Воробьёвы горы

Историческая местность в Москве

Воробьёвы горы
Вид на Воробьёвы горы с Лужнецкой набережной
История
Первое упоминание	1453 год
В составе Москвы с	1922 год
Другие названия	Воробьёво (нач. XIV века — 1956 год), Воробьёвы кручи, Ленинские горы (1935—1999 годы)
Расположение
Округа	ЗАО, ЮЗАО
Районы	Раменки, Гагаринский
Станции метро	01 Воробьёвы горы
Площадь	300 га
Координаты	55°42′36″ с. ш. 37°32′42″ в. д.55.7100000° с. ш. 37.5450000° в. д. / 55.7100000; 37.5450000

Воробьёвы го́ры (в 1935—1999 — Ленинские горы) — название местности на юго-западе Москвы, представляющей собой высокий правый берег Москвы-реки (крутой обрыв Теплостанской возвышенности, подмытой течением реки), покрытый лесопарком. Расположены напротив Лужников, считаются одним из «семи холмов Москвы». Протягиваются от устья реки Сетуни до Андреевского моста Малого кольца Московской железной дороги. На востоке граничат с Нескучным садом. Возвышаются над Москвой-рекой до 80 метров.

Склон, обращённый к Москве-реке, расчленён глубокими оврагами, по которым раньше сбегали небольшие речки: Чура с притоками, Кровянка и Котловка; встречаются выходы подземных вод (родники), наблюдаются оползневые процессы. Ландшафт Воробьёвых гор формирует одноимённый парк, в составе которого сохранились три пруда, а также массив широколиственного леса.

Воробьёвы горы — одно из красивейших мест в Москве. Высокий правый берег Москвы-реки во все времена привлекал к себе внимание густым лесом, сложным рельефом и чудесным видом, открывающимся на реку. С Воробьёвых гор открывается самая широкая и живописная панорама столицы.

Общая историческая справка

Название Воробьёвых гор — по имени села Воробьёва, существовавшего здесь с начала XIV века, названного так по имени его первоначальных владельцев бояр Воробьёвых.

В середине XV века княгиня Софья Витовтовна, дочь великого князя Литовского Витовта и жена великого князя Московского Василия I, купила «поповское село Воробьёво» у потомков московского боярина Юрия Воробьёва, который в 1352 году был отправлен великим князем Симеоном Гордым в Царьград для утверждения на московскую митрополичью кафедру святителя Алексия, и подарила его согласно своему завещанию любимому внуку князю дмитровскому Юрию Васильевичу в 1453 году. После смерти бездетного дмитровского князя в 1473 году село Воробьёво перешло по его распоряжению к брату Ивану III, великому князю московскому.

Воробьёвы горы имели также и другое, более древнее название — Воробьёвы кручи.

На месте Троицкой церкви на Воробьёвых горах в средние века стояли нескольких последовательно сменявших друг друга деревянных церквей, древнейшая из которых появилась здесь ещё в XIV веке, когда село было вотчиной бояр Воробьёвых, задолго до покупки села Софьей Витовтовной, о чём свидетельствует её духовная грамота (в документе Воробьёво названо селом и к тому же поповским). В дальнейшем здесь был построен Воробьёвский дворец, ставший на протяжении нескольких столетий резиденцией московских, русских, а затем и российских монархов.

В течение многих веков Воробьёвы горы были местом, откуда пришедшие на Русь завоеватели смотрели на Москву — в 1591 году крымский хан Казы-Гирей, в 1612 году — литовский гетман Ходкевич, в 1812 году отсюда впервые взглянул на город Наполеон.

С 1648 по XVIII век у подножия северной части гор действовал Андреевский монастырь, вновь открытый в 2013 году. Там же по соседству с царским Воробьёвским дворцом и слободой Андреевского монастыря находилось Васильевское — крупная подмосковная усадьба, известная под названием Мамонова дача.

Воробьёвы горы издавна славились чистым мелкозернистым белым песком. В связи с этим в XVII веке здесь были построены стеклянные и зеркальные заводы: один из них — зеркальный завод Уоста Генриха Брокгаузена.

Древнейшее время и средние века

Древнее поселение на Воробьёвых горах

Древнее поселение на Воробьёвых горах существовало уже в I тысячелетии до н. э., когда наступила новая эпоха — железный век. Как показали археологические раскопки XIX века, на территории села Воробьёва находилось древнее городище так называемого дьяковского периода. Такие же городища были обнаружены и в районах Раменок, реки Сетунь и Андреевского монастыря.

Носители дьяковской культуры были угро-финнами. Об этом свидетельствуют более древняя, чем славянская, топонимика и следы материальной культуры. Считается, что дьяковцы были предками летописных мери и веси (вепсов).

