Воробьёвы
Поделись знанием:
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
| Воробьёвы | |
 | |
| Титул: | |
|---|---|
| Родоначальник: |
вероятно Воробей Стоянович |
| Период существования рода: | |
| Место происхождения: | |
Подданство: | |
 Древнерусское государство
| |
 Новгородская республика
| |
 Великое княжество Тверское
| |
 Великое княжество Московское
| |
 Царство Русское
| |
 Российская империя
| |
| Имения: |
Воробьёво |
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Воробьёв.
Воробьёвы — древний новгородско-тверской и московский боярский род и древние (старинные) русские дворянские роды.
Содержание
- 1 Происхождение и история новгородско-тверского и московского боярского рода
- 2 Известные представители новгородско-тверского и московского боярского рода
- 3 Известные владения московского боярского рода
- 4 Дворянские роды Воробьёвых в XVII — XX веках
- 5 Описание гербов
- 6 Известные представители дворянских родов Воробьёвых
- 7 Известные имения тверских дворян Воробьёвых
- 8 Примечания
- 9 Комментарии
- 10 Литература
Происхождение и история новгородско-тверского и московского боярского рода
Происхождение древнего боярского рода и его появление в Великом московском княжестве до сих пор окончательно не выяснено.
Одним из представителей московского боярского рода в середине XIV века был боярин Юрий Воробьёв, отмеченный сразу в нескольких летописных источниках Древней Руси. Юрий Воробьёв был отправлен великим московским князем Симеоном Гордым в Царьград для утверждения кандидатуры святителя Алексия на пост митрополита Московского и всея Руси, а также являлся одним из вотчинников древнего подмосковского села Воробьёва ныне известного как Воробьёвы горы[комм. 1][2][комм. 2][комм. 3]. Род прибыл в Москву, очевидно, из Великого Новгорода (через Тверь[комм. 4]) в княжение Александра Невского или Даниила Московского вместе с другими именитыми и знатными новгородскими боярскими родами. С достаточно большой уверенностью можно утверждать, что вероятным родоначальником древнего боярского рода Воробьёвых мог быть креститель Великого Новгорода новгородский посадник X века Воробей Стоянович[3][4][5][6][7][8], по прозвищу которого род унаследовал свою фамилию, хотя документального подтверждения этому до настоящего времени нет.
Многие представители древнего московского боярского рода служили боярами, дворянами московскими, жильцами, воеводами, послами и дьяками.
Известные представители новгородско-тверского и московского боярского рода
- Воробей Стоянович — новгородский посадник в самое первое время после крещения Руси (конец X века), креститель Великого Новгорода[3][4][5][6][7][8]. Вероятный родоначальник древнего боярского рода Воробьёвых (см. также Крещение Новгорода), от прозвища которого род унаследовал свою фамилию.
- Воробьёв Юрий — московский боярин, посол великого князя Симеона Гордого в Царьград к византийскому императору и патриарху Константинопольскому (1352—1353 гг.) для утверждения кандидатуры святителя Алексия на пост митрополита Московского и Всея Руси. Вотчинник подмосковного села Воробьёва (ныне знаменитые московские Воробьёвы горы), принадлежавшего древнему боярскому роду Воробьёвых, впоследствии в XV веке перешедших в собственность великокняжеской семьи[9][10][11][12][13].
- Воробьёв Максим Гаврилович — боярин, вотчинник-своеземец Великого Новгорода после присоединения новгородских земель великим князем Иваном III Васильевичем к Москве (1495—1496 гг.)[14].
- Воробьёв Григорий Александрович (Шемет) — боярин, дьяк великого князя Василия III с марта 1532 года (подьячий с 1514 г.) и царя Ивана IV Грозного. В составе русского посольства участвовал в ратификации договора с Тевтонским орденом (1517 г.)[15][16][17][комм. 5]. В январе 1526 г. по приказу Василия III был назначен в караул у лестницы Западных палат великокняжеского дворца Московского Кремля на время бракосочетания великого князя с Еленой Глинской[18][19]. Посол царя Ивана IV Грозного в Волохи, в марте 1542 г. дьяк при встрече литовского посла.
- Воробьёв Дионисий Шеметович — дворянин московский, сын боярина Воробьёва Григория Александровича (Шемета). В 1550 г. был включён царём Иваном IV Грозным в число избранной тысячи дворян как московский сын боярский[20].
