Воробьёв, Владимир Егорович
Поделись знанием:
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
| Владимир Воробьёв | |
 | |
| Профессия: | |
|---|---|
| Годы активности: | |
| Театр: |
Ленинградский театр имени Ленинского комсомола |
| Награды: |
|
Владимир Егорович Воробьёв (1937—1999) — российский режиссёр театра и кино, киноактёр, сценарист, педагог. Главный режиссёр Ленинградского театра музыкальной комедии (1972—1988). Родоначальник жанра российского театрального мюзикла на советской сцене[1][2]. Первый постановщик мюзиклов А. Колкера по трилогии А. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского», «Дело» (на сцене Ленинградского театра музыкальной комедии) и «Смерть Тарелкина» (в качестве телевизионного режиссёра спектакля Г. А. Товстоногова АБДТ им. М. Горького). Заслуженный деятель искусств РСФСР (1978).
Содержание
Биография
Родился 11 сентября 1937 года в Ленинграде. Родители — крестьяне Тверской губернии. Отец — Егор Дмитриевич Воробьёв (1911, Старица — 1942, Ленинградская область), погиб во время Великой Отечественной войны под Ленинградом. Мать — Анастасия Григорьевна Воробьёва, урождённая Ильина (1907, деревня Тимошкино Старицкого уезда — 1984, Ленинград)[3]. Окончил Ленинградский Кораблестроительный институт (1960), затем Ленинградский театральный институт имени А. Н. Островского (ныне СПГАТИ) (1963—1968), курс н.а. СССР Г. А. Товстоногова.
После окончания Кораблестроительного института (в марте 1960 года) три года (1960—1963) работал по распределению в Новой Голландии в ЦНИИ-45 имени академика Крылова[4].
Работал в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола (сентябрь 1967— февраль 1972). С 1969 по 1971 гг. — художественный руководитель Ленинградского Ленкома (совместно с Юрием Ермаковым и Александром Товстоноговым). В марте 1972 года, после прихода в Ленинградский театр им. Ленинского комсомола в качестве нового главного режиссёра Геннадия Опоркова, художественное руководство молодого «триумвирата» было отстранено[5]. Владимир Воробьёв (при поддержке Г. А. Товстоногова) был назначен главным режиссёром Ленинградского театра музыкальной комедии. В течение 15 лет (1972—1988) возглавлял этот театр, выведя его в разряд одного из самых интересных театров России.
Создатель жанра русского мюзикла в советском театре.[6]
Он вёл свой не боящийся несчастий корабль мимо разукрашенной волшебным фонарём лёгкой яхты Гинзбурга, борт о борт проходил с линкором «Захаров», далеко оставляя за собой добротную шхуну старого Фрида[1].
Его новаторские постановки 70—80-х гг. ХХ века определили развитие жанра мюзикла в России. Первый постановщик мюзиклов А. Колкера «Свадьба Кречинского» и «Дело» (по пьесам А. Сухово-Кобылина), «Отражения», «Мерси, или Старинный водевиль», «О бедном гусаре», «Ордер на убийство», «Трудно быть сержантом», «Труффальдино».
С 1989 по 1999 год, после вынужденного ухода из Ленинградского театра музкомедии, работал в БДТ им. М. Горького (спектакль «Визит старой дамы» по пьесе Ф. Дюррематта, н.а. СССР В. П. Ковель — Клер Цеханесян, н.а. СССР О. В. Басилашвили — Илл), Александринском театре (спектакли «Хозяйка гостиницы» К. Гольдони и «Колпак с бубенчиками» Л. Пиранделло), ставил спектакли в Санкт-Петербургском Театре комедии («Ночь в Венеции», «Дамы и гусары» (постановка не осуществилась) и театре «Русская антреприза» имени Андрея Миронова («Очи страстные», по мотивам ранних рассказов Максима Горького, н.а. России Л. В. Неведомский — Макар Чудра).
В 1990 году приглашался В. Плучеком в Московский академический театр сатиры на постановку спектакля «Свадьба Кречинского» с А. Ширвиндтом в главной роли, с тем, чтобы, в случае успеха, возглавить этот театр. Категорически отказался от предложения по творческим соображениям[7].
Постановщик телефильмов «Свадьба Кречинского», «Труффальдино из Бергамо» и «Остров сокровищ» (3 серии) на российском телевидении. Как кинорежиссёр снял кинофильм «Когда святые маршируют».
Снимался в кино в качестве актёра, сыграл главную роль Семёна Мочалкина в фильме «Браслет-2» (партнёр — Олег Жаков, роль озвучивал Олег Борисов, позже сыгравший роль Джона Сильвера в фильме В. Е. Воробьева «Остров сокровищ»). Широко известен российским зрителям по исполнению роли пирата Джорджа Мерри в собственной телеверсии романа Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ».