Хозяйство дьяковцев состояло из жилых домов, пашен, кузнечного, железоплавильного и ювелирного производств. Земледелие было мотыжным, и на полях выращивалось просо, ячмень, пшеница и лён. Железные орудия труда изготавливались из руды, добытой в болотах, и вначале были редкостью. Основным промысловым зверем был бобр, лось, медведь, куньи. Особенная интенсификация охоты отмечена в поздний период существования городищ в начале новой эры.

Носители дьяковской культуры были смелыми и предприимчивыми людьми — в городищах найдены следы активной торговли с соседями — стеклянные глазчатые бусы, стрелы, предметы конской упряжи (псалии и удила), пряжки, а также ювелирные украшения скифского «звериного» стиля. «Лощёной» керамике дьяковцы обязаны соседним балтским племенам — голяди, а выемчатой цветной эмали — Восточной Европе. Дьяковцы были солнцепоклонниками — солярные знаки украшают как утварь, так и ювелирные изделия.

В VI—VII веках н. э. в связи с массовым переселением с запада славянских племён кривичей и вятичей на территории, занимаемые угро-финнами, происходит смена культур. Современные авторы определяют её как мерянскую культуру VI—IX веков — метисную финско-славянскую. Некоторые из древних поселений дьяковского типа развились в крупные сёла, превратились в боярские вотчины, а затем — в дворянские усадьбы. Будущий древний город Москва становится центром консолидации земель, а угро-финны и славяне — одними из государствообразующих народов Древней Руси.

Село Воробьёво

Владельческое село Воробьёво выросло на месте древнего поселения — городища дьяковской культуры, со временем превратившись в боярскую хозяйственную усадьбу. Имеет название по фамилии боярского рода Воробьёвых, получившего его в вотчину от великих князей московских за многую службу.

Впервые упоминается в духовной грамоте великой княгини Софьи Витовтовны в 1453 году как «поповское село Воробьёво», купленное у потомков московского боярина, посла великого князя Симеона Гордого в Царьград Юрия Воробьёва (1352—1353 гг.). После покупки село превращается в великокняжескую резиденцию, здесь перестраивается древняя деревянная церковь, строится деревянный дворец. В усадьбу, огороженную высокими заборами, вели большие пёстро расписанные ворота. Сами хоромы представляли собой обширную постройку, крытую тёсом, с многочисленными башенками; переходы окружали перила из точёных балясин, многочисленные окна имели стеклянные и слюдяные оконницы, вставленные в резные косяки. Внутри здания находились изразцовые печи, на стенах, обитых красным сукном, «в рамах золочёных и лазоревых» висели картины, образа, «писаны живописным письмом». Рядом была выстроена церковь, обставленная с исключительной роскошью. Вокруг хором теснились хозяйственные службы: бани, ледники, погреба, житницы, скотный и конюшенный дворы, зеленела берёзовая роща, заменявшая парк; тут же был пруд-садок, в котором держали осетров, стерлядей и другую рыбу. В роще на свободе разгуливали олени, по реке плавали лебеди. При усадьбе имелись пашенные земли, фруктовые сады, сенокосы, мельницы. Всё это хозяйство обслуживали многочисленные дворовые люди.

В дальнейшем Воробьёво не раз попадает на страницы летописи Великого Московского княжества, Русского царства и Российской империи. Воробьёво очень любили Василий III, Иван IV Грозный, Борис Годунов, Алексей Михайлович.

В 1949 году на территории села Воробьёва началось масштабное строительство нового здания МГУ, которое продолжалось до 1953 года. А в 1956 году в связи с переустройством территории около нового здания МГУ село Воробьёво окончательно снесли. Сегодня о нём напоминает лишь Троицкая церковь на Воробьёвых горах.

В древности в черте села Воробьёва находилось Воробьёво поле, которое также как и Воробьёвы горы, было названо по имени села.

Бояре Воробьёвы

См. также: Воробьёв, Юрий (боярин московский)

Воробьёвы — очень древний русский боярский род, которому насчитывается более тысячи лет. Немногие дворянские роды имеют такую древнюю и богатую историю. Ведёт свою родословную от вероятного родоначальника крестителя Великого Новгорода новгородского посадника X века Воробья Стояновича (см. также Крещение Новгорода).

В XIII—XVII веках многие дворяне Воробьёвы служили боярами, дворянами московскими, жильцами, воеводами, послами и дьяками. Имеют древнейшие корни, уходящие в Московскую Русь времён правления Даниила Московского и Ивана Калиты. Прибыли в Москву из Великого Новгорода, вероятно, в княжение Александра Невского или Даниила Московского вместе с другими именитыми и знатными новгородскими боярскими родами. На Москве имели большую родовую вотчину село Воробьёво известное ныне как Воробьёвы горы.

