Воробьёв, Борис Яковлевич

Борис Яковлевич Воробьёв
Имя при рождении:	Исай
Дата рождения:	6 ноября 1911(1911-11-06)
Место рождения:	Томск, Россия
Дата смерти:	25 апреля 1990(1990-04-25) (78 лет)
Место смерти:	Ленинград, СССР
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Жанр:	скульптор
Влияние:	Ватагин, Василий Алексеевич

Борис (Исай) Яковлевич Воробьёв — советский скульптор-анималист.

Биография

Родился в городе Томске в 1911 году. В юности пробовал работать по различным специальностям, сменил ряд профессий. Так, был помощником каменщика, учителем в школе, работал воздушным гимнастом в цирке, затем учился в строительном техникуме.

В 1932 году поступил в Московский архитектурно-строительный институт, в котором учился по 1935 год. Учась в институте, Воробьёв пробует создавать художественные произведения, участвует в выставках. В 1935 году первую и вторую премии присуждают совместно ему и другому любителю. Случайно увидевший работы Воробьёва известный советский художник Исаак Израилевич Бродский советует ему серьёзно заняться скульптурой. Такого же мнения был и известный художник-анималист Василий Алексеевич Ватагин, которого потом всю жизнь Воробьёв будет почтительно и ласково звать «Батей». Ведь именно иллюстрации Ватагина к произведению Киплинга «Книга джунглей» побудили Воробьёва к художественному изображению животных.

В 1936 году Борис переезжает в Ленинград, где поступает в Академию художеств, чтобы стать скульптором. В Академии Воробьёв обучался у В. Богатырева и А. Матвеева. В 1946 году он закончил Академию, представив к защите диплома вырезанную из дерева скульптуру «Волчица в капкане». Выбор такой «натуры» явился смелым решением, поскольку ранее в качестве тем дипломных работ представляли изображение человека. Противников художественного решения Воробьёва было много, но Борис сумел защитить свой выбор.

С 1936 года Воробьёв связан работой с Ломоносовским фарфоровым заводом (ЛФЗ). Многие работы скульптора завод выпускал массовыми тиражами, зачастую вместо имени автора указывая только своё клеймо.

Помимо скульптурных изображений животных, в 1950-е годы Борис Яковлевич создал серию скульптур, иллюстрирующих произведения Гоголя и Чехова. Известны также его скульптурные работы в других жанрах, например, портреты, обнажённые модели и другие работы.

В 1950-е годы Воробьёв становится признанным мастером скульптуры, участвует во многих выставках, как в СССР, так и за рубежом. В 1958 году на всемирной выставке в Брюсселе он получает серебряную медаль, и в 1959 году, в Остенде. Его произведения стали приобретать крупные музеи.

В 1972 году скульптор покидает ЛФЗ, чтобы избавиться от кабальной зависимости «фарфоровой скульптуры» массового производства, и воплотить свои идеи в других материалах, прежде всего в любимом им дереве. Ему это удаётся. Он создаёт несколько значительных станковых произведений, часть которых находится теперь в Дарвиновском музее в Москве.

Работы Воробьёва Б. Я. хранятся в фондах многих известных музеев, в частности, Государственной Третьяковской галереи, Государственного музея керамики и «Усадьбы Кусково XVIII в.», Государственного историко-архитектурного, художественного и ландшафтного музея-заповедника «Царицыно», в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге, проводятся их выставки.

Похоронен на Северном кладбище Санкт-Петербурга, рядом жена — Воробьёва Мариам Иосифовна (1917—1997).

Работы

• Серия «Квартет» (1949),
• «Белый медведь» (1950),
• «Спящие медвежата» (1951),
• «Лось» (1951) (отлитая в бронзе скульптура установлена на одной из центральных площадей города Мончегорск — площади Пяти углов. Фигура стала символом города. Лось в гербе Мончегорска перекликается с этой фигурой),
• «Волк и журавль» (1950), «Квартет» (1951) (на сюжеты басен Крылова),
• «Бобер и лиса» (1951), «Заяц во хмелю» (1951) (на сюжеты басен Михалкова),
• Персонажи поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» (1952—1954):
  • «Чичиков», «Ноздрев», «Плюшкин», «Коробочка», «Маниловы», «Собакевич»,
• Персонажи комедии Н. В. Гоголя «Ревизор»:
  • «Городничий», «Хлестаков», «Бобчинский и Добчинский»,
• «Гималайский медведь» (1957),
• «Пантера» (1957),
• «Тигр лежащий» (1958),
• «Пантера (Ярость)» (1967),

Статьи

• [www.museum.ru/alb/image.asp?57358 «Люди, львы, орлы и куропатки…»] (рус.).

Литература

• Борис Яковлевич Воробьев, Никита Васильевич Воронов. [[books.google.ru/books/about/%D0%97%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%B8.html?id=-NUfAAAAIAAJ&redir_esc=y Звери] (рус.). books.google.ru. Проверено 24 июня 2012. ]. — "Художник РСФСР", 1962.

Отрывок, характеризующий Воробьёв, Борис Яковлевич

Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.