Воробьёв, Иван Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Алексеевич Воробьёв
Дата рождения

26 августа 1921(1921-08-26)

Место рождения

деревня Горбачёво, Одоевский уезд, Тульская губерния, РСФСР[1]

Дата смерти

17 марта 1991(1991-03-17) (69 лет)

Место смерти

город Киев, Украинская ССР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВВС

Годы службы

19391973

Звание Полковник

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

эскадрильей 76-го гвардейского штурмового авиационного полка,
учебным авиационным полком,
авиационным училищем первоначального обучения лётчиков,
авиационной школой воздушных стрелков-радистов.

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Ива́н Алексе́евич Воробьёв (26 августа 1921 года — 17 марта 1991 года) — советский военный лётчик, дважды Герой Советского Союза (1944; 1945), полковник (1956).





Биография

Родился 26 августа 1921 года в деревне Горбачёво ныне Одоевского района Тульской области в крестьянской семье. Русский. Окончил 7 классов школы. Работал в колхозе, был избран бригадиром полеводческой бригады, а также секретарём комсомольской организации. С 1937 года жил в городе Ефремове Тульской области. Работал сначала учеником электрослесаря, затем электрослесарем на заводе синтетического каучука. Одновременно учился в вечерней средней школе и в Ефремовском аэроклубе. В 1939 году окончил 9 классов вечерней средней школы и аэроклуб.

В Красную армию призван 10 ноября 1939 года Ефремовским райвоенкоматом Тульской области. По комсомольской путёвке был направлен в Тамбовскую военную авиационную школу пилотов. В связи с проходящей в это время реорганизацией Тамбовской лётной школы ГВФ в Тамбовскую военную авиационную школу пилотов только в январе 1940 года был зачислен её курсантом (отсюда и путаница, когда он был призван в РККА). В июле 1941 года был досрочно выпущен из авиационной школы пилотов с присвоением воинского звания «сержант» и направлен лётчиком-инструктором во вновь организованную школу первоначального обучения пилотов в город Чебоксары. Прошёл программу переучивания на ночного лётчика-инструктора. Зимой 1942 года школа была расформирована, а на её базе организованы запасные авиаполки для подготовки лётчиков на ночных бомбардировщиках У-2 (По-2). В феврале-июле 1942 года — лётчик 46-го запасного авиаполка (город Алатырь Чувашской АССР). После нескольких рапортов был переведён в маршевый авиаполк для отправки на фронт.

С августа 1942 года участвовал в боях Великой Отечественной войны, лётчик 709-го (с ноября 1942 года — 25-го гвардейского) ночного бомбардировочного авиаполка. Воевал на Сталинградском фронте, совершил около 100 боевых вылетов на бомбардировщике У-2 (По-2), получил свою первую боевую награду — медаль «За отвагу».

При выполнении боевого задания 19 февраля 1943 года получил лёгкое осколочное ранение в голову, некоторое время лечился в госпитале.

В марте 1943 года был направлен на курсы командиров звеньев в 10-й учебно-тренировочный авиационный полк 8-й воздушной армии, где переучился на лётчика-штурмовика. В июне 1943 года, после окончания курсов, был направлен на фронт в штурмовой авиаполк.

С июня 1943 года вновь участвовал в боях: лётчик, старший лётчик, командир авиазвена, заместитель командира и командир авиаэскадрильи 76-го гвардейского штурмового авиаполка. Воевал на Южном, 4-м Украинском и 3-м Белорусском фронтах.

Участвовал в освобождении Донбасса, юга Украины и Крыма. Был награждён двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны 2-й степени. К маю 1944 года совершил 117 боевых вылетов на штурмовике Ил-2. 10 мая 1944 года, после освобождения Севастополя, был представлен к званию Героя Советского Союза.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1944 года за мужество и героизм, проявленные в боях, гвардии старшему лейтенанту Воробьёву Ивану Алексеевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3719).

В дальнейшем участвовал в освобождении Белоруссии, Литвы и Польши, в Восточно-Прусской операции и штурме Кёнигсберга. Был награждён орденами Александра Невского и Отечественной войны 1-й степени. К апрелю 1945 года совершил 207 боевых вылетов на штурмовике Ил-2. 15 апреля 1945 года, во время боёв в Восточной Пруссии, был представлен к награждению второй медалью «Золотая Звезда».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года за мужество и героизм, проявленные в боях, гвардии майор Воробьёв Иван Алексеевич награждён второй медалью «Золотая Звезда» (№ 60/II).

