Воробьёв, Ермолай Антонович
Поделись знанием:
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
| Ермолай Антонович Воробьёв | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1656 — 1681 | |||
| Монарх: | Алексей Михайлович→ Фёдор III Алексеевич | ||
| Вероисповедание: | Православие | ||
| Рождение: | ок. 1620 Москва ? | ||
| Смерть: | после 1681 Москва ? | ||
| Род: | Воробьёвы | ||
Ермола́й Анто́нович Воробьёв (ок. 1620—после 1681) — приказной деятель, дьяк времён царствования Алексея Михайловича и Фёдора III Алексеевича[1][2].
Историческая справка
Из древнего московского боярского рода Воробьёвых.
В разное время был начальником сразу нескольких приказов Русского государства. Сначала дьяк Рейтарского (1656 г.), затем Судного (1665 г.), потом Печатного (1674 г.) и Большой Казны приказов (1676 г.)[1][2].
В июле 1656 г. «был у встречи цесарских послов в Полоцке с государем». Также дьяк Великого Новгорода (1671—1672, 1677—1681 гг.)[3][4][2][1].
См. также
- Воробьёво — дворянская усадьба в Подольском районе Московской области.
Напишите отзыв о статье "Воробьёв, Ермолай Антонович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. : Акад. наук СССР, Отд-ние истории, Арх. АН СССР Москва : Наука, 1975
- ↑ 1 2 3 [enc-dic.com/enc_biography/Vorobev-ermola-73525.html Воробьёв Ермолай (Антонович). Большая биографическая энциклопедия, 2009]. Проверено 31 июля 2013.
- ↑ [vn-eparhia.ru/svyatiteli-novgorodskoj-zemli/150-svyatiteli-novgorodskoj-zemli-xvii-vek/943-ioakim-patriarkh-mitropolit-novgorodskij Официальный сайт Новгородской епархии Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Иоаким (патриарх), митрополит Новгородский]. Проверено 19 февраля 2016.
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Skandinav/Sweden/Russ_swed_ek_17/181-200/200.phtml?id=3652 Из сказок новгородских торговых людей в Новгородской земской избе об условиях торговли и об убытках, понесённых ими в шведских владениях]. Проверено 19 февраля 2016.
Литература
- Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. : Акад. наук СССР, Отд-ние истории, Арх. АН СССР Москва : Наука, 1975
- Барсуков А. П. Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского Государства XVII столетия. Издательство: Тип. М. М. Стасюлевича, СПб., 1902
- Васнецов А. М. Переписные книги города Москвы 1665-76 гг. Москва, городская типография, 1886
Ссылки
- [enc-dic.com/enc_biography/Vorobev-ermola-73525.html Воробьёв Ермолай. Большая биографическая энциклопедия, 2009]. Проверено 19 февраля 2016.
- [books.google.ru/books?id=vZIIAwAAQBAJ&pg=PA78&lpg=PA78&dq=воробьев+ермола+дьяк&source=bl&ots=glA_lb8uKV&sig=SwZDKxMmQwR6XkUGvi6cDiwNYjM&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjp8vXvqv_KAhVrDJoKHdRwDX8Q6AEIKDAD#v=onepage&q=%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B1%D1%8C%D0%B5%D0%B2%20%D0%B5%D1%80%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0%B0%20%D0%B4%D1%8C%D1%8F%D0%BA&f=false Васнецов А. М. Переписные книги города Москвы 1665-76 гг. Москва, городская типография, 1886]. Проверено 19 февраля 2016.
- [books.google.ru/books?id=kRIlGlJDxuIC&pg=PA182&lpg=PA182&dq=воробьев+ермолай+дьяк&source=bl&ots=gBx7W7Gs41&sig=li82HdDy8gg09Vy4LSFvjFO_uJw&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwisuNvlgoPLAhUEhywKHe9aAIEQ6AEIJjAC#v=onepage&q=%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B1%D1%8C%D0%B5%D0%B2%20%D0%B5%D1%80%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9%20%D0%B4%D1%8C%D1%8F%D0%BA&f=false Барсуков А. П. Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского Государства XVII столетия. Издательство: Тип. М. М. Стасюлевича, СПб., 1902]. Проверено 19 февраля 2016.
- [vn-eparhia.ru/svyatiteli-novgorodskoj-zemli/150-svyatiteli-novgorodskoj-zemli-xvii-vek/943-ioakim-patriarkh-mitropolit-novgorodskij Официальный сайт Новгородской епархии Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Иоаким (патриарх), митрополит Новгородский]. Проверено 19 февраля 2016.
- [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Skandinav/Sweden/Russ_swed_ek_17/181-200/200.phtml?id=3652 Из сказок новгородских торговых людей в Новгородской земской избе об условиях торговли и об убытках, понесённых ими в шведских владениях]. Проверено 19 февраля 2016.
Отрывок, характеризующий Воробьёв, Ермолай Антонович
Никто не отвечал.Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
