднятый вокруг имени Ивана Грозного, число сторонников его канонизации постепенно сократилось[8] по мере осознания провокационного характера данной «канонизации».

Доводы сторонников канонизации

Одним из доводов сторонников канонизации были опубликованные в 2002 году газетой «Русский Вестник» «Святцы Коряжемского монастыря» (1624 год), в которых на обороте 205-го листа под датой 10 июня находится запись: «В той же день обретение святаго телеси великомученика Царя Ивана».[9] Церковный историк, профессор Евгений Голубинский в своём труде «История канонизации святых в Русской Церкви»[10] (1903 год) признавал, что речь идёт о мощах именно Царя Иоанна Грозного, но отмечал, что он входит в «список усопших, на самом деле не почитаемых, но имена которых внесены в каталоги святых», понимая под каталогом частный список из Коряжемских святцев, отмечая что они не отличаются большой достоверностью[11]. При этом в составленной в конце XVII века «Книге, глаголемой о русских святых» среди общерусских или местночтимых святых имя Ивана Грозного не упоминается[12], хотя составленный в начале XX века «Полный месяцеслов Востока»[13] архиепископа Сергия (Спасского) практически дословно повторяет текст Коряжемских святцев.

Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычёв) то, что он считает фактами почитания царя русским народом до революции 1917 года: «Как первый Помазанник Божий на русском престоле Иоанн IV, без сомнения, так же почитался в народе после своей кончины, как местночтимый святой благоверный царь. Тем более, что перед смертью он принял великую схиму с именем Иона. Это почитание и отражают нимбы на нескольких известных ныне изображениях[14] Государя. До 1917 года на гробницу Иоанна Васильевича в Московском Кремле приходили простые русские люди просить царя о заступничестве в суде, как небесного предстоятеля перед Праведным Судьей».[15] В труде протоиерея Николая Извекова «Московский придворный Архангельский Собор» (1916 год) сообщается: «У гробницы его, по усердию многих богомольцев собора, служатся панихиды с поминовением или одного имени Царя Иоанна Васильевича или же с прибавлением к оному имен своих родственников».

Публицист Леонид Болотин утверждает, ссылаясь на писателя А. Н. Стрижева[16], что последний во время работы в отделе рукописей ГБЛ с документами фондов Святейшего Правительствующего Синода десятых годов XX века — до Собора 1917—1918 годов, якобы обнаружил там список подвижников благочестия, к канонизации которых готовился Синод. Там были и Блаженная Ксения Петербуржская, и Святитель Игнатий Брянчанинов, и Святитель Феофан Затворник, и Святитель Филарет Московский, и Праведный Иоанн Кронштадтский, и Царь Иоанн Васильевич Грозный (всего более 25 имён). Однако независимых подтверждений присутствия Грозного в списке не существует, равно как и наличия самого списка (в действительности, Синодальный фонд хранится в РГИА в С.-Петербурге).

В некоторых кругах Иоанн Васильевич Грозный считается малочисленной группой энтузиастов местночтимым святым Московской епархии, и его деятельность, в том числе и Опричнина, оценивается иначе[17][18]. В заслугу ему ставится что, перед смертью принял великую схиму с именем Иона,[19][20][21][22] возвёл более 40 каменных церквей, основал свыше 60 монастырей, при нём было прославлено 39[17] (или 52[18]) русских святых, были изданы Степенная книга, Лицевой летописный свод, Судебник, Стоглав, Четьи-Минеи, Домострой, было построено 155 крепостей и 300 новых городов[17], основано около 300 почтовых станций[23], были созваны Церковные Соборы: в 1547 и 1549 (см. Макарьевские соборы), 1551 (см. Стоглавый собор), 1553, 1562, 1580 годах.

В качестве ещё одного довода сторонниками канонизации приводился факт почитания Иоанна Грозного уважаемым в народе старцем Николаем Гурьяновым[24] (19092002), которого Святейший Патриарх назвал «столпом русского старчества»[25].

