Ворона-свистун

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ворона-свистун
Научная классификация
Международное научное название

Gymnorhina tibicen (Latham, 1802)

Ареал

     Подвид G. t. longirostris      Подвид G. t. dorsalis      Подвид G. t. eylandtensis      Подвид G. t. telonocua      Подвид G. t. terraereginae      Подвид G. t. tibicen      Подвид G. t. tyrannica

     Подвид G. t. hypoleuca
Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вызывающие наименьшие опасения
IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/106005853 106005853 ]

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Ворона-свистун, или черноспинная певчая ворона[1] (лат. Gymnorhina tibicen) — вид птиц, широко распространённый в Австралии. Внешним видом и образом жизни птица очень похожа на европейскую сороку. Отсюда и её английское название «magpie» (с англ. — «сорока»). Пение вороны-свистуна очень разнообразное — обычны звуки, очень похожие на крик вороны, правда зачастую заканчивающийся каким-то хрипением или сипением, как будто птица обессилела. А по утрам слышно яркое, переливчатое, совершенно необычное двухголосое пение-свист одновременно, за что птица и получила своё название.

Ворона-свистун достигает в длину около 40 см. Перья в основном черные, но затылок, спина, надхвостье, подхвостье и большие кроющие крыла белые. Характерны небольшие вариации в окраске в зависимости от принадлежности к одному из 4-х подвидов. Ноги черные, глаза красновато-коричневого цвета.





Систематика

Первое научное описание вида составил английский орнитолог Джон Лэтэм в 1801 году, взяв за образец доставленную в Лондон тушку птицы с побережья залива Порт-Джэксон (юго-восточная Австралия). Указав на внешнее сходство с сизоворонкой, учёный назвал организм Coracias tibicen[2]. Латинское слово tibicen, давшее видовое название птице, переводится как «флейтист» или «игрок на свирели». Таким образом Лэтэм обратил внимание на её мелодичное пение[3][4].

Ещё до работы Лэтэма в промежутке между 1788 и 1792 годами ворону нарисовал художник Томас Уатлинг (англ. Thomas Watling), сосланный в только что образованный Новый Южный Уэльс за подделку денежных купюр[5][6]. Сохранились записи о различных местных названиях птицы, по аналогичному окрасу оперения и форме тела некоторые колонисты называли её сорокой (maggie) или вороной-сорокопутом (crow-shrike)[5][7]. Несмотря на схожую морфологию, к семейству врановых эта птица отношения не имеет, хотя и входит в обширную группу Corvida, куда помимо прочего включены семейства Corvidae (врановые) и Artamidae (ласточковые сорокопуты)[8].

В 1914 году Джон Лич (англ. John Albert Leach), сравнив мышечное строение вороны-свистуна (на тот момент в составе рода Gymnorhina), флейтовых птиц (Cracticus) и ворон-флейтистов (Strepera), пришёл к выводу об их близком родстве. Систематик поместил все 3 рода в новое, описанное им семейство Cracticidae[9]. Американцы Чарльз Сибли (англ. Charles Sibley) и Джон Алквист (англ. Jon E. Ahlquist) в 1985 году установили близкородственную связь между флейтовыми птицами и ещё одной группой австралийских птиц — артамами (Artamus). Они объединили их в кладу Cracticini[10], которая впоследствии получила статус семейства Artamidae[11].

В отличие от других ласточковых сорокопутов, ворона-свистун адаптировалась к добыванию корма на земле, и на основании этого многими систематиками долго выделялась в род Gymnorhina (статус других ранее описанных видов этого рода был понижен до подвидов). Противниками аргументации были, в частности, орнитологи Глен Сторр (англ. Glen Milton Storr)[12], Чарльз Сибли и Джон Алквист[10]. Молекулярное исследование 2013 года подтвердило версию учёных: ближайшим сестринским таксоном вороны-свистуна была признана чёрная флейтовая птица (Cracticus quoyi) из Австралии, Новой Гвинеи и Индонезии. Расхождение между двумя видами состоялось где-то в промежутке между 5,8 и 3,0 млн лет назад, в то время как их обший предок откололся от остальных флейтовых птиц в позднем миоцене или раннем плиоцене 8,3—4,2 млн лет назад[13].