Московский боярин Юрий Воробьёв, возможно, уже в 1352 году перед своей поездкой в Царьград в качестве великокняжеского посла владел подмосковным селом Воробьёво. Для этой поездки были необходимы знания греческого языка, Священного Писания, придворного византийского этикета и многого другого. Данная поездка не была первым поручением великого князя, которое выполнял московский боярин. Были и другие не менее важные и сложные поручения, требующие для их выполнения высокого профессионализма, знаний и эрудиции. Успешное решение такого рода задач способствовало возвышению бояр Воробьёвых в иерархической лестнице Великого Московского княжества, за что они и были пожалованы данной вотчиной на Воробьёвых горах. Следует также отметить, что уже в середине XIV века боярин Юрий имел фамилию Воробьёв, отмеченную сразу в нескольких летописных источниках Древней Руси, тогда так многие дворянские фамилии, в том числе именитые, имели их только к началу XVI века. Это говорит об очень высоком социальном статусе боярина Юрия Воробьёва при дворе великого московского князя и всей древней боярской фамилии в целом.

В середине XV века село Воробьёво переходит в собственность великокняжеской семьи и становится излюбленным местом отдыха великих князей и царей московских, великокняжеской и царской резиденцией. Потомки боярина Юрия Воробьёва уступили его великокняжеской семье. После продажи Воробьёва часть многочисленного боярского рода продолжала жить на Воробьёвых горах ещё более ста лет, пока не была испомещена Иваном IV Грозным на Орловщине. Судя по всему, Воробьёвы, в большинстве своём, пользовались полным доверием и благорасположением великокняжеской и царской власти, всегда будучи рядом с ней, стараясь не участвовать в конфликтах противоборствующих боярских группировок. Близостью к великому князю Василию III, царю Ивану IV Грозному, а позднее и первым царям Романовым, очень любивших Воробьёво и подолгу живших в нём, и объясняется большое представительство Воробьёвых в органах государственной власти Великого Московского княжества и Русского царства XVI и XVII вв., которые постоянно были у них на виду. Даже во времена опричнины из рода не пострадал ни один человек. Существует предание орловских дворян Воробьёвых, что их далёкие предки как раз с московских Воробьёвых гор.

На другом берегу Москвы-реки на Лужнецкой набережной напротив Воробьёвых гор расположена часовня в честь крестителя Руси равноапостольного князя Владимира Святославича, при дворе которого воспитывался вероятный родоначальник боярского рода Воробьёвых новгородский посадник Воробей Стоянович. Часовня князя Владимира, именем которого крайне редко называют храмы в России, очень хорошо видна с Воробьёвых гор.

Воробьёвский дворец

Воробьёвский дворец — резиденция великих московских князей, русских царей и российских императоров на Воробьёвых горах в XV—XVIII веках.

Историки подмосковных сел Владимир и Григорий Холмогоровы приводят дату строительства последнего царского дворца на этом месте — при царевне Софье Алексеевне в октябре 1684 года «велено под деревянные хоромы сделать каменные подклеты в длину на 80 сажень без аршина, поперег на 6 саженей с полусаженью, пятьдесят житей, да под те хоромы проезд». Работы производил каменщик Архипка Данилов «со товарищи».

Строительство дворца велось несколько лет и было завершено к 1690 году, когда на престоле был уже Пётр I.

Здание следовало стилевым принципам московского барокко, распространённого в то время в российской архитектуре. Назначение основных его отделений хорошо известно благодаря исследованиям И. Е. Забелина и многочисленным документам.

В 1732—1735 годах здесь был возведён новый дворец по проекту архитектора И. Ф. Мичурина. По словам Корнелия де Бруина, который отсюда, «с высоты дворца Царского», нарисовал панораму Москвы, «в нижнем жилье этого дворца было 124 покоя, и я полагаю, что столько же было и в верхнем. Он обнесён был деревянною стеною; расположен же на высоте горы против Девичьего монастыря, по другую сторону Москвы реки в 3 верстах на запад от столицы».

Историк М. П. Погодин рассказывал, что он в молодости, то есть в начале XIX века, ещё видел «остатки дворца Иоанна Грозного». В. Л. Снегирёв в книге о Витберге писал: «Здесь некогда, в XVI веке, отец Ивана Грозного, Василий Иванович, построил деревянный дворец на белокаменном фундаменте. Пётр Великий приказал посадить за дворцом берёзовую рощу. С течением времени это место было заброшено; во второй половине XVIII столетия деревянные хоромы пришли в совершенную негодность, их разобрали. Сохранились развалины старого фундамента». Окончательно дворец был уничтожен московским пожаром 1812 года, после которого, по воспоминаниям Ф. Ф. Вигеля, был отчасти разобран даже фундамент.

Храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах

 памятник архитектуры (федеральный)

Древняя деревянная церковь на Воробьёвых горах уже существовала в 1453 году, когда великая княгиня Софья Витовтовна покупала село Воробьёво. Кроме того, в Воробьёве постоянно жил свой приходской священник. На это указывает духовная грамота великой княгини, в которой Воробьёво названо «поповским селом».

Первым известным священником деревянного храма Троицы был отец Тит, который являлся настоятелем с 1628 по 1632 год.

По мере ветшания нескольких древних деревянных церквей на их месте или рядом строились новые. Наконец, нынешнее здание храма начало строиться в 1811 году в стиле ампир — позднего классицизма по проекту архитектора А. Л. Витберга: четырёхугольный в плане, с порталами, украшенными колоннами, однокупольный, с двухъярусной колокольней. В 1812 году здесь перед советом в Филях молился М. И. Кутузов. Здание уцелело во время наполеоновского нашествия. Строительство было завершено в 1813 году.

Первым настоятелем каменного храма был отец Иаков Ильин. Каменный храм был возведен вблизи прежнего, деревянного. На месте алтаря старого храма в 1811 году установили увенчанный крестом белокаменный памятник, который сохранился до наших дней. Крыльцо перед входом на западном фасаде колокольни и пристройки по её сторонам появились во время ремонтов здания в 1858—61 и 1898 годах.

В советское время Троицкая церковь не закрывалась, разрушений избежали как её внешний облик, так и интерьер.

Андреевский монастырь в Пленницах

Андреевский монастырь в Пленницах — один из древнейших ставропигиальных мужских монастырей города Москвы, расположенный у подножия Воробьёвых гор. Предание относит возникновение мужской обители «у Воробьёвых круч в Пленницах» к XIII веку, однако ранние документальные свидетельства о ней относятся лишь к середине XVI века. До конца XVI века обитель называлась Преображенской пустынью.

Основателем монастыря считается московский боярин, окольничий царя Алексея Михайловича Фёдор Ртищев.

С середины XVII века в стенах монастыря разместилось «Учительное братство», объединившее образованнейших монахов той поры «ради учения книжного», и ставшее по существу первой по времени возникновения академической структурой в Москве.

С началом екатерининской секуляризации, в 1764 году Андреевский монастырь был обращён в приходской храм, так как «оный оказался к собственному содержанию безнадёжен», и в его зданиях устроена богадельня.

Во время эпидемии 1771 года на территории Андреевского монастыря было устроено кладбище для родовитых горожан и насельников московских монастырей.

Указом Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II от 14 августа 1991 г. было открыто Патриаршее подворье в бывшем Андреевском монастыре с храмами Воскресения Христова в Пленницах, апостола евангелиста Иоанна Богослова (архангела Михаила) и мученика Андрея Стратилата.

Позднее решением Священного Синода от 16 июля 2013 г. Патриаршее подворье в бывшем Андреевском монастыре было преобразовано в Андреевский ставропигиальный мужской монастырь г. Москвы. Наместником Андреевского монастыря назначен управляющий Юго-западным викариатством г. Москвы епископ Дмитровский Феофилакт. В монастыре находятся Синодальный информационный отдел Русской Православной Церкви и синодальная библиотека Московской Патриархии.

До революции

В начале XIX века на Воробьёвых горах, на месте Воробьёвского дворца, предполагалось строительство храма Христа Спасителя по плану архитектора Карла Витберга, однако построить его здесь не удалось.

С конца XIX века Воробьёвы горы — популярное дачное место для загородного отдыха москвичей.

Мамонова дача

Так называемая Мамонова дача — бывшая подмосковная усадьба Васильевское, принадлежавшая последовательно князьям В. М. Долгорукову-Крымскому, Н. Б. Юсупову и графу М. А. Дмитриеву-Мамонову, по фамилии которого и получила своё название. Расположена у подножия Воробьёвых гор, по соседству с Андреевским монастырём (современный адрес — улица Косыгина, д. 4).

В основе здания — особняк 1730-х годов авторства архитектора И. Ф. Мичурина^{[уточнить]}. Свой нынешний ампирный облик господский дом приобрёл в 1820-х годах, при князе Н. Б. Юсупове: тогда над центральным объёмом был надстроен купольный зал для балов и приёмов, а над боковыми появились бельведеры в виде башенок.