Доводы противников канонизации

Другая сторона отвергла часть доводов, заявив, что наличие нимба вовсе необязательно свидетельствует о почитании «нимбоносца» как святого Церкви и отображает византийскую традицию отмечать таким способом царствующую особу[26]. Так на фресках Архангельского собора Московского Кремля имеются изображения всех погребённых в нем до 1508 года великих князей с нимбами, а надгробные эпитафии имеют эпитет «благоверный», который был частью официального титула.[27] Первым изображением русского правителя с нимбом, как указывает Т. Е. Самойлова, является портрет Дмитрия Внука на пелене Елены Волошанки (1498 год)[28]. Надгробный образ из Архангельского собора «Святитель Василий и великий князь Василий III» (3-я четверть XVI века), где московский князь изображён с нимбом, по мнению искусствоведов, другой ранний пример изображения несвятого русского князя с нимбом. Его «можно отнести к нововведениям в русской иконографии, к редким примерам заимствования византийских императорских традиций в их канонической и богословской полноте и репрезентативности»[29]. Постричься в монашество перед смертью (и принять другое имя) успевало множество русских великих князей и царей (см. Предсмертный постриг), панихиды в Архангельском соборе служились не по одному Ивану, а по многим погребенным.

Реакция церковного руководства

В ходе встречи с представителями ряда российских радиостанций в канун Нового 2000 года, патриарх Алексий II категорически осудил идеи канонизации Ивана Грозного, как и Григория Распутина, особо указав на вину Грозного перед церковью (Среди святых русской церкви, пострадавших от Ивана IV, значатся: митрополит московский Филипп, игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий, казанский архиепископ Герман, новгородский архиепископ Пимен, Ефросинья Старицкая):

Возможно ли в одно и то же время молитвенно прославлять и мучеников, и их жестоких гонителей? Ибо канонизация царя Иоанна Грозного фактически поставила бы под сомнение исповеднический подвиг святителя Филиппа и священномученика Корнилия Псково-Печерского, который, по свидетельству летописи, «от тленного сего жития земным царем был предпослан к Небесному Царю в вечное жилище».[30].

Эту мысль патриарх повторял и позднее.[31]

Против канонизации выступил в 2003 году глава Украинской православной церкви митропролит Владимир (Сабодан)[32]:

Те, кто выступает за канонизацию Ивана Грозного и Григория Распутина, руководствуются явно нецерковными и псевдодуховными соображениями. Это таит большую опасность внести в церковную среду соблазн, посеять недоверие, сомнение, дискредитировать идею святости и стать причиной раскола. Эта идея носит провокационный характер. Какие бы аргументы ни приводили сторонники канонизации, они не могут быть достаточными, потому что не было и нет общенародного почитания этих лиц. А публикация в прессе на эту тему — это своего рода реклама, обработка общественного мнения, это искусственное превозношение неподтвержденных их добродетелей.

Поэтому считаю своей обязанностью предостеречь наших верующих от соблазна, который сеется радетелями канонизации, советую быть мудрыми и рассудительными в подходе к этому вопросу.

В крайне резких выражениях эта идея была отвергнута в докладе председателя Синодальной комиссии по канонизации, митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, Архиерейскому собору РПЦ (октябрь 2004). Доклад отмечал, что:

Собственно, вопрос о прославлении Ивана Грозного и Г.Распутина — вопрос не столько веры, религиозного чувства или достоверного исторического знания, сколько вопрос общественно-политической борьбы. Имена Ивана Грозного и Г. Распутина используются в этой борьбе как знамя, как символ политической нетерпимости и особой «народной религиозности», которая противопоставляется «официальной религиозности» священства… В лице первого Царя и «друга» последнего Самодержца пытаются прославить не христиан, стяжавших Духа Святого, а принцип неограниченной, в том числе — морально и религиозно, политической власти, которая и является для организаторов кампании высшей духовной ценностью.

Митрополит Ювеналий отметил, что данную кампанию проводят «псевдоцерковные журналисты и публицисты, возглавляемые К.Душеновым и обосновывающие свои „открытия“ авторитетом покойного Митрополита Иоанна (Снычёва), никогда не являвшегося специалистом в области русской истории XVI века».

В докладе был сделан историографический обзор и особо отмечено, что негативная оценка Грозного едва ли не всеми крупными историками; апологетические же труды про Грозного, отмеченные в советские времена, по словам доклада, писались по личному указанию Иосифа Виссарионовича Сталина. «В современной научной литературе отсутствуют какие-либо попытки апологии Ивана Грозного и его политики. Ряд исследователей объясняют трагические стороны правления Ивана Грозного душевной болезнью Царя — паранойей, манией преследования, комплексом неполноценности и т. п., не отвергая при этом психическую вменяемость Ивана Грозного» — отмечалось далее. Фактически, Митрополит Ювеналий солидаризовался с процитированным им мнением, что требование канонизации Грозного — «ни с чем не сообразное, безграмотное и с исторической, и с богословской точки зрения». Сочинения сторонников канонизации он прямо назвал «измышлениями», отметив, что они произвольно обращаются с источниками: вырывают их из контекста, отвергают или замалчивают неугодные и пр. Далее с иронией отмечается, что "сторонники канонизации Ивана Грозного, часто не понимающие разницы между православным церковным вероучением, основывающимся на Божественном Откровении, и государственно-политической тоталитарной идеологией, произрастающей из человеческого мифотворчества, навязывают русскому церковному народу миф о святом Царе, ставшем жертвой невиданного в мировой истории четырёхвекового «клеветнического заговора», причём участниками этого «заговора» оказываются русские летописцы и агиографы, включая Святителя Димитирия Ростовского, и также крупнейшие национальные историки, а его «разоблачителями» — «немногочисленные, выполнявшие социальный заказ ВКП(б) сталинские историки». Наконец, отмечалось, что сторонникам канонизации не удалось найти ни каких-либо фактов, неизвестных современной науке и опровергающих сложившееся мнение, ни достоверных свидетельств его почитания в русском церковном народе[33].

Митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий (Фомин) в марте 2006 году в ходе собрания монашествующих в Алексиево-Акатовом монастыре Воронежа отметил[34]:

Канонизация Григория Распутина и Ивана Грозного, чин соборного всенародного покаяния в грехе цареубийства — все эти проблемы искусственно навязаны Церкви людьми, которые стремятся добиться ее раскола. Вместо того чтобы показывать красоту Православия и прививать нравственный образ жизни людям, их начинают сбивать с толку.

Мнения богословов и церковных историков

Далеко не сразу отреагировали круги церковной интеллигенции. Но в целом их мнение однозначное в данном вопросе.

Медиевист архимандрит Макарий (Веретенников) — в своей статье «Осторожно, сектантство» — характеризует призывы к канонизации Грозного царя как попытки дестабилизировать внутри церковную атмосферу:

Бесспорно, необходимо историческое исследование личности Ивана Грозного, его заслуг и т. д. Но те, кто выступают за его канонизацию, исходят при этом отнюдь не из его особого церковного благочестия. Речь идёт как бы о канонизации монархии. <…> Известна точка зрения нашей Церкви по этому вопросу, но она не волнует «ревнителей». Она не волнует их, поскольку сегодня личность Ивана Грозного переживает необычайное мифологическое переосмысление. Причем это не стихийный, а вполне организованный процесс. <…>

Какие при этом создаются мифы? Первое: оказывается, Иван Васильевич уже канонизован! Я поначалу не мог понять — как же так, откуда это идет? На самом деле это активно муссируется в соответствующей прессе и распространяется. Например, не успела пройти передача по радио «Радонеж», как уже выходит аудиокассета в типографской обложке, а на ней — и икона, и чудеса. <…>

Все усилия по «канонизации царя» Ивана Васильевича смущают простых верующих. И мы видим, что эта ситуация нагнетается с помощью некоторых средств массовой информации.[35]