Издания первой половины XX века описывали 3 различных вида в составе рода Gymnorhina: G. tibicen, G. hypoleuca и G. dorsalis[14][15][16]. Позднее учёные обратили внимание на частые случая скрещивания между ними, дававшие плодовитое потомство. Джулиан Форд (Julian Ford) в 1969 году первым из учёных признал их конспецифичными[17], что в дальнейшем подтвердили и другие специалисты[11].

Описание

Внешний вид

Это достаточно плотного телосложения птица. По длине (37—43 см) уступает длиннохвостой сороке, но в сравнении с ней выглядит куда более упитанной. Размах крыльев 65—85 см, масса 220—350 г[18]. Клюв массивный, широкий, с небольшим крючком на кончике надклювья, голубовато-белый в основании и почти чёрный на вершине. Ноги длинные, сильные, окрашены в чёрный цвет[19].

Оперение блестящее чёрно-белое. Для всех подвидов характерны чёрные голова, крылья и брюхо, а также широкие белые поля в области лопаток. Нижняя часть хвоста также чёрная. Затылок белый у самцов и серебристо-серый у самок. У взрослых птиц радужина красновато-коричневая, что заметно отличает ворону-свистуна от ворон-флейтистов (у которых радужина жёлтого цвета) и австралийских врановых (у которых радужина белая)[20]. Основное отличие подвидов проявляется в различном развитии чёрного и белого на пояснице: у некоторых она преимущественно чёрная, у других белая[18]. У самца подвида dorsalis поясница чисто белая, тогда как у самки белая с чёрным волнистым рисунком[20].

В первые два года жизни в окраске оперения преобладают светло-серые и коричневатые тона[21]. Двух- и трёхлетние особи обоего пола уже почти неотличимы от взрослой самки. Радужина молодых птиц тёмно-коричневая[19]. Средняя продолжительность жизни около 25 лет[22], иногда встречаются 30-летние особи[23].

Отличия от других видов

Определение вида в природе обычно не вызывает затруднений. У сорочьей флейтовой птицы с аналогичным телосложением и общими тонами окраски брюшная сторона тела чисто-белая, а не чёрная, как у вороны-свистуна. Австралийская граллина (Grallina cyanoleuca) выглядит значительно мельче и изящнее, к тому же так же, как и сорочья флейтовая птица, отличается белоснежным брюхом и другими деталями окраски. У ворон-флейтистов всё оперение тёмное, клюв более мощный[20].

Голос

В Австралии это одна из наиболее заметных певчих птиц, обладает разнообразной и достаточно сложной вокализацией, включающей вариацию высоты голоса до 4 октав[24]. Она способна подражать пению по крайней мере 35 видов других птиц, а также лаянию собаки и ржанию лошади[25]. Известны даже случаи имитации человеческой речи, особенно если птица обитает в границах населённого пункта[26]. Мелодичная трель вороны-свистуна не только хорошо известна местным жителям, но также время от время упоминается в произведениях искусства: например, в поэме «The Magpies» известного новозеландского поэта Дениса Гловера (англ. Denis Glover)[27] и книге для детей «Waddle Giggle Gargle» писательницы Памелы Аллен (англ. Pamela Allen)[28].

Одинокая птица время от времени издаёт тихую мелодичную трель, состоящую из нескольких частей на разной высоте и с отличной частотой; такое пение может продолжаться до 70 минут без остановок. Описанная вокализация больше характерна для периода после окончании сезона размножения[29]. Для привлечения внимания или защиты территории кричат две и более птиц, при этом, как правило, зачинщиком выступает одна особь, после чего возбуждаются и другие[30]. В отличие от первого способа вокализации, этот крик достаточно громкий, хоть и не резкий — его можно разложить на 4—5 отчётливых элемента с неясным шумом в промежутках[31]. Во время крика птицы обычно выпячивают грудь и вытягивают крылья назад[32]. Короткую версию этой «песни» в исполнении группы ворон нередко можно услышать в межсезонье непосредственно перед восходом или сразу после заката[25].