Трагически погиб 21 декабря 1999 года от руки хулиганов на пороге собственного дома. Похоронен в Санкт-Петербурге на Волковском кладбище.
В 2007 году писателем, журналистом и актрисой Татьяной Москвиной был снят двухсерийный фильм «Пропавший театр», посвященный судьбе и творчеству режиссёра.
Семья
Основатель петербургской театральной династии.[8]
- Сын — Константин Воробьёв (род. 1960), артист театра и кино, з.а. России. (невестка — Ольга Самошина (род. 1960), артистка театра и кино, актриса Санкт-Петербургского театра на Литейном, з.а. России);
- Сын — Дмитрий Воробьёв (род. 1965), артист театра и кино, актёр БДТ им.Г.А.Товстоногова (невестка — Воробьёва (Сушко) Виктория Викторовна, артистка театра и кино, актриса Александринского театра);
- Внучка — Полина Воробьёва (род. 1988), артистка театра и кино, актриса Санкт-Петербургского театра «Мастерская» под руководством лауреата Государственной премии Г. М. Козлова;
- Внук — Воробьёв Арсений Дмитриевич, артист театра и кино
- Внук — Воробьёв Данила Дмитриевич
Постановки в театре
Ленинградский театр имени Ленинского комсомола
- «Зримая песня», спектакль-концерт в 2-х отделениях. (Постановка совместно с Ефимом Падве, художественный руководитель постановки Г. А. Товстоногов). С участием артистов Аллы Балтер, Виктора Костецкого, Вадима Яковлева, Виктора Ильичёва, Владимира Лосева.
- «Вестсайдская история», муз. Леонарда Бернстайна, пьеса Артура Лорентса. Музыкально-драматическая поэма в 3-х действиях (Художественный руководитель постановки Г. А. Товстоногов). С участием артистов Эммануила Виторгана, Аллы Балтер, Вадима Яковлева, Виктора Костецкого, Виктора Ильичёва, Петра Горина, Инны Слободской, Владимира Тыкке
- «Дансинг в ставке Гитлера», по мотивам одноимённой повести Анджея Брыхта (с использованием музыки Гэлта Макдермота из мюзикла «Волосы»)
- «Дни Турбиных» М. А. Булгакова
Ленинградский театр музыкальной комедии
- «Как сделать карьеру», муз. Фрэнка Лессера. Премьера состоялась 31 декабря 1972 года
- «Свадьба Кречинского». По мотивам одноименной пьесы А. В. Сухово-Кобылина, мюзикл Александра Колкера. Премьера состоялась 7 июня 1973 года
- «Охтинский мост» по повести А. Драбкиной, муз. В. Лебедева, стихи Р. Казаковой, Г. Горбовского, Б. Ахмадулиной, Д. Бобышева. Премьера состоялась 6 ноября 1973 года
- «Мерси, или старинный водевиль» по мотивам повести Б. Окуджавы «Похождение Шипова», муз. Виталия Гевиксмана. Премьера состоялась 1 марта 1975 года
- «Отражение», муз. А. Колкера, песни военных лет. Ленинградская поэтория в 2 частях. Часть первая «Ладожский лёд», часть вторая «Жар-птица». Премьера состоялась 8 мая 1975 года
- «Прощай, Арбат!», муз. С. Баневича по мотивам повести А. Гайдара «Судьба барабанщика», либретто Т. Калининой. Премьера состоялась 11 апреля 1976 года
- «Бабий бунт», муз. Е. Птичкина, либретто К. Васильева и М. Пляцковского по мотивам ранних рассказов М. Шолохова. Художественный руководитель постановки. Постановка — В. И. Бутурлин. Премьера состоялась 29 декабря 1976 года
- «Труффальдино», по мотивам комедии Карло Гольдони «Слуга двух господ», муз. А. Колкера. Премьера состоялась 10 апреля 1977 года
- «Дело» по мотивам одноименной пьесы А. В. Сухово-Кобылина, мюзикл Александра Колкера. Премьера состоялась 16 октября 1977 года
- «Прекрасная Елена», муз. Ж. Оффенбаха, пьеса В. Константинова, Б. Рацера. Премьера состоялась 7 июня 1978 года
- «Разбитое зеркало, или Новая опера нищих», зонг-опера А. Журбина, либретто В. М. Дреера. Премьера состоялась 2 февраля 1979 года
- «Летучая мышь», муз. И. Штраусa, либретто Н. Эрдмана и М. Вольпинa. Премьера состоялась 27 сентября 1979 года