Владение составляли парадный двор, открытый перед главным домом, регулярный парк, примыкающий с востока к парадному двору, и сад с хозяйственными постройками, граничащий с парадным двором с запада. Усадьба славилась своими фруктовыми садами и оранжереями, откуда на стол москвичей поступали «красные, белые и зелёные арбузы, разных родов лучшего вкусу дыни и канталупы, также и другие многие редкие плоды».

После смерти Мамонова, в 1877—1883 годах усадьба перешла сначала к И. С. Фонвизину, который сдавал его доктору Левенштейну, разместившему здесь психиатрическую лечебницу, а затем — к купцу Ф. Ф. Ноеву, который на основе юсуповских оранжерей организовал здесь цветоводческое хозяйство. В 1910 «Ноеву дачу» выкупила Московская городская дума для устройства здесь общественного парка.

После революции постепенно были утеряны окружавшая имение кованая ограда и интерьеры главного дома, старинная оранжерея подверглась перестройке и соединилась переходом с главным домом.

В 1923—1943 годах в главном здании разместился Центральный музей народоведения. Уникальная экспозиция жилищ народов России помещалась прямо в парке, под открытым небом. Во время войны он был закрыт, после чего главное здание поступило в распоряжение Института химической физики (тогда же были утеряны интерьеры), верхний усадебный парк занял Институт физических проблем. Помимо институтских строений здесь находились особняки партийной номенклатуры (в частности, тут проживали А. Н. Косыгин и М. С. Горбачёв). Здесь же находятся музеи-квартиры учёных Николая Семёнова (в северном крыле главного здания) и Петра Капицы, возглавлявших эти два учреждения.

Для посещения открыта только нижняя часть парка. В феврале 2013 года в Институте химической физики случился пожар, в результате которого, возможно, погиб дворцовый бельведер.

Новейшая история

Советское время

В 1925 году на Воробьёвых горах впервые в Советской России был проведён официальный День птиц: под руководством Николая Дергунова юные натуралисты московской Центральной биостанции развесили здесь скворечники. В подготовке мероприятия (а возможно, и в нём самом) принял участие поэт Владимир Маяковский.

В 1935 году Воробьёвы горы в честь В. И. Ульянова-Ленина были переименованы в «Ленинские», официально носили это название до 1999 года — тем не менее, название «Воробьёвы горы» сохранялось в обиходе (так, предпоследняя глава романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» (1929—1940), носит название именно «На Воробьёвых горах»). Парк на территории Ленинских гор разбили в 1930-х годах по проекту архитекторов В. И. Долганова и М. И. Прохоровой. В 1948 году по проекту Долганова сооружена смотровая площадка.

Главное здание МГУ

 памятник архитектуры (федеральный)

Архитекторы Б. М. Иофан, Л. В. Руднев, С. Е. Чернышёв, П. В. Абросимов, А. Ф. Хряков, В. Н. Насонов, скульптурное оформление фасадов — работы мастерской В. И. Мухиной.

В январе 1947 года по предложению И. В. Сталина Совет министров СССР принял решение о строительстве в Москве восьми высотных зданий, из числа которых самым высоким должно было стать новое здание Московского государственного университета на Ленинских горах (высота здания — 182 метра, высота со шпилем — 240 метров, этажность центрального корпуса — 36).

Земляные работы на территории бывшего села Воробьёва, окончательно исчезнувшего в 1956 году, начались в 1948 году, церемония заложения первого камня состоялась 12 апреля 1949 года. Работы по строительству университета курировал Л. П. Берия. На участок были переброшены военно-строительные части с объектов атомной промышленности. Три крупнейших здания — физический, химический и биологический факультеты строились организацией лагерного типа МВД СССР — СУ 560, в строительстве был использован труд нескольких тысяч заключённых.

6 марта 1951 года Сталин завизировал архитектурно-планировочное задание на строительство дорог и озеленение территорий, прилегающих к будущему зданию. Торжественное открытие Главного здания МГУ состоялось 1 сентября 1953 года.

Центральное здание университетского комплекса вместе со смотровой площадкой стали новой туристической достопримечательностью столицы.

Трамплин и метромост

В 1953 году на Воробьёвых горах был сооружён лыжный трамплин по проекту инженера Галли: освещённый горнолыжный склон с кресельным подъёмником длиной 340 метров.

В 1958 году через Воробьёвы горы был построен Лужнецкий метромост с расположенной на нём станцией метрополитена «Ленинские горы» (после 1999 года — «Воробьёвы горы»), соединивший Комсомольский проспект и район МГУ. Рядом с выходом со станции был построен эскалатор, ведущий на улицу Косыгина, позволявший подняться в сторону смотровой площадки (ныне разрушен).