Протоиерей Владислав Цыпин кампанию по канонизации называет антицерковной провокацией:

Мысль о канонизации царя Ивана Грозного, насколько мне известно, никогда в прошлом всерьёз никем не высказывалась. Эта идея — явление последних лет. Для историков эпоха Ивана Грозного и его место в истории России — это область исследований и полемики, но до последнего времени спор шёл об оценке Ивана Грозного исключительно как исторического деятеля. А вот что он, оказывается, ещё и один из угодников Божиих — такая экстравагантная мысль принадлежит уже нашему времени, и это симптом болезненного состояния религиозного сознания части нашего народа. <…> Для одних это действительно сознательная антицерковная провокация, направленная на то, чтобы по возможности затруднить церковное делание, создать ранее не существовавшие проблемы, обострить уже имеющиеся. Другие из тех, кто ведёт эту кампанию, считают, что Церковь должна быть служанкой в делах политических, что её нужно использовать в своих целях. Вероятно, этим людям представляется, что если бы они привлекли Церковь на свою сторону, она была бы им мощной поддержкой. Но есть ещё и множество людей исторически и богословски наивных. Они легко верят всему, что написано. И мы более всего должны быть обеспокоены тем, что в сознание этих людей вносится смущение.[36]

А. Л. Беглов, кандидат исторических наук, научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Проводит подробный анализ причин возникновения подобных явлений:

Своими корнями подобные настроения уходят в антимодернизационные настроения российского крестьянства рубежа XIX—XX веков, которые были реакцией на изменения его общественного уклада и мировоззрения, происходившие в результате экономической и социальной политики правительств последних императоров. Уже после великих реформ 1860-х гг. крестьяне в некоторых районах запрещали своим детям учиться в школе дольше 1,5—2 лет, чтобы те «не испортились», отказывались переходить с трехполья на многополье (ибо Бог — в трех Лицах). С самого начала такой изоляционизм носил религиозный характер и подкреплялся эсхатологическими предчувствиями, которые нашли своё воплощение в 1917 г .: большевики были восприняты как власть антихриста, а их столкновение с крестьянским миром было истолковано в категориях космической борьбы дьявола с Богом. Так выявилась существенная черта этого религиозного умонастроения: его глубинный дуализм, роднящий антисоветский эсхатологизм (отождествление большевиков с властью антихриста) с древним манихейством или южно-славянским богомильством.[37]

Александр Дворкин указывает на формирование внутрицерковного сектантства:

Опровергать все эти мифологемы невозможно, потому что возникают все новые и новые. Причина их появления — крайне низкая духовная культура людей, присоединяющихся к Церкви, массовый приток неофитов — совершенно неподготовленных, готовых слепо воспринимать любые высказывания всех, кто на шаг старше их в церковности. Плюс советская привычка диссидентства, привычка жить с кукишем в кармане. Привычка жить двойной жизнью: с одной стороны, ходить на партсобрания, а с другой — рассказывать политические анекдоты. Вот с этим расколотым сознанием приходят люди в Церковь, и эти схемы советской жизни они переносят на церковную реальность. Поэтому и священноначалие они воспринимают так же, как когда-то воспринимали советское правительство. Да, внешне его можно почитать — в то же время публикуя газетные статьи, написанные эзоповым языком и полные каких-то намеков, понося и ругая священноначалие, тем более, что за это можно не опасаться наказания. Другая основа этого сектантства — ностальгия по сильной руке. Сейчас, дескать, все разваливается, а как хорошо было при Сталине или при Иване Грозном, когда все трепетали, а врагов ждала неотвратимая кара." «Итак, с одной стороны, есть ностальгия по сильной руке, а с другой — религиозная истерика и кликушество. Отсюда гремучая смесь, которая ложится в основу псевдоправославных, а на самом деле оккультизированных сект.[38]

Диакон Андрей Кураев — видит в данном явлении привычку диссидентствовать, выработанную за долгие годы тоталитарного прошлого:

Интеллигенту трудно быть вместе с властью. Для него неестественно власть поддерживать. Он себя очень уютно чувствует в диссидентском подполье, особенно если оно более или менее безопасное: ты им фигу показал и спрятался, а на самом деле тебя никто и не преследует. То есть психологически я понимаю, почему эти люди там, но все-таки надо хоть чуть-чуть церковно взрослеть и церковно меняться. <…> Казалось бы, так хорошо сказать: да, они все хорошие люди были, замечательные, святые, и так хочется, чтобы ещё одним молитвенным заступником было больше, — и все-таки это желание надо сверять с голосом церковного предания. <…> Взять того же царя Ивана Грозного и его отношение к святителю Филиппу. Ведь помимо разнообразных исторических документов существует литургическое предание Церкви. Литургическое предание выразило себя в службе святителю Филиппу Московскому, в частности в июньской службе, где в каноне на утрене содержится вполне ясная характеристика того человека, чье вмешательство в судьбу святителя Филиппа было столь трагическим. Этот человек не называется по имени, но ведь понятно, о ком идет речь и кто там называется „новым фараоном“ и „новым Иродом“».[39]

По словам игумена Дамаскина (Орловского) «ныне же множество людей воспринимают Церковь относительно этого вопроса как инструмент для достижения тех или иных политических целей». Отсюда, по его словам священнослужителя, рождается пожелание канонизировать Ивана Грозного или Григория Распутина. «Однако в тех случаях, когда канонизация имеет нецерковные цели, она становится средством разрушения Церкви»[40].

Священник Георгий Максимов, комментируя установку двух памятников Ивану Грозному в 2016 году, написал[41]:

на самом деле Чикатило далеко до некоторых «художеств» Ивана Грозного. Почитатели последнего любят говорить, что, мол, это все клевета, оболгали злые западники «Помазанника Божия». Правда, почему-то эти же самые источники не «лгали» таким образом ни на отца, ни на сына Ивана IV, ни на кого-либо из его предшественников или преемников. На самом деле в этой «защите» есть изрядное лукавство, поскольку если действительно считать все рассказы о зверствах Ивана Грозного клеветой, то без них он потерял бы всякую привлекательность и притягательность для современных любителей «сильной руки». Как Иван III, например, который сделал не меньше, а то и больше для будущего Руси, однако никто не бегает с его иконами и не требует канонизации. Даже не вспоминает никто.

Тем-то и цепляет Грозный своих нынешних почитателей — пытками, массовыми казнями над «врагами страны», от рассказов о которых стынет кровь в жилах. Вот, мол, какие у нас цари! Вот как у нас порядок наводят! Трепещите, враги внешние и внутренние! <…>

меня печалят те православные почитатели Грозного, которые все знают о нем — и оправдывают. Когда я слышал в Сербии о том, что покойный патриарх Павел во время войны отвечая на вопрос, можно ли нарушить заповеди ради спасения народа, сказал: «Даже если все сербы погибнут, включая меня, и ради спасения народа нужно будет нарушить заповедь Божию, то лучше нам умереть, чем нарушить даже одну заповедь» — я в этом вижу евангельский дух. А когда я слышу от наших православных: ну, подумаешь, что оболгал, сместил и убил святого предстоятеля Русской Церкви, зато границы страны расширил! Подумаешь, что массово пытал и убивал, в том числе и младенцев, зато подавил «пятую колонну» внутри страны! Подумаешь, что шесть раз женат был, зато стихиры писал! — когда я такое слышу, то вижу в этом крайне болезненное и опасное извращение Православия.

Напишите отзыв о статье "Вопрос о канонизации Ивана Грозного"

Примечания

  1. Аркадий Блюмбаум (филолог, философ) [gallery.vavilon.ru/people/b/blumbaum/]. [www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=5&e_chrdept_id=1&e_chr_id=3659&chr_year=1995 Умер митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн] // Новейшая история отечественного кино. 1986—2000. Кино и контекст. Т. VI. СПб, Сеанс, 2004.
  2. Костантин Костюк (философ, социолог, богослов[www.krotov.info/spravki/persons/21person/1967kost.html][magazines.russ.ru/continent/2002/113/kost.html Три портрета]//«Континент», 2002, № 113
  3. Владимир Федоров, протоиерей РПЦ, директор Православного института миссиологии и экуменизма (Санкт-Петербург)[www.novayagazeta.ru/data/2006/31-32/02.html «Ультра православные»] // «Новая газета», 27 апреля 2006
  4. Времени в обрез. [www.krotov.info/spravki/persons/21person/dushenov.htm Алла Боссарт.] // «Новая газета», 27 октября 2005 (перепечатка на православном сайте о. Якова Кротова)
  5. [www.blagoslovenie.ru/client/New/76-79.htm КОНФЕРЕНЦИЯ УЧЕНЫХ И СПЕЦИАЛИСТОВ ПО АНАЛИЗУ ФАКТОВ ЖИЗНИ И РАЗОБЛАЧЕНИЮ КЛЕВЕТЫ НА ЦАРЯ ИОАННА ГРОЗНОГО И ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА]
  6. [www.blagoslovenie.ru/client/New/97.htm Обращение участников конференции «Исторические мифы и реальность»]
  7. [www.religare.ru/print1271.htm Александр Шмелев. Канонизация Григория Распутина и учение о русской теократии]
  8. [magazines.russ.ru/nz/2006/50/mi22.html Журнальный зал]
  9. Историческое свидетельство. Русский Вестник, 2002, № 45-46, стр.11
  10. Голубинский Е. История канонизации Святых в Русской Церкви. М. 1903. С. 358.
  11. Голубинский Е. Е. «История канонизации святых русской церкви». М. 1903. С. 345
  12. [www.rusk.ru/st.php?idar=319410 Приложение N4 к докладу митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, Председателя Синодальной комиссии по канонизации святых]
  13. Полный Месяцеслов Востока. Т. 1. Восточная агиология. Арх. Сергий (Спасский). Владимир. 1901. С. 357
  14. В. Манягин. Вождь воинствующей Церкви. Из-во Сербский Крест. М. 2003. С.4-19.
  15. Митрополит Иоанн Снычев. Самодержавие духа. Москва, 1995 год, стр. 162.
  16. Леонид Болотин. Что есть дьякон «всея Руси» против Царственного игумена Земли Русской? — Москва, 19-20 декабря 2002 года по Р. Х. Интернет-агентство «Русская линия»
  17. 1 2 3 [monar.ru/index.php?map/tsar/Ioann4 Иван Грозный] (подборка статей) \\ "monar.ru"
  18. 1 2 Н. Парфеньев. [www.rv.ru/content.php3?id=5602 Наш ответ Чемберлену] \\ «Русский Вестник» 2005 год
  19. Собрание государственных грамот и договоров. Ч.1. М. 1813. № 202.
  20. Дмитриевский А. Архиепископ Елассонский и мемуары его из Русской истории. Киев. 1899. С.76.
  21. ПСРЛ. Т. 14. СПб, 1910. С. 2.
  22. ПСРЛ. Т. 29. М. 1965. С. 219.
  23. Православно-патриотический альманах «Царьград». 2003. Выпуск № 1, С. 47
  24. Т. Гроян. Старец Николай — царский архиерей. Стр. 89-91.
  25. [www.mitropolia-spb.ru/vestnik/y2002/n8/13.shtml Светлой памяти Талабского (Залитского) старца протоиерея Николая Гурьянова (1910—2002). Журнал «Церковный вестник», 2002.]
  26. [www.biblicalstudies.ru/Books/Dihl5.html Шарль Диль История Византийской империи]
  27. [www.istina.ucoz.ru/o_groznom.html «О Царе Иоанне Грозном» (Приложение к докладу митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, председателя Синодальной комиссии по канонизации святых]
  28. Самойлова Т. Е. «Новооткрытый» портрет Василия III и идеи святости государева рода // Искусствознание. М., 1999. Вып. 1. С. 39-58
  29. Александр Горматюк. Царский лик. Надгробная икона Великого князя Василия III. Москва, 2003. С.21
  30. [www.pravoslavie.ru/news/030120/02.htm СВЯТЕЙШИЙ ПАТРИАРХ ОТВЕРГ ВОЗМОЖНОСТЬ КАНОНИЗАЦИИ ИВАНА ГРОЗНОГО И ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА]
  31. [www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=657&type=view Патриарх Алексий II выступает против канонизации Ивана Грозного и Распутина и не верит в очередную «спасшуюся Анастасию»]
  32. [www.kiev-orthodox.org/site/meetings/257/ Митрополит Владимир (Сабодан): «Идея канонизации Ивана Грозного и Г. Распутина носит провокационный характер] // журнал „Киевская Русь“
  33. [orthodox.etel.ru/2004/38/rasputin.htm К ВОПРОСУ О КАНОНИЗАЦИИ ЦАРЯ ИВАНА ГРОЗНОГО И Г. Е. РАСПУТИНА.]
  34. [www.patriarchia.ru/db/text/101259.html Митрополит Сергий: постановка вопроса о канонизации Иоанна Грозного и Григория Распутина недопустима / Новости / Патриархия.ru]
  35. [www.polemics.ru/articles/?articleID=7573&hideText=0&itemPage=1/ Архимандрит Макарий (Веретенников) Осторожно — сектантство!]
  36. [orthodox.patrio.org.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=156&Itemid=36/ Протоиерей Владислав Цыпин: Идея этой канонизации — провокационная]
  37. [azbyka.ru/hristianstvo/iskazheniya_hristianstva/4g83-all.shtml/ Алексей Беглов: К вопросу о генезисе религиозных настроений, лежащих в основе почитания Григория Распутина и царя Ивана Грозного]
  38. [azbyka.ru/hristianstvo/iskazheniya_hristianstva/4g83-all.shtml/ Александр Дворкин: Царь Иван Грозный и современное сектантство]
  39. [kiev-orthodox.org/site/byauthor/73/ Диакон Андрей Кураев: Новые «ревнители» и их привычка бунтовать]
  40. [www.patriarchia.ru/db/text/196273.html Игумен Дамаскин (Орловский) заявляет о недопустимости причисления к лику святых в политических целях / Новости / Патриархия.ru]
  41. [yurij-maximov.livejournal.com/412498.html Про почитателей Ивана Грозного: yurij_maximov]

