Воробьиный сыч

Воробьиный сыч
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Совообразные Семейство:  Совиные Род:  Воробьиные сычи Вид:  Воробьиный сыч
Международное научное название
Glaucidium passerinum (Linnaeus, 1758)
Ареал
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/143264 143264 ]
Систематика на Викивидах Поиск изображений на Викискладе

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Воробьиный сыч (лат. Glaucidium passerinum) — мелкая сова.

Внешний вид

Воробьиный сыч — очень маленькая сова, как и все представители рода воробьиных сычей. Длина его тела составляет 15—19 см, размах крыльев — 35—40 см, длина крыла — 9—11 см, вес — 55—80 г. Самки крупнее самцов. Верх серовато-бурый или тёмно-коричневый, с белыми пестринами, которые на голове мельче, а на спине крупнее, и беловатым поперечным рисунком на маховых и рулевых. Низ белый с бурыми продольными полосами. По бокам зоба и груди тёмное с белыми отметинами пятно. Хвост — серо-коричневый с пятью узкими белыми продольными полосами. Голова небольшая, круглая, чуть приплюснутая, «ушки» отсутствуют. Лицевой диск выражен нечётко. Лицо серое с маленькими коричневыми пятнышками, вокруг каждого глаза — концентрические белые и коричневые кольца, а над глазами — короткие белые «брови». Радужина жёлтая. Клюв большой, жёлтый; когти крепкие, круто загнутые, чёрные или жёлтые, но в таком случае кончики у когтей тёмного цвета. Пальцы ног густо оперены до когтей.

Образ жизни

Как и другие таежные совы, воробьиный сыч охотится и днём, и на рассвете, и в сумерках. Корм его в основном составляют мелкие млекопитающие, преимущественно мышевидные грызуны (землеройки, хомяки, серые крысы, лемминги и другие полёвки, лесные и домовые мыши), а также мелкие воробьиные птицы, причём он не боится нападать на животных, одинаковых с ним по размеру. Иногда сычик съедает у добычи только голову, выедая мозг и глаза, а остальное бросает. У поднявшихся на крыло птенцов в рационе присутствуют также насекомые. Охотничий участок сычика охватывает 1,5—4 км². Воробьиные сычики часто собирают запасы пищи, в особенности зимой, которые складывают в дуплах. Поэтому под жилым дуплом сычика всегда много остатков его добычи — шкурки полёвок, перья птиц. Также зимой сычики любят посещать кормушки для птиц, где подкарауливают синиц, снегирей, воробьёв.

Размножение

Брачный период воробьиных сычиков начинается в феврале и продолжается до мая. Самец начинает петь недалеко от места гнездования, подзывая самку. Он начинает свистеть задолго до темноты, а в пасмурную погоду свистит и днём. Голосовые сигналы раздаются иногда более часа без перерывов. Вечернее токование более интенсивное, чем утреннее. Разгар тока приходится на апрель. Воробьиные сычики — моногамные птицы, и как правило, сохраняют пару в течение многих лет. Но если это молодые птицы без пары, то начинается процесс знакомства. Самец облетает с самкой вокруг его территории, и показывает ей места для гнездовья. Если самец использует то же самое гнездо, что и в прошлом сезоне, то это место будет единственным, которое он покажет самке. Самцы очень привязаны к собственной территории, и могут использовать её до 7 лет. Если самка соглашается устраивать гнездовье в предложенном месте, она остается около него или посещает это место в сумерках.

Гнёздами воробьиному сычику обычно служат старые гнёзда дятлов. Дерево, используемое для гнездовья, хвойное либо берёза, осина или бук. Пара приводит гнездо в полный порядок, прежде чем самка отложит яйца. Размеры кладки меняются в зависимости от кормовых условий. В России в кладке чаще всего 2—3 яйца, в Западной Европе — от 4 до 7 яиц. Яйца белые, матовые, размером примерно 28 мм x 23 мм. Откладывание происходит с интервалом в 2 дня. Воробьиный сычик — одна из немногих разновидностей сов, которая не начинает высиживание яиц, пока не отложено последнее яйцо. Насиживание длится 28-29 дней, самка ненадолго покидает гнездо только вечером или утром, для того чтобы поесть. Корм приносит самец. Во время насиживания самка увеличивает гнездо, клювом вырывая маленькие кусочки от стенок дупла.

С маленькими птенцами самка находится в гнезде в течение 9—10 дней. В это время у них открываются глаза. Маленькие птенцы покрыты белым пухом, который затем сменяется на тёмно-бурое оперение, более тёмное, чем у взрослых птиц. Самец продолжает приносить пищу, которую самка забирает у него недалеко от гнезда и несёт птенцам. Приблизительно через три недели птенцы начинают выглядывать из гнезда, и самка прилетает к гнезду только для того, чтобы покормить их или почистить гнездо. Птенцы начинают выходить из гнезда на 30—34-й день. Через 3—4 дня после этого самка покидает гнездо с птенцами, но продолжает кормить их около недели, а затем чередуется с самцом, который спустя некоторое время берёт заботу о подрастающем потомстве целиком на себя и осуществляет её в течение 4—6 недель, по истечении которых птенцы покидают родителя. Обычно это происходит в августе, на 11—12-й неделе жизни. У молодой птицы птенцы могут появляться в возрасте 9—10 месяцев, но окончательной зрелости они достигают в один год.

Распространение

Воробьиный сыч распространён только в Европе и Азии. Он обитает в центре и на юге Скандинавии (до полярного круга), в горах Центральной и Восточной Европы (Сербия, Северная Италия и Пиренеи), в России, а также в северной части Монголии и в Маньчжурии. В Европейской части России он доходит до северной границы леса на Кольском полуострове и в Архангельской области. В Сибири поднимается примерно до северной части Байкала и восточнее до Сахалина, к югу распространен до Карпат, Смоленской, Рязанской, Тульской областей, Бугуруслана, Тюмени, Алтая, Саян, Забайкалья, бассейна Уссури. Воробьиный сычик — оседлая птица, но в холодные зимы иногда перемещается к югу, молодые птицы также кочуют осенью и зимой. Обитает в горных высокоствольных, преимущественно хвойных лесах.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/386.html База данных «Позвоночные животные России»: воробьиный сыч]
• [www.owls.org/Species/glaucidium/eurasian_pygmy_owl.htm World Owl Trust]
• [www.owlpages.com/owls.php?genus=Glaucidium&species=passerinum The Owl Pages]
• [loveopium.ru/zhivotnye-2/sychik.html Сычик. Фоторепортаж]

Отрывок, характеризующий Воробьиный сыч

– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.