Здание Российской академии наук

Российская академия наук (РАН) — государственная академия наук Российской Федерации, крупнейший в стране центр фундаментальных исследований.

Новое здание президиума Российской академии наук находится у подножия Воробьёвых гор, на берегу Москвы-реки. Оно возводилось с конца 1960-х до начала 1990-х годов по проекту творческого коллектива архитекторов и конструкторов. В здании размещается концертный зал «Академический» на 1200 мест, где проводятся различные научные и творческие мероприятия.

В число научных организаций, подведомственных Российской академии наук, входит и включает 653 научные организации, в том числе институты, научные центры, обсерватории, научные станции, ботанические сады, библиотеки, архивы, музеи, заповедники и иные организации.

Нынешняя Российская академия наук является восстановлением Российской академии наук, существовавшей в период с 1917 по 1925 годы, которая в свою очередь была наследницей Петербургской академии наук, и в 1925 году преобразованной в Академию наук СССР.

По своему юридическому статусу Российская академия наук является федеральным государственным бюджетным учреждением.

Природный заказник «Воробьёвы горы»

В 1987 году Воробьёвы (в то время — Ленинские) горы были объявлены памятником природы, в 1998 году был создан Государственный природный заказник «Воробьёвы горы», объявленный особо охраняемой природной территорией.

Заказник расположен на высоком правом берегу Лужнецкой излучины Москвы-реки (фактически Воробьёвы горы — это уступ Теплостанской возвышенности, возвышающийся над урезом реки на высоту до 80 метров). Высокий и крутой склон речной долины рассечён глубокими балками, спускающимися к Москве-реке. Его характерная особенность — широкое развитие оползневых террас. В силу опасности развития оползневых процессов Воробьёвы горы благополучно избежали интенсивной застройки и в значительной мере сохранили свой природный облик — это единственная особо охраняемая природная территория Москвы, где сохранился естественный широколиственный лес с характерной для него флорой и фауной в такой близи от центра города.

Почти на всем протяжении Воробьёвы горы покрывает старый широколиственный лес, состоящий преимущественно из липы, дуба, клёна, берёзы и ясеня: корни деревьев закрепляют крутые склоны от размывания и эрозии. Под пологом леса в числе других травянистых растений встречаются ландыши, колокольчики, медуница, хохлатки, дремлик широколистный. Разнообразен и животный мир парка: здесь живут белки и кроты, соловьи и пеночки. Ушастая сова, ворон и серая неясыть занесены в Красную книгу города Москвы. В небе над природным заказником можно увидеть сокола, ястреба-перепелятника, пустельгу.

Заказник проводит экскурсии, ведёт программу экологического просвещения, им разработаны три экологические тропы. На территории природного заказника находятся два Андреевских пруда: малый и большой, названных так по имени близ расположенного Андреевского монастыря. На террасах Воробьёвых гор находится также Лесной пруд.

В 2013 году заказник был присоединён к территории ЦПКиО им. Горького и Нескучного сада.

Недалеко от смотровой площадки (вниз по течению реки) находится памятный знак, посвящённый клятве А. Герцена и Н. Огарёва.

Современность

В 1999 году Воробьёвым горам было возвращено их историческое название, одновременно была переименована и станция метрополитена «Ленинские горы».

На Воробьёвых горах стали проводиться соревнования по горному велосипеду и автоспорту.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

В 2013 году заказник был присоединён к территории ЦПКиО им. Горького и Нескучного сада. Смотровая площадка, привлекающая в наше время не только туристов и молодожёнов, но и сообщества мотоциклистов и любителей уличных гонок на автомобилях, во второй половине 2014 года подверглась капитальному ремонту: в гранитную мостовую была вмонтирована интерактивная карта Москвы с подсветкой, подсвечена балюстрада, под площадкой обустроена зона отдыха.

В начале 2015 года было объявлено о планах реконструкции трамплина и строительства новой канатной дороги между Воробьёвыми горами и стадионом «Лужники», которая должна будет совмещать экскурсионную, транспортную и спортивную функции.

Памятник князю Владимиру

В начале 2015 года стало известно о планах властей установить на Воробьёвых горах ко Дню народного единства, 4 ноября 2015 года, памятник князю Владимиру. В феврале 2015 года конкурсная комиссия Российского военно-исторического общества остановила свой выбор на проекте мастерской Салавата Щербакова (архитектор Василий Данилов), согласно которому монумент высотой 24 метра и весом 330 тонн должен быть установлен у самой бровки холма. Был объявлен сбор средств на строительство, 25 февраля установку памятника поддержала Московская городская дума.