- «Свадьба с генералом», муз. Евгения Птичкина, либретто Кима Рыжова по мотивам рассказов А. П. Чехова. Премьера состоялась 4 ноября 1980 года
- «Влюблённые обманщики», муз. Й.Гайдна. Музыкальный фарс в 2 частях по комической опере И. Гайдна «Аптекарь». Либретто по пьесе К. Гольдони и интермедии Юрия Димитрина в редакции театра. Режиссёр Кирилл Стрежнев. Премьера состоялась 8 ноября 1981 года
- «Трудно быть сержантом», театрализованное шоу с одним перерывом по одноимённой повести М. Химена. Музыка американских композиторов. Либретто Дм. Иванова и Вл. Трифонова. Премьера состоялась 6 декабря 1981 года
- «Ордер на убийство», музыкальная притча по мотивам фантастического рассказа Р. Шекли. Музыка из репертуара ансамбля «Битлз». Либретто В. Воробьёва и Бориса Гершта. Премьера состоялась 4 декабря 1983 года
- «Приключения Тома Сойера» по одноимённому роману М. Твена, муз. С.Баневича
- «Путешествие Нильса с дикими гусями» по книге С.Лагерлёф Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями, муз. В. Шаинского. Художественный руководитель постановки. Постановка Маргарита Туговиковой. Премьера состоялась в 1984 году
- «Старик Хоттабыч» по одноимённой книге Л. Лагина, муз. Г. Гладкова. Художественный руководитель постановки. Режиссёр — В. К. Кириллов. Ассистент режиссёра — исполнитель роли старика Хоттабыча Арташес Араратян
- «Фраскита», муз. Ф. Легара. Режиссёры Кирилл Стрежнев и Маргарита Туговикова. Премьера состоялась 19 мая 1985 года
- «Бранденбургские ворота», муз. «А. Владимиров» (В. Воробьёв, M. Gendel) по мотивам пьесы М. Светловa, либретто В. Е. Воробьёва. Премьера состоялась 30 апреля 1985 года
- «О бедном гусаре…», муз. А. Петрова, пьеса Г. Горина, Э. Рязанова, Татьяны Калининой. Премьера состоялась 30 июня 1986 года
- «Ящерица» Муз. В. Воробьёв, M. Gendel, Мюзикл по мотивам одноимённой пьесы А. Володина, либретто А. Володина. Премьера состоялась 20 июня 1987 года
БДТ
- «Визит старой дамы» Ф. Дюрренматта (1989)
- «Смерть Тарелкина» А. Колкера (1991, режиссёр-постановщик телевизионной версии спектакля Г. А. Товстоногова на Ленинградском телевидении).
Александринский театр
- «Колпак с бубенчиками» Л. Пиранделло
- «Хозяйка гостиницы» К. Гольдони
Театр Комедии Акимова
- «Ночь в Венеции» по пьесе Итало Тердзоли и Энрико Вайме «Женщина в подарок». Муз. Берто Пизани. Спектакль-бенефис к 45-летию творческой деятельности Игоря Дмитриева — Марио Антониотти. Премьера состоялась 6 июля 1995 года;
- «Дамы и гусары» Алекса́ндра Фре́дро, муз. И. Рогалёва (1999, 16 и 17 декабря 1999 года состоялись первые репетиции Владимира Воробьёва с Игорем Дмитриевым и Михаилом Светиным. Премьера назначена на 15 июня 2000 года.[9] Постановка спектакля не была закончена из-за гибели режиссёра. Спектакль заново поставил режиссёр А. Петров)
Театр имени В. Ф. Комиссаржевской
- «Бумбараш», музыкальная притча в 2-х частях по мотивам одноимённой повести А. Гайдара, инсценировка Е. Митько и Ю. Михайлова, режиссёр — Виктор Костецкий (с участием Андрея Урганта — Гаврилы, Валерия Дегтяря — Бумбараша, Александра Галибина — Лёвки, Татьяны Самариной — Софьи Николаевны, Александра Вонтова — Яшки, Анатолия Горина — Мельника и матери Ивана Урганта актрисы Валерии Киселёвой в роли Серафимы). Премьера состоялась в 1977 году
- «Игры в Эльсиноре, или Убийство Гонзаго» Н. Йорданова, 1992 г.
- «Прощай, клоун!» по мотивам киносценария Ф. Феллини «Дорога» (с участием Бориса Соколова и Татьяны Кузнецовой — Джельсомины), 1997 г.
«Русская антреприза» имени Андрея Миронова
- «Очи страстные» по рассказу Максима Горького «Макар Чудра» (с участием Леонида Неведомского и «Кавалер-дуэта» в составе Владимира Балагина и Анатолия Коптева).
Тюменский драматический театр
- «Мирандолина», по мотивам пьесы К. Гольдони «Хозяйка гостиницы». Премьера состоялась 14 октября 1994 года
- «Ангелы в Париже» А.Франса, автор пьесы В. Е. Воробьёв, муз. А. Дольского, В. Воробьёва. Премьера состоялась в 1995 году
- «Одержимая любовью» по пьесе Ф. Кроммелинка «Холодно и горячо или идея господина Дома». Премьера состоялась 18 июня 1999 года
Фильмография
Актёр
- 1967 — «Браслет-2» — Семён Мочалкин (роль дублировал Олег Борисов)
- 1982 — «Остров сокровищ» — Джордж Мерри, пират
- 1985 — «От зарплаты до зарплаты» — Сергей Васильевич Юрченко, замдиректора
- 1986 — «Фуэте» — секретарь обкома партии
- 1986 — «Знаю только я» — Женя
- 1987 — «Необыкновенные приключения Карика и Вали» — полковник милиции
Режиссёр
- 1974 — «Свадьба Кречинского»
- 1976 — «Труффальдино из Бергамо»
- 1982 — «Остров сокровищ» (3 серии)
- 1990 — «Когда святые маршируют»
Сценарии
- 1970 — «В те дни»
- 1972 — «Табачный капитан»
- 1974 — «Свадьба Кречинского»
- 1976 — «Труффальдино из Бергамо»
Факты
- По чьей-то ошибке в сети Интернет распространяется ложная дата смерти режиссёра — 2000 год, тогда как В. Е. Воробьёв ушёл из жизни в 1999 году.
- Телевизионный спектакль «Смерть Тарелкина», поставленный В. Е. Воробьёвым по спектаклю Г. А. Товстоногова, снят в 1991 году, а не в 1983 году, как ошибочно указывают на всех киносайтах. Ошибка основана на дате выпуска спектакля в театре, тогда как телефильм был снят Воробьёвым спустя 8 лет после премьеры и уже после ухода из жизни Товстоногова.
Источники и примечания
- ↑ 1 2 [ptzh.theatre.ru/1995/8/65/ Лена Вестергольм. «Ты всегда хотел стать капитаном, Джордж Мерри!». Петербургский театральный журнал. № 8, 1995]
- ↑ Татьяна Москивна. «О Владимире Воробьёве». Телевизионный фильм Т. В. Москвиной «Пропавший театр». 1 серия, 2007 год
- ↑ Владимир Чуров. Корзина со старыми театральными программками. — М.: Кучково поле, 2011. — ISBN 978-5-9950-0162-1 — с. 177.
- ↑ Владимир Чуров. Корзина со старыми театральными программками. — М.: Кучково поле, 2011. — ISBN 978-5-9950-0162-1 — с. 178.
- ↑ Владимир Чуров. Корзина со старыми театральными программками. — М.: Кучково поле, 2011. — ISBN 978-5-9950-0162-1 — с. 18-23.
- ↑ [ptj.spb.ru/archive/21/in-memoriam-21/pamyati-vladimira-vorobeva/ «Памяти Владимира Воробьёва» — статья в Петербургском театральном журнале]
- ↑ Александр Колкер. «О Владимире Воробьёве». Телевизионный фильм Т. В. Москвиной «Пропавший театр». 2 серия, 2007 год
- ↑ [ptzh.theatre.ru/1995/8/65/ Лена Вестергольм. «Ты всегда хотел стать капитаном, Джордж Мерри!»]. Петербургский театральный журнал. № 8, 1995
- ↑ [www.arhpress.ru/arkhangelsk/2000/3/18/3.shtml Юркин А. Его душа витает над островом сокровищ.] Архангельск. 18 марта 2000 (50)
Напишите отзыв о статье "Воробьёв, Владимир Егорович"
Ссылки
- [ptzh.theatre.ru/1995/8/65/ Лена Вестергольм. «Ты всегда хотел стать капитаном, Джордж Мерри!». Петербургский театральный журнал. № 8, 1995]
- [www.good-cinema.ru/?id=20&cat=2&type=4/ Владимир Воробьёв. Умереть за зрителя]
- [www.lap-publishing.com/catalog/details//store/gb/book/978-3-659-38624-4/%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%92%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B1%D1%8C%D0%B5%D0%B2:-%D0%BE%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9-%D0%B2-%D1%84%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC-%D1%80%D0%B5%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%BC%D0%B5?locale=ru/ Юлия Коваленко. Владимир Воробьев. Отраженный в фантастическом реализме.] Lambert Academic Publishing. 2013. 548 с. ISBN 978-3-659-38624-4
Отрывок, характеризующий Воробьёв, Владимир Егорович
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Актёры по алфавиту
- Актёры СССР
- Актёры России
- Театральные режиссёры по алфавиту
- Театральные режиссёры СССР
- Театральные режиссёры России
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы СССР
- Сценаристы России
- Заслуженные деятели искусств РСФСР
- Телережиссёры России
- Выпускники Санкт-Петербургской академии театрального искусства
- Телевидение в Санкт-Петербурге
- Театральные педагоги России
- Персоналии:Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии
- Персоналии:Театр «Балтийский дом»
- Похороненные на Волковском кладбище