Ссылки

  • Протоиерей Олег Митров. [kanonkom.ru/docs/protoierey-oleg-mitrov-pochemu-ne-budet-proslavlen-car-ivan-groznyy.html Почему не будет прославлен царь Иван Грозный]. Синодальная комиссия по канонизации святых. Проверено 16 октября 2016.
  • [pravaya.ru/govern/391/516 Иоанн Снычев. Ложь и правда об Иоанне Грозном]
  • [vlastitel.com.ru/ivgroz/ioann.htm Иоанн Снычев. Правда о великом царе]
  • [www.wco.ru/biblio/books/ioannsp2/Main.htm Труды митрополита Иоанна]
  • [rus-sky.com/history/library/samoderj.htm Митрополит Иоанн. Самодержавие духа]
  • [www.theonoesis.ru/compositions/ivan_groznyi.php Е. А. Газов. О ситуации вокруг канонизации Иоанна Грозного]
  • [www.blagoslovenie.ru/client/New/148.htm Леонид Болотин. Новое о «требованиях» канонизации Царя Иоанна Грозного]
  • [msdu.ru/2016/04/26/ioann_grozniy/ Святой и благочестивый ли царь Иоанн Васильевич Грозный?]

Отрывок, характеризующий Вопрос о канонизации Ивана Грозного

– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.