Всего за годы войны на самолётах У-2 (По-2) и Ил-2 совершил около 400 боевых вылетов, в воздушных боях лично сбил 3 самолёта противника.

До марта 1947 года продолжал службу в должности командира авиаэскадрильи 76-го гвардейского штурмового авиаполка (в Белорусском военном округе). С марта 1947 года по август 1948 года — командир авиаэскадрильи 136-го гвардейского штурмового авиаполка (город Лида, Белорусский военный округ). В 1948 году окончил 10-й класс вечерней школы, был направлен на учёбу в Военно-воздушную академию.

В июне 1952 года окончил командный факультет Военно-воздушной академии (посёлок Монино). С июня 1952 года по июль 1954 года — заместитель командира полка по лётной подготовке — инспектор-лётчик 580-го штурмового авиаполка учебной смешанной авиадивизии Военно-воздушной академии (город Киржач Владимирской области). В 1953—1954 годах участвовал в секретной высокоширотной экспедиции. Неоднократно совершал на штурмовике Ил-10 полёты на ледовые аэродромы в Арктике. Был награждён орденом Красной Звезды.

С июля 1954 года служил в Ворошиловградском военном авиационном училище лётчиков (город Ворошиловград, ныне Луганск): заместителем командира учебного авиаполка (до апреля 1955), заместителем командира учебного авиаполка по лётной подготовке (в апреле-ноябре 1955), командиром учебного авиаполка (до января 1958). В январе-декабре 1958 года — командир 772-го учебного авиаполка 8-го военного авиационного училища первоначального обучения лётчиков (город Павлоград Днепропетровской области). С декабря 1958 года — начальник 24-го военного авиационного училища первоначального обучения лётчиков (город Павлодар, Казахстан). В июне 1960 года, в связи с сокращением ВВС и расформированием Павлодарского авиаучилища, был переведён на должность начальника военной авиашколы воздушных стрелков-радистов ВВС (город Канск Красноярского края).


В ноябре 1966 года, по причине списания с лётной работы (дал о себе знать оставшийся в голове, со времён войны, осколок), был переведён в Луганское (Ворошиловградское) высшее военное авиационное училище штурманов имени Пролетариата Донбасса (Киевский военный округ), где служил в должности начальника штаба — заместителя начальника училища (до января 1969), заместителя начальника училища (до ноября 1973). В ноябре 1973 года по состоянию здоровья был уволен в запас.

Жил в Киеве. До 1987 года работал в научно-исследовательском институте «Гипрохиммаш» Министерства химического и нефтяного машиностроения СССР. Умер 17 марта 1991 года. Похоронен на Байковом кладбище в Киеве.

Награды

16 медалей, в том числе:

Память

  • В 1947 году на родине Героя, в деревне Горбачёво, был установлен бронзовый бюст, который в настоящее время находится в районном центре — посёлке городского типа Одоев.

Напишите отзыв о статье "Воробьёв, Иван Алексеевич"

Примечания

  1. Ныне деревня Горбачёво, Одоевский район, Тульская область, Россия.

Литература

  • Воробьёв Иван Алексеевич // БСЭ.- 3-е изд. — М, 1971.- Т.5.- С. 358.
  • Воробьёв Иван Алексеевич // Советская военная энциклопедия. — М., 1976- Т2-С. 354.
  • Воробьёв Иван Алексеевич // Великая Отечественная война 1941—1945: Энциклопедия.- М, 1985.- С. 176.
  • Воробьёв Иван Алексеевич // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — С. 287. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Петухов Ю. За советскую Родину // Бессмертен подвиг их высокий. — Тула 1983.- С. 16 — 18.- С. 615.
  • Ребров М. Мужество, отвага, мастерство // Люди бессмертного подвига: Очерки о дважды, трижды и четырежды Героях Советского Союза. — 4-е изд. испр. и доп. — М, 1975.- Кн.1.- С. 210—219.
  • Агаева И. В. 70 лет со дня рождения (1921) И. А. Воробьева // Тульский край. Памятные даты на 1991 год: Указ. лит. — Тула, 1990.- С. 38-39.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1115 Воробьёв, Иван Алексеевич]. Сайт «Герои Страны». (Проверено 21 февраля 2009)

  • В. Г. Плотицын. [www.tounb.ru/library/tula_region/history/ArticleByName.aspx?ArticleId=14&CategoryId=1 Воробьёв Иван Алексеевич]. Тульская областная универсальная научная библиотека. Проверено 1 апреля 2014.

Отрывок, характеризующий Воробьёв, Иван Алексеевич

– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.