Воробьёв, Василий Петрович

Василий Воробьёв
Полное имя	Василий Петрович Воробьёв
Дата рождения	19 марта 1887(1887-03-19)
Место рождения	село Алдиарово Цивильского уезда (ныне Янтиковский район), Казанской губернии, Российская империя
Дата смерти	10 декабря 1954(1954-12-10) (67 лет)
Место смерти	Чебоксары, Чувашская АССР, РСФСР, СССР
Страна	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессии	композитор, дирижёр, педагог
Жанры	классическая музыка
Награды

Воробьёв Василий Петрович (19 марта 1887 года, село Алдиарово Цивильского уезда (ныне Янтиковский район), Казанская губерния, Российская империя — 10 декабря 1954 года, Чебоксары, Чувашская АССР, РСФСР, СССР) — чувашский композитор, хоровой дирижёр, педагог, один из основоположников профессиональной музыкальной культуры Чувашии.

Отец Г. В. Воробьёва.

Биография

Окончил учительскую школу в селе Шихазаны. До 1912 года работал в сельской школе, служил регентом церковного хора. В 1912 переезжает в Чебоксары, трудится учителем пения в школах, преподаёт в музыкальной школе, педтехникуме, музыкально-театральном техникуме, руководит самодеятельными творческими коллективами.

Организовал Чувашский народный хор Чебоксарской музыкальной школы, который в 1924 году объединили с хором композитора Ф. П. Павлова, сейчас это известный «Чувашский государственный академический ансамбль песни и танца». Среди учеников Василия Петровича много известных деятелей искусств Чувашии.

С октября 1940 г. — член Союза композиторов СССР.

1945—1948 гг. — председатель оргкомитета Союза композиторов Чувашской АССР.

1947—1948 гг. — директор Чебоксарского музыкального училища.

1948—1952 гг. — уполномоченный Музфонда СССР по Чувашской АССР.

Умер В. П. Воробьев 10 декабря 1954 г. в г. Чебоксары, похоронен на старом кладбище по ул. Богдана Хмельницкого. Прославился тем что собирал и обрабатывал старинные чувашские песни Организовал чувашский хор и музыкальную школу

Творчество

Записал свыше 800 чувашских народных песен, на их основе создал хоры, песни, обработки (ок. 200), популярные в Чувашии: «Кай, кай Ивана» («Выйди, выйди за Ивана»), «Килмен те курман Шупашкарне» («Мы в Чебоксарах побывали»), «Вăрман урлă каçрăмăр», «Колхоз хирĕнче» и мн. др.

В годы Великой Отечественной войны создал много патриотических песен, в том числе знаменитую «Белую голубку» на стихи И. Тукташа.

Лучшие произведения композитора вошли в фонд чувашской песенной классики.

Награды, звания

• Почётная грамота Президиума Верховного Совета Чувашской АССР (1939)
• Заслуженный деятель искусств Чувашской АССР (1940)
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1946)
• Орден Трудового Красного 3намени (1950)

Память

• Улица Композиторов Воробьёвых, Чебоксары, Чувашия.

Литература

• Л.И. Бушуева, Ю.А. Илюхин, «Чăваш Енĕн композиторĕсем», Чебоксары, 2014.

Ссылки

• [www.gasi.archives21.ru/default.aspx?page=./3699/3953/4595 Государственный архив современной истории Чувашской Республики: Воробьёв Василий Петрович]
• [gov.cap.ru/SiteMap.aspx?gov_id=80&id=135542 Официальный сайт Янтиковского района Чувашской Республики → Воробьёв Василий Петрович]

Отрывок, характеризующий Воробьёв, Василий Петрович

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.