В то же время начался сбор подписей с требованием остановки проекта, так как Мосгордумой не был проведен ни положенный по закону открытый конкурс проектов, ни экологическая экспертиза, а само сооружение памятника на этом месте вступает в противоречие с законодательством об охране культурного наследия, вмешивается в устоявшийся архитектурный ансамбль и фактически ликвидирует смотровую площадку. 21 апреля было объявлено о создании общегородской коалиции в защиту Воробьевых гор. К началу июня петицию подписало почти 60 тысяч человек. Также была создана петиция в поддержку решения Мосгордумы об установлении памятника, которую к концу мая подписали 52 тысячи человек.

Скульптор Салават Щербаков не настаивает на смотровой площадке Воробьевых гор: «Москва — прекрасный город, мест для размещения очень много», при этом он готов скорректировать размеры памятника. Ранее движение «Архнадзор» предложило альтернативные варианты для установки памятника.

В конце мая смотровая площадка была огорожена, на ней, без разрешения на строительство и положенных по закону согласований начались работы, при этом была демонтирована интерактивная плитка, уложенная в 2014 году.

Спорт и активный отдых

В составе Воробьёвых гор находятся две набережные Москвы-реки, Воробьёвская и Андреевская, используемые для катания на велосипедах, роликовых коньках, скейтборде и пеших прогулок.

Транспорт

В настоящее время по Воробьёвым горам ходит наземный транспорт: автобус А, автобус № 902, троллейбус № 7 и маршрутное такси № 7к, на которых можно доехать до смотровой площадки Воробьёвых гор по улице Косыгина. В районе Воробьёвых гор также находится станция Московского метрополитена с одноимённым названием. По Воробьёвской и Андреевской набережным городской транспорт не ходит.

В культуре

В русском устном народном творчестве существует старинная протяжная песня «Горы Воробьёвские», носящая имя Воробьёвых гор. Эту песню в виде отдельных попевок использовал А. П. Бородин при сочинении своей оперы «Князь Игорь», а также в Andante Первого квартета.

В 1949 году была написана песня «Ленинские горы» (музыка Ю. Милютина, слова Е. Долматовского).

Галерея

• Воробьёвы горы, Москва (2).jpg

  Сквер по Университетскому проспекту

• Храм Троицы на Воробьёвых горах (1).jpg

  Храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах

• Главное здание Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (2).jpg

  Главное здание МГУ

• Andrea monahxejo.JPG

  Андреевский монастырь Москвы

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мамонова дача

• RAN 01.jpg

  Российская академия наук со стороны Воробьёвых гор

• Склоны Воробьёвых гор (1).jpg

  Подножие Воробьёвых гор

• Воробьёвы горы, Москва (1).jpg

  Вид на Воробьёвы горы с Лужнецкой набережной

• Воробьёвы горы, Москва.jpg

  Вид на Воробьёвы горы с Москвы-реки

• Воробьёвы горы (1).jpg

  Вид на Воробьёвы горы с Третьего транспортного кольца

• Воробьёвская набережная (1).jpg

  Воробьёвская набережная с Лужнецкого моста

• Андреевская набережная (1).jpg

  Андреевская набережная с Лужнецкого моста

• Вид со смотровой площадки Воробьёвых гор, Москва.jpg

  Вид на Москву со смотровой площадки на Воробьёвых горах

• Природный заказник "Воробьёвы горы".jpg

  Главный вход в природный заказник «Воробьёвы горы»

• Природный заказник "Воробьёвы горы" (10).jpg

  На пути к смотровой площадке

• Природный заказник "Воробьёвы горы" (7).jpg

  Малый Андреевский пруд

• Природный заказник "Воробьёвы горы" (1).jpg

  Природный заказник «Воробьёвы горы»

• Природный заказник "Воробьёвы горы" (4).jpg

  Экологическая тропа природного заказника

• Склоны Воробьёвых гор (2).jpg

  Склоны Воробьёвых гор

• Природный заказник "Воробьёвы горы" (3).jpg

  На террасах Воробьёвых гор

См. также

• Ленинские горы — микрорайон в Москве, входящий в состав района «Раменки»
• Воробьёвы горы (станция метро) — станция Московского метрополитена
• Воробьёвское шоссе — шоссе от Калужской заставы через Воробьёвы горы
• Воробьёвская набережная — набережная Москвы-реки в составе Воробьёвых гор
• Андреевская набережная — набережная Москвы-реки в составе Воробьёвых гор

