Воржишек, Ян Вацлав Хуго

Ян Вацлав Хуго Воржишек (чеш. Jan Václav Hugo Voříšek; 11 мая 1791, Вамберк, Чехия — 19 ноября 1825, Вена) — чешский композитор, пианист и органист.

Сын городского органиста, начал выступать как пианист с девятилетнего возраста. Учился на юридическом отделении Пражского университета, где среди его учителей был, в частности, Франц Ксавер Нимечек; одновременно брал уроки композиции и исполнительства у Яна Вацлава Томашека. В 1813 г. уехал для дальнейшего обучения в Вену, где совершенствовался как пианист под руководством Иоганна Непомука Гуммеля и был дружен с Францем Шубертом. В 1821 г. Воржишек завершил курс права в Венском университете и получил работу в военной канцелярии двора, однако оставил эту карьеру годом позже ради должности второго придворного органиста; в 1824 г. занял место первого придворного органиста.

В венский период жизни Воржишек занимался композицией. Ему принадлежат единственная симфония (ре мажор, 1821), которую сравнивают с первыми симфониями Бетховена, Месса си-бемоль мажор, Соната для скрипки и фортепиано, ряд фортепианных пьес. Считается, что именно в связи с музыкой Воржишека в 1817 г. было впервые употреблено в качестве названия музыкальной пьесы слово «Экспромт» (фр. Imromptu); в 1822 г. Воржишек назвал Экспромтами несколько своих фортепианных пьес, и в дальнейшем его примеру следовали Шуберт, Фридерик Шопен и многие другие.

Умер от туберкулёза.

Отрывок, характеризующий Воржишек, Ян Вацлав Хуго

С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.