Воробьёв, Аркадий Никитич

Аркадий Воробьёв
Личная информация
Пол	мужской
Полное имя	Аркадий Никитич Воробьёв
Гражданство	СССР СССР→Россия Россия
Специализация	Тяжёлая атлетика
Дата рождения	3 октября 1924(1924-10-03)
Место рождения	г. Тетюши, Татарская АССР, РСФСР, СССР
Дата смерти	22 декабря 2012(2012-12-22) (88 лет)
Место смерти	Москва, Россия
Награды и медали Тяжёлая атлетика Олимпийские игры Золото Мельбурн 1956 -90 Золото Рим 1960 -90 Бронза Хельсинки 1952 -82,5 Чемпионаты мира Золото Стокгольм 1953 -82,5 Золото Вена 1954 -90 Золото Мюнхен 1955 -90 Золото Тегеран 1957 -90 Золото Стокгольм 1958 -90 Серебро Варшава 1959 -90 Бронза Вена 1961 -90 Чемпионаты Европы Золото Париж 1950 -82,5 Золото Стокгольм 1953 -82,5 Золото Вена 1954 -90 Золото Мюнхен 1955 -90 Золото Стокгольм 1958 -90 Государственные награды |

Арка́дий Ники́тич Воробьёв (3 октября 1924, в городе Тетюши, что примерно в 170 километрах от Казани, на границе с Ульяновской областью.  — 22 декабря 2012, Москва) — советский тяжелоатлет, учёный, писатель. Заслуженный мастер спорта СССР (1952), Заслуженный тренер СССР (1964). Олимпийский чемпион (1956, 1960 годов), бронзовый призёр 1952 года, неоднократный чемпион и рекордсмен мира (26 рекордов мира), Европы и СССР в 1950—1959 годах.

В честь Аркадия Воробьёва в г.Тетюши названа улица

Биография

На фронте Аркадий Воробьёв оказался десятиклассником. Крепкий юноша тут же был отправлен в школу водолазов, после чего он попал на службу в Черноморский флот. Аркадий Никитич прошёл всю войну, удостоившись множества боевых наград, включая медаль «За отвагу», орден «За заслуги перед Отечеством IV степени» и орден «Отечественной войны II степени». После войны участвовал в восстановлении одесского порта. Член КПСС с 1954 года.

Окончил Свердловский медицинский институт (1957). Доктор медицинских наук (1970), профессор (1972). Ректор МОГИФК в 1977—1995 годах. Автор книг «Современная тренировка тяжелоатлета», «Тяжелоатлетический спорт», «На трёх Олимпиадах» (1963), «Сильные мира сего» (1972), «Железная игра» (1980), учебника «Тяжёлая атлетика для спортивных вузов» и др.

В 1995 году Воробьёв был включён в Зал славы Международной федерации тяжёлой атлетики.

Умер 22 декабря 2012 года. Похоронен на Востряковском кладбище Москвы.

Награды

• Медаль "За отвагу"
• Орден Ленина (1957)
• Орден "За заслуги перед Отечеством IV степени"
• Орден "Отечественной войны II степени".
• Почётный знак «За заслуги в развитии физической культуры и спорта» (1999)

См. также

• Ломакин, Трофим Фёдорович

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/vo/arkady-vorobyov-1.html Аркадий Воробьёв] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [sport.kazanfirst.ru/feed/36861 Наши герои. Спортсмены Татарстана в ВОВ]
• [www.youtube.com/watch?v=ZpFbPck8bCo Подвиг спортивный: "Тяжелоатлет Аркадий Воробьёв". Фильм третий. Ч.1]
• [www.youtube.com/watch?v=p7m3cdaNO3c Подвиг спортивный: "Тяжелоатлет Аркадий Воробьёв". Фильм третий. Ч.2.]

Отрывок, характеризующий Воробьёв, Аркадий Никитич

– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.