- Воробьёв Василий Александрович (ск. 30.05.1563 г.) — владычный боярин, дьяк (с 1526 г.) и ближайший сподвижник митрополита Макария[16][21][22]. Брат боярина Воробьёва Григория Александровича (Шемета). Погребён в Богоявленском монастыре города Москвы.
- Воробьёв Симеон Александрович — владычный боярин, дьяк митрополита Макария[16][23]. Брат боярина Воробьёва Григория Александровича (Шемета).
- Воробьёв Иван (Александрович?) — волковысский боярин Великого княжества Литовского (1528 г.)[24].
- Воробьёв Андрей — опричник царя Ивана IV Грозного (1573 г.)[25].
- Воробьёв Никита Дмитриевич — воевода бельский (1618—1619 гг.) и оскольский (1621 г.)[26]. 3.09.1618 г. за «бельское сидение» вместе с князем Борисом Хилковым был пожалован царём Михаилом Фёдоровичем шубой, кубком и ковшом в Грановитой палате Московского Кремля.
- Воробьёв Иван Дмитриевич — воевода брянский (1618—1619 гг.).
- Воробьёв Иван — осадный арзамаский голова (1635 г.). В челобитной на имя царя Михаила Фёдоровича просит прислать с гонцом из Москвы вновь назначенному арзамасскому воеводе грамоту, подтверждающую свои полномочия. На оборотной стороне челобитной И. Воробьёва стоит резолюция царя: "Грамоту дать". Государева грамота послана арзамасскому воеводе в апреле 1635 г., в которой написано: "... и как к тебе ся наша грамота придёт, и ты б Ивану Воробьёву велел у нашего дела в Арзамасе в осадных головах быть по-прежнему"[27].
- Воробьёв Никита — жилец на Москве, сын боярский, в 1638 г. имел двор на Ильинке в Китай — городе Москвы[28].
- Воробьёв Ермолай Антонович — дьяк Рейтарского (1656 г.), Судного (1665 г.), Печатного (1674 г.) и Большой Казны Приказов (1676 г.)[16][29]. В июле 1656 г. «был у встречи цесарских послов в Полоцке с государем». Также дьяк Великого Новгорода (1671—1672, 1677—1681 гг.).
Известные владения московского боярского рода
Воробьёво (Москва)
Воробьёво — бывшая родовая вотчина бояр Воробьёвых с начала XIV до середины XV вв., расположенная на юго-западе современной Москвы, на Воробьёвых горах и носящая их имя[комм. 1][2].
С середины XV века село Воробьёво переходит в собственность великокняжеской семьи и становится излюбленным местом отдыха великих князей и царей московских, великокняжеской и царской летней резиденцией, однако сохранила за собой название своих первых владельцев бояр Воробьёвых вплоть до середины XX века[30].
Воробьёво (Московская область)
Воробьёво — бывшая родовая вотчина бояр Воробьёвых на вершине покатого холма у берега реки Рожай в ныне Подольском районе Московской области.
Также как и царская резиденция село Воробьёво, имеет своё название по имени первоначальных владельцев бояр Воробьёвых, в дальнейшем с XVII века перешедшее в собственность других дворянских родов: Зиновьевых, Татищевых, Ершовых, хотя при этом сохранила своё первоначальное название[1][31].
Шеметово (Московская область)
Шеметово — село в Сергиево-Посадском районе Московской области.
Как полагают исследователи, носит имя боярина и дьяка великого князя Василия III и царя Ивана IV Грозного Воробьёва Григория Александровича Шемета по его прозвищу Шемет.
Дворянские роды Воробьёвых в XVII — XX веках
| Воробьёвы | |
 Герб Григория и Ивана Воробьёвых | |
|
Описание герба: см. текст |
| Воробьёвы | |
 Герб Егора Воробьёва | |
|
Описание герба: см. текст | |
| Губернии, в РК которых внесён род: |
Астраханская, Виленская, Область Войска Донского, Вологодская, Екатеринославская, Костромская, Курская, Московская, Новгородская, Оренбургская, Орловская, Санкт-Петербургская, Саратовская, Симбирская, Смоленская, Тверская, Херсонская, Ярославская |
|---|---|
| Часть родословной книги: |
VI, II, III |
| Период существования рода: | |
Подданство: | |
| Царство Русское
| |
| Российская империя
| |
| Имения: |
Домотканово |
Пять старинных (древних) русских дворянских родов:
1) от Семёна Фёдоровича Воробьёва и его сына Калины[32][комм. 6], вёрстанного поместьем в 1673 г.; их потомство записано в VI части родословной книги Тверской губернии. — 2) от Ивана Мелентьевича Воробьёва, жалованного поместьем и денежным окладом в 1652 г.; записан в VI части родословной книги Курской губернии. — 3) От костромитянина Семёна Васильевича Воробьёва (1662). Записан в VI части родословной книги Костромской губернии. — 4) От рейтара Ивана Ивановича Воробьёва, вёрстанного поместьем в 1690 г., и 5) от Дмитрия и Никиты Алексеевичей Воробьёвых (1670); записан в VI части родословной книги Вологодской губернии. Последние три рода, за недостаточностью представленных доказательств, Герольдией не утверждены в древнем дворянстве. Есть ещё ряд дворянских родов Воробьёвых более позднего происхождения (II и III частях родословной книги)[33].
В настоящий момент можно с полной уверенностью сказать, что тверские и курские дворяне являлись потомками древнего московского боярского рода, поскольку их представители включены в Боярские Книги[34][35], а также костромские[36]. По остальным родам в настоящий момент таких данных пока нет.
Дворяне Воробьёвы внесены в Родословные книги Астраханской, Виленской, Области Войска Донского, Вологодской, Екатеринославской, Костромской, Курской, Московской, Новгородской, Оренбургской, Орловской, Санкт-Петербургской, Саратовской, Симбирской, Смоленской, Тверской, Херсонской и Ярославской губерний Российской Империи[37].
Описание гербов
Герб Григория и Ивана Воробьёвых
- Герб пожалован Григорию Воробьёву, майору, и Ивану Воробьёву, подпоручику
Герб Воробьёвых внесён в Часть 3 Сборника дипломных гербов Российского Дворянства, невнесённых в Общий Гербовник, стр. 64.
В верхней малой части щита в голубом поле изображена золотая шестиугольная звезда. В нижней пространной части в красном поле две золотые шестиугольные звезды и между ними на серебряном поле означены горизонтально три городовые стены, на коих находится сабля остроконечием обращённая вверх. Щит увенчан дворянскими шлемом и короною с тремя страусовыми перьями. Намёт на щит голубой, подложенный золотом[38].
Герб Егора Воробьёва
- Герб пожалован Егору Воробьёву, подполковнику
Герб Воробьёвых внесён в Часть 3 Сборника дипломных гербов Российского Дворянства, невнесённых в Общий Гербовник, стр. 63.
В лазуревом щите серебряный журавль с червлёными клювом, глазами и ногами, держащий в правой лапе золотой камень. Щит увенчан дворянскими шлемом и короною. Нашлемник — рука в лазуревых латах и золотой перчатке, держащая серебряную кирку. Намёт лазуревый с серебром[39].
Известные представители дворянских родов Воробьёвых
- Воробьёв Нефёд Иванович — жилец на Москве, орловский сын боярский (1679—1680 гг.)[35] (из курских дворян).
- Воробьёв Матвей Александрович — майор, командир (21.11.1797 — 17.01.1799) и шеф 4-го егерского полка в швейцарском походе русской армии корпуса А. М. Римского-Корсакова (1798 г.)[40] (пока принадлежность неизвестна).
- Воробьёв Модест Евграфович — поручик, предводитель Бежецкого уездного дворянского собрания Тверской губернии[32] (из тверских дворян).
- Воробьёв Вячеслав Евграфович — действительный статский советник, инженер путей сообщения[41] (из тверских дворян).
- Воробьёв Иван Дмитриевич — инженер-генерал-майор (1851). Дочь Аграфена Ивановна замужем за надворным советником, капитаном флота 2-го ранга Львом Николаевичем Языковым[42][43] (вероятно из херсонских дворян?).
- Воробьёв Яков Яковлевич (19.12.1792 — 31.05.1869) — генерал-лейтенант, командир 3-го Смоленского Уланского Императора Александра III полка (01.09.1839 — 22.05.1848), наказной атаман войска Сибирского (1851—1856). 1 декабря 1838 года в чине полковника награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 5712 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)[32][43] (из костромских дворян).
- Воробьёв Александр Иванович — генерал-майор (1863)[43] (пока принадлежность неизвестна).
- Воробьёв Иван Григорьевич (1802 — 1863) — полковник лейб-гвардии Уланского Его Императорского Величества полка[44] (вероятно из тверских дворян? — см. герб Воробьёва Ивана Григорьевича).
- Воробьёв Александр Александрович (18? — 1908) — действительный статский советник, товарищ обер-прокурора Гражданского кассационного департамента Сената[44] (вероятно из тверских дворян?).
- Воробьёв Николай Михайлович — генерал-лейтенант, участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов, герой Первой мировой войны. 31 марта 1916 года награждён Георгиевским оружием, 3 декабря 1916 года — орденом св. Георгия 4-й степени[43] (пока принадлежность неизвестна).
- Воробьёв Иван Васильевич — подполковник, уездный воинский начальник Лодейнопольский (1909)[45] (пока принадлежность неизвестна).
- Воробьёв Андрей Сергеевич (1861—1917) — генерал-майор[43] (пока принадлежность неизвестна).
Известные имения тверских дворян Воробьёвых
Домотканово (Тверская область)
Домоткановым Воробьёвы владели со второй половины XVIII века почти полтора столетия. Это одно из старинных поместий тверских дворян Воробьёвых, расположенное в семнадцати километрах от Твери.
Усадьба как хозяйственный объект с барским домом, парком, прудами, ландшафтом и хозяйственными постройками окончательно сформировалась в период владения ею дворянами Воробьёвыми, включая одноэтажный деревянный дом, в котором сейчас находится дом-музей известного русского художника Валентина Александровича Серова.
В 1886 году Домотканово приобрёл у помещика Александра Ивановича Воробьёва художник Владимир Дмитриевич фон Дервиз[46]. С этого времени вплоть до октябрьской революции 1917 года усадьба перешла в собственность дворянского рода Дервизов.
В советское время в 1930-е годы Домотканово было переименовано в Красную Новь.
Также дворянам Воробьёвым принадлежали имения и поместья, в том числе в Тверской губернии: Никольское, Кузнецово, Воробьёво, Воробьёвка, Лукьяново, Горка, Сивцово, Кобылино, Банево, Карабузино, Немково, Кишкино, Дьяково, Царёво, Уницы и другие[46].
Напишите отзыв о статье "Воробьёвы"
Примечания
- ↑ 1 2 [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=3268 Постановление Совета Министров РСФСР № 1327, прил. 2 от 30.08.1960]. Проверено 31 марта 2014.
- ↑ 1 2 Тихомиров М. Н. Труды по истории Москвы. Москва, Издательство: Языки славянской культуры, 2003 — ISBN 5-94457-165-9
- ↑ 1 2 Экземплярский А. А. Воробей Стоянович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 [az.lib.ru/t/tatishew_w_n/text_0070.shtml Татищев В. Н. Собрание сочинений: В 8-ми томах: Т. 1. История Российская. Часть 1: — Репринт с изд. 1963, 1964 гг. — М.: Ладомир, 1994]. Проверено 13 июля 2013.
- ↑ 1 2 [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Solov/07.php Соловьёв С. М. История России с древнейших времен. Издательство: С.-Петербург. Издание Высочайше утверждённого Товарищества «Общественная польза», 1896]. Проверено 12 июня 2014.
- ↑ 1 2 Рапов О. М. Русская церковь в IX — первой трети XII в. Принятие христианства. М. Русская панорама, 1998
- ↑ 1 2 [annales.info/rus/novgorod/krest.htm#_ftnref41 Рапов О. М. О времени крещения населения Новгорода Великого: Вестник МГУ. История. 1988 № 3]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ 1 2 Кузьмин А. Г. Падение Перуна. Становление христианства на Руси. Издательство: М.: Молодая гвардия, 1988. ISBN 5-235-00053-6
- ↑ [enc-dic.com/enc_biography/Vorobev-juri-73557.html Воробьёв Юрий. Большая биографическая энциклопедия, 2009]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ Полное собрание русских летописей: Т. 20. 1-я половина. Львовская летопись. Ч. 1. Под ред. С. А. Андианова. — СПб: Типография М. А. Александрова, 1910
- ↑ [litopys.org.ua/psrl3235/lytov20.htm#page104 Полное собрание русских летописей: Т.35. Летописи Белорусско-Литовские. Супральская летопись М.: Наука. 1978]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [www.litmir.net/br/?b=86795&p=39 Татищев В. Н. История Российская. Т.3. Москва, Издательство "Ермак", 2005]. Проверено 22 января 2014.
- ↑ [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Solov/3_6.php Соловьёв С. М. История России с древнейших времен. Издательство: С.-Петербург. Издание Высочайше утверждённого Товарищества «Общественная польза», 1896]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [www.history-ryazan.ru/node/2674 Писцовые книги Новгородской земли. Сост. К. В. Баранов. тт. 1-3, 5. М., Древлехранилище, 1999-2004]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [books.google.ru/books?id=tWfPAAAAQBAJ&pg=PA369&lpg=PA369&dq=воробьев+шемет&source=bl&ots=tMfyhb7J4W&sig=2_dgt6SrKeQeUcqM4Tn7jfFfWIs&hl=ru&sa=X&ei=ITNNU6WyMsqX4wTwgYHwCg&ved=0CCYQ6AEwAA#v=onepage&q=воробьев%20шемет&f=false Полное собрание русских летописей: том 29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись. М.: Наука. 1965]. Проверено 15 апреля 2014.
- ↑ 1 2 3 4 Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. : Акад. наук СССР, Отделение истории, Арх. АН СССР Москва : Наука, 1975
- ↑ [www.history-ryazan.ru/node/14007 Акты служилых землевладельцев XV—начала XVII века. Том IV /Сост. А. В. Антонов. — М.: Древлехранилище, 2008]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/Svadeb_dela/text.htm Память князю И. В. Немому-Телепневу-Оболенскому с росписью лиц, назначенных в караулы на время бракосочетания. ЦГАДА, ф. 135, отд. IV, рубр. II, № 5, л. 17]. Проверено 13 июля 2013. [www.webcitation.org/6ILVSjwxu Архивировано из первоисточника 24 июля 2013].
- ↑ [drevlit.ru/docs/russia/XVI/1520-1540/Svadeb_dela/pred.php Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // Вопросы истории, № 10. 1976]. Проверено 20 февраля 2015.
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/1540-1560/Tys_kniga_1550/text.htm Зимин А. А. Тысячная книга 1550 г. и Дворцовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.-Л. АН СССР. 1950]. Проверено 13 июля 2013. [www.webcitation.org/6ILVTVScu Архивировано из первоисточника 24 июля 2013].
- ↑ [enc-dic.com/enc_biography/Vorobev-vasvjan-aleksandrovich-73507.html Воробьёв Вас(в)ян (Василий) Александрович. Большая биографическая энциклопедия, 2009]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [www.pravmir.ru/zametki-o-mitropolite-makarii/ Сайт "Православие и мир". Архимандрит Макарий (Веретенников). Заметки о митрополите Макарии. Митрополичий дьяк (рус.)]. Проверено 30 декабря 2015.
- ↑ Плешанова И. И., Лихачёва Л. Д. Древнерусское декоративно-прикладное искусство в собрании Государственного Русского Музея. Л., 1985
- ↑ [kdkv.narod.ru/1528-VKL/1528-03v.htm Перепись войска Великого княжества Литовского 1528 года]. Проверено 18 января 2016.
- ↑ [kdkv.narod.ru/Opr1573/Opr-1573-Spis.html Список опричников Ивана Грозного. Издательство "Российская национальная библиотека". СПб, 2003]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [diderix.petergen.com/plz-t14.htm Танков А. А. Историческая летопись курского дворянства. М., 1913]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [www.knigafund.ru/books/2720/read#page54 Акты Московского государства под редакцией Н. А. Попова: Издательство: Тип. Императорской академии наук СПб. 1890—1901 т.2, № 10]. Проверено 4 февраля 2014.
- ↑ Труды Московского отдела Императорского Русского Военно — Исторического Общества. Том 1. Под редакцией Действительного члена Общества И. С. Беляева. Москва, Типография Московского Государственного Университета. 1911
- ↑ [enc-dic.com/enc_biography/Vorobev-ermola-73525.html Воробьёв Ермолай (Антонович). Большая биографическая энциклопедия, 2009]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в коллегии иностранных дел. ч.1 стр.192. Москва, в типографии Н. С. Всеволожского, 1813
- ↑ [kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=5000497000 Памятники истории и культуры народов Российской Федерации. Объекты культурного наследия. Усадьба Воробьёвых]. Проверено 31 марта 2014.
- ↑ 1 2 3 Чернявский М. П. Генеалогия господ дворян, внесённых в родословную книгу Тверской губернии с 1787 по 1869 г., 1871
- ↑ В.Е.Рудаков. Воробьевы // Новый энциклопедический словарь: В 48 томах (вышло 29 томов). — СПб., Пг., 1911—1916.
- ↑ [books.google.ru/books?id=AHP6AgAAQBAJ&pg=PA92&lpg=PA92&dq=савелов+л.м.+воробьевы&source=bl&ots=HcmHYebMBh&sig=x97yINNoz72eEVWcq-wb2g4NeuA&hl=ru&sa=X&ei=887kVPa8FaLOyQP5uYCgAQ&ved=0CCkQ6AEwAzgK#v=onepage&q=савелов%20л.м.%20воробьевы&f=false Савёлов Л. М. Библиографический указатель по истории, геральдике и родословию российского дворянства. Издательство: типография Азаровой, Острогожск, 1898]. Проверено 18 февраля 2015.
- ↑ 1 2 [zaharov.csu.ru/bspisok.pl?action=people_id&id=8687 Захаров А. В. Боярские списки XVIII века. 2013]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [kostromka.ru/belorukov/derevni/sudislavl/428.php Белоруков Д. Ф. Костромка — история костромского края]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ Российский государственный исторический архив, дело 1343 опись 18
- ↑ [gerbovnik.ru/arms/3638.html ДС, том III, стр.64]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [gerbovnik.ru/arms/3637.html ДС, том III, стр.63]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [www.museum.ru/1812/library/podmazo/alfshcom_v.html Подмазо А. А. Шефы и командиры регулярных полков Русской армии (1796–1825) / Справочное пособие. М., 1997]. Проверено 7 апреля 2014.
- ↑ Балабин Е. И. Далёкое и близкое, старое и новое. Издательство: Центрполиграф, Москва, 2009, ISBN 978-5-9524-3718-0
- ↑ Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. — С-Пб.: 1887
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.rusgeneral.ru/general_v3.html Подмазо А. А. Генералитет российской императорской армии и флота. 2013]. Проверено 7 апреля 2013.
- ↑ 1 2 [tsarselo.ru/yenciklopedija-carskogo-sela/istorija-carskogo-sela-v-licah/personalii-v.html#.WBYrlvmg-Ul Сайт "Царскому Селу — 300 лет!"]. Проверено 30 октября 2016.
- ↑ Общий список офицерским чинам Русской Императорской Армии. Составлен по 1 января 1909 г. С.-Петербург, Издательство Военной типографии, 1909
- ↑ 1 2 [akra-city.ru/tverskaya_usadiba/vladelsy/0674.htm Тверская усадьба / Под ред. Берёзкиной Е. И. Научная библиотека Тверского ГУ, 2013]. Проверено 31 июля 2013. [www.webcitation.org/6JHPS6NSI Архивировано из первоисточника 31 августа 2013].
Комментарии
- ↑ 1 2 [www.russiancity.ru/books/b70.htm#c3a Знаменитое село Воробьёво, расположенное на горах того же названия, также восходит к боярскому роду Воробьёвых, известному в середине XIV в. — См. Тихомиров М. Н. Древняя Москва (XII-ХV вв.): Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова М.: Изд-во МГУ, 1947]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ Прим. В книге под ред. Аверьянова К. А. «История московских районов» (2005 г.) утверждается, что владельцем села Воробьёва был якобы Кирилл Воро́ба. Однако тогда село называлось бы Воро́бино (ударный второй слог) исходя из этимологии его прозвища (вороба — деревянное приспособление для наматывания пряжи, шёлка (Вороба // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882.), мотовило (Толковый словарь русского языка : в 4 т. / гл. ред. Б. М. Волин, Д. Н. Ушаков (т. 2—4) ; сост. Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, С. И. Ожегов, Б. В. Томашевский, Д. Н. Ушаков ; под ред. Д. Н. Ушакова. — М. : ГИ «Советская энциклопедия» (т. 1) : ОГИЗ (т. 1) : ГИНС (т. 2—4), 1935—1940.</span>). При этом настоящее название села Воробьёво (ударный третий слог) всегда имело «птичью» этимологию и ни с чем другим никогда не ассоциировалось. Кроме того, в книге не упоминается московский боярин Юрий Воробьёв (1352—1353 гг.) во избежание прямых ассоциаций с селом Воробьёво, что не даёт оснований считать версию автора книги убедительной.</span>
- ↑ Прим. Село Воро́бино находилось на юго-востоке, а не на юго-западе Москвы недалеко от Новоспасского монастыря, который стоит на месте родовой вотчины бояр Романовых, родоначальником которых был Андрей Кобыла. Кирилл Воро́ба был племянником последнего и, следовательно, их родовые вотчины были рядом.
- ↑ В книге "Кузьмин А. В. На пути в Москву: очерки генеалогии военно-служилой знати Северо-Восточной Руси в XIII — середине XV в. Т. 1. — М.: Языки славянской культуры, 2014. — С. 282-284. — 336 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-9551-0541-3.", Оглавление, Глава 3, § 3.8 — Воробьёвы, автор относит древний боярский род Воробьёвых к Великому княжеству Тверскому, что значительно древнее большинства древних московских боярских родов [books.google.ru/books?id=ci6YCgAAQBAJ&pg=PP3&lpg=PP3&dq=кузьмин+на+пути+в+москву&source=bl&ots=U4Ccar9w2N&sig=sFwZh41OKqIopiByKkhxd11WmHY&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwj2-YuG27fKAhVGMnIKHdQGA3EQ6AEIQTAH#v=onepage&q=%D0%BA%D1%83%D0%B7%D1%8C%D0%BC%D0%B8%D0%BD%20%D0%BD%D0%B0%20%D0%BF%D1%83%D1%82%D0%B8%20%D0%B2%20%D0%BC%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D1%83&f=false]
- ↑ Прим. Иногда дьяка Григория Шемета Воробьёва [drevlit.ru/docs/russia/XVI/1520-1540/Svadeb_dela/pred.php идентифицируют] как Шемета Мотякина (у них одинаковое имя - Григорий и прозвище - Шемет), однако это две разные исторические личности; последний никогда дьяком не был. — См. Указатель личных имён Полного собрания русских летописей: Т.29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись. М.: Наука. 1965: (стр.364 - Шемет Мотякин), (стр.369 - Шемет Воробьёв Григорий Александров, дьяк - [books.google.ru/books?id=tWfPAAAAQBAJ&pg=PA369&lpg=PA369&dq=воробьев+шемет&source=bl&ots=tMfyhb7J4W&sig=2_dgt6SrKeQeUcqM4Tn7jfFfWIs&hl=ru&sa=X&ei=ITNNU6WyMsqX4wTwgYHwCg&ved=0CCYQ6AEwAA#v=onepage&q=воробьев%20шемет&f=false Полное собрание русских летописей: Т.29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись. М.: Наука. 1965]. Проверено 15 апреля 2014.). В связи с чем никакого отношения к роду Мотякиных дьяк Григорий Александрович Шемет Воробьёв, как и все его братья — дьяки, не имеет; они древнего московского боярского рода Воробьёвых.
- ↑ По грамотам царей Ивана и Петра Алексеевичей 25 ноября и 9 декабря 1686 г. Калине Семёновичу, за многую его службу царям Алексею Михайловичу и Фёдору Алексеевичу в войну с Турецким султаном, Крымским ханом и Поляками, пожалован поместный оклад в Кашинском уезде, а по даче 1776 г. имение Калины писано за детьми его: Тимофеем, Ларионом, Максимом и Гавриилом. — См. Чернявский М. П. Генеалогия господ дворян, внесённых в родословную книгу Тверской губернии с 1787 по 1869 г., 1871
</ol>
Литература
|
Воробьёвы на Викискладе? |
|---|
- Рудаков В. Е.. Воробьевы // Новый энциклопедический словарь: В 48 томах (вышло 29 томов). — СПб., Пг., 1911—1916.
- Полное собрание русских летописей: Т.1. Издание 1-е. Лаврентьевская и Троицкая летописи. СПб., 1846
- Полное собрание русских летописей: Т.13. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновской летописью. Часть I. СПб., 1904
- Полное собрание русских летописей: Т.20. 1-я половина. Львовская летопись. Ч. 1. Под ред. С. А. Андианова. — СПб: Типография М. А. Александрова, 1910
- Полное собрание русских летописей: том 29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись. М.: Наука. 1965
- Полное собрание русских летописей: Т.35. Летописи Белорусско-Литовские. Супральская летопись М.: Наука. 1978
- Акты Московского государства под редакцией Н. А. Попова: Издательство: Тип. Императорской академии наук СПб. 1890—1901 т.2
- Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в коллегии иностранных дел. ч.1 стр.192. Москва, в типографии Н. С. Всеволожского, 1813
- Татищев В. Н. Собрание сочинений: В 8-ми томах: Т. 1. История Российская. Часть 1: — Репринт с изд. 1963, 1964 гг. — М.: Ладомир, 1994
- Соловьёв С. М. История России с древнейших времен. Издательство: С.-Петербург. Издание Высочайше утверждённого Товарищества «Общественная польза», 1896
- Савёлов Л. М. Библиографический указатель по истории, геральдике и родословию российского дворянства. Издательство: типография Азаровой, Острогожск, 1898
- Тихомиров М. Н. Древняя Москва (XII-ХV вв.): Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова М.: Изд-во МГУ, 1947
- Рапов О. М. Русская церковь в IX — первой трети XII в. Принятие христианства. М. Русская панорама, 1998
- Рапов О. М. О времени крещения населения Новгорода Великого: Вестник МГУ. История. 1988 № 3
- Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. : Акад. наук СССР, Отделение истории, Арх. АН СССР Москва : Наука, 1975
- Труды Московского отдела Императорского Русского Военно — Исторического Общества. Том 1. Под редакцией Действительного члена Общества И. С. Беляева. Москва, Типография Московского Государственного Университета. 1911
- Танков А. А. Историческая летопись курского дворянства. М., 1913
- Чернявский М. П. Генеалогия господ дворян, внесённых в родословную книгу Тверской губернии с 1787 по 1869 г., 1871
- Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. — С-Пб.: 1887
- Зимин А. А. Тысячная книга 1550 г. и Дворцовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.-Л. АН СССР. 1950
- Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // Вопросы истории, № 10. 1976
- Плешанова И. И., Лихачёва Л. Д. Древнерусское декоративно-прикладное искусство в собрании Государственного Русского Музея. Л., 1985
- Кузьмин А. Г. Падение Перуна. Становление христианства на Руси. Издательство: М.: Молодая гвардия, 1988 — ISBN 5-235-00053-6
- Писцовые книги Новгородской земли. Сост. К. В. Баранов. тт. 1-3, 5. М., Древлехранилище, 1999-2004
- Список опричников Ивана Грозного. Издательство "Российская национальная библиотека". СПб, 2003
- Тихомиров М. Н. Труды по истории Москвы. Москва, Издательство: Языки славянской культуры, 2003 — ISBN 5-94457-165-9
- Акты служилых землевладельцев XV—начала XVII века. Том IV /Сост. А. В. Антонов. — М.: Древлехранилище, 2008
- Подмазо А. А. Генералитет российской императорской армии и флота. 2013
- Захаров А. В. Боярские списки XVIII века. 2013
- Тверская усадьба / Под ред. Берёзкиной Е. И. Научная библиотека Тверского ГУ, 2013
Отрывок, характеризующий Воробьёвы
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
Категории:
- Дворянские роды по алфавиту
- Дворянские роды России по алфавиту
- Персоналии:Великий Новгород
- Дворянские роды Московского княжества
- Дворянские роды Русского царства
- Дворянские роды Российской империи
- Дворянские роды с неуказанным подданством
- Воробьёвы
- Боярские роды
- Московское княжество
- Новгородская земля
- Великий Новгород