Литература

• Воробьевы горы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Полное собрание русских летописей: Т.1. Издание 1-е. Лаврентьевская и Троицкая летописи. СПб., 1846
• Полное собрание русских летописей: Т.13. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновской летописью. Часть I. СПб., 1904
• Полное собрание русских летописей: Т.20. 1-я половина. Львовская летопись. Ч. 1. Под ред. С. А. Андианова. — СПб: Типография М. А. Александрова, 1910
• Полное собрание русских летописей: Т.29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись. М.: Наука. 1965
• Полное собрание русских летописей: Т.35. Летописи Белорусско-Литовские. Супральская летопись М.: Наука. 1978
• Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в коллегии иностранных дел. ч.1 стр.192. Москва, в типографии Н. С. Всеволожского, 1813
• Хавский П. В. Древность Москвы, или указатель источников, её топографии и истории. Издательство: Москва, Университетская типография, 1854
• Снегирёв И. М. Москва. Подробное историческое и археологическое описание города. Том I. Издательство: Москва: Издание А. Мартынова, 1875
• Соловьёв С. М. История России с древнейших времен. Издательство: С.-Петербург. Издание Высочайше утверждённого Товарищества «Общественная польза», 1896
• Татищев В. Н. История Российская. Т.3. Москва, Издательство «Ермак», 2005
• Сытин П. В. Из истории московских улиц. Издательство: М., Московский рабочий, 1958
• Тихомиров М. Н. Древняя Москва (XII-ХV вв.) : Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова М.: Изд-во МГУ, 1947
• Султанов Н. В. Воробьёвский дворец. Древности. Труды комиссии по сохранению древних памятников Московского археологического общества. М. Т.3, 1909
• Родин А. Ф. Воробьёвы горы и их окрестности. — М., 1924
• Снегирёв В. Л. Архитектор Витберг. М. Издательство ИАА, 1939
• Седов П. В. 4.5. Ближние представители // Закат Московского царства, царский двор конца XVII века. — СПб.: Петербургский институт истории, изд-во «Дмитрий Буланин», 2006
• Рельеф Москвы и Подмосковья. — М., 1949.
• Мячин И. К. По Москве-реке. Рублёво — Беседы. — М.: Моск. рабочий, 1977.
• Москва. Энциклопедия / Глав. ред. А. Л. Нарочницкий. — М.: Советская энциклопедия, 1980. — 688 с., ил.
• Москва. Энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997.
• Тихомиров М. Н. Труды по истории Москвы. Москва, Издательство: Языки славянской культуры, 2003 — ISBN 5-94457-165-9

Ссылки

• [vorobyovy-gory.ru/ Природный заказник «Воробьёвы горы» (официальный сайт)]
• [maps.yandex.ru/?text=%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%2C%20%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0%2C%20%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0%20%D0%9A%D0%BE%D1%81%D1%8B%D0%B3%D0%B8%D0%BD%D0%B0%2C%2028%D1%81%D0%BE%D0%BE%D1%8041&sll=37.544773%2C55.70985&ll=37.548764%2C55.709826&spn=0.014677%2C0.002387&z=16&l=map%2Cstv&ol=stv&oll=37.5499237%2C55.7090082&ost=dir%3A427.79774183932005%2C-1.0051891142646021~spn%3A90%2C55.3858115367926 Воробьёвы горы] на сервисе Яндекс.Панорамы.
• [maps.google.com/maps?q=moscow&ll=55.711519,37.549982&spn=0.010178,0.042572&t=k&om=1 Воробьёвы горы на Google maps]
• [goledyanka.narod.ru/Djakovo.htm Тавлинцева Е. Ю. Железный век на территории Москвы и Подмосковья. Дьяковская культура]
• [finugor.ru/node/22305?page=3 Сайт Финугор]
• [www.bitsevskipark.ru/node/346 Сайт Битцевского леса. Курганы и городища древних славян]
• [www.etomesto.ru/download.php?map=moscow1766 План Царствующего града Москвы 1766 года]
• [hram-troicy.prihod.ru/istorija_khrama_razdel/view/id/21688 Официальный сайт храма Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах]
• [www.dpioos.ru/eco/ru/oopt/o_627 Природный заказник «Воробьёвы горы». Сайт департамента природопользования и охраны окружающей среды г. Москвы]
• [www.chph.ras.ru/index.html Официальный сайт института химической физики имени Н. Н. Семёнова]
• [tvjoy.ru/index.php?page=1363035000 Обзор Воробьёвых гор с веб-камеры, установленной на главном здании МГУ. Online трансляция]
• [www.youtube.com/watch?v=h_BzUQTvo7E Горы Воробьёвские — русская народная песня в исполнении хора имени М. Пятницкого на Юбилейном концерте (вторая песня на 3:29). Видео]

Отрывок, характеризующий Воробьёвы горы

– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.