Птенцы и молодые птицы издают громкий (~80 дБ) и высокий (~8 кГц) писк[33].

Распространение

Ареал

Область распространения — травянистые равнины в бассейне реки Флай в Новой Гвинее, большая часть Австралии (отсутствует на северной оконечности полуострова Кейп-Йорк, в пустынях Гибсона и Большой Песчаной), северо-западная часть Тасмании[34]. В 1860—1870-е годы европейские переселенцы преднамеренно интродуцировали птицу в Новой Зеландии[35] с целью уничтожения насекомых-сельскохозяйственных вредителей; благодаря приносимой пользе вплоть до 1951 года ворона-свистун была внесена в охраняемый список животных этой страны[36]. В ряде источников, в частности в финансируемой Министерством Культуры и Наследия «Энциклопедии Новой Зеландии», указывается, что птица негативно воздействует на местные эндемичне виды, в частности новозеландского туи и новозеландского плотоядного голубя, активно разоряя их гнёзда[36]. Специалисты Университета Вайкато (англ. University of Waikato) (Гамильтон, Новая Зеландия), проведя собственное наблюдение, поставили под сомнение это утверждение[37]. Ранние поверья о хищническом образе жизни птиц так же не нашли научного подтверждения[38]. Попытки интродукции были также предприняты на Соломоновых Островах, Шри-Ланке и острове Тавеуни (Республика Фиджи); лишь последняя из них увенчалась успехом[35].

Места обитания

Птица населяет разнообразные открытые ландшафты с деревьями поблизости, в первую очередь саванны, полупустыни, редколесья, опушки дождевых и склерофитных лесов. Хозяйственная деятельность человека заметно расширило разнообразие населяемых ею биотопов: ворона-свистун охотно занимает сельхозугодья, поля для гольфа, лужайки, городские сады и парки, а также улицы населённых пунктов. Корм добывает на поверхности земли, оставшееся время проводит на деревьях в тени листвы[39].

Особенности поведения

Активна в светлое время суток, при этом ночью отдыхающие птицы воспроизводят крики, характерные также для других ласточковых сорокопутов[40]. Однако это единственный представитель семейства, который по земле передвигается шагом, а не прыжками на параллельных ногах, как домовый воробей. Вследствие укороченной бедренной кости в сочетании с длинной цевкой ворона редко бегает, хотя и способна преследовать добычу на короткой дистанции[41].

Как правило, оседла и территориальна. Держится устоявшимися группами, зачастую занимающими одну и ту же территорию в течение многих лет подряд[42]. При появлении пернатого хищника сообщества действуют сообща — поднимают крик и атакуют пришельца со всех сторон, пытаясь выдворить его за пределы участка[43]. Также нередки территориальные конфликты между соседними группами ворон-свистунов; в этом случае можно наблюдать картину, когда на границе участка сталкиваются по одной-две доминантной птице с каждой стороны, в то время как остальные держатся позади, криками помечая территорию. Участники поединка взъерошивают перья, бегают вдоль линии разграничения и также подают голосовые предупреждения. Бывает, что вдоль воображаемой границы выстраиваются по несколько птиц из обеих групп, образуя так называемую «стенку на стенку»[44].

Питание

Питание смешанное с уклоном на животную пищу. В частности, добывает беспозвоночных: земляных червей, многоножек, улиток, пауков, скорпионов и разнообразных насекомых, в том числе тараканов, муравьёв, жуков и бабочек на разных стадиях развития. Иногда попадается и более крупная добыча: сцинки, лягушки, мыши и другие мелкие млекопитающие[45]. Ядовитую жабу-агу сперва переворачивает на спину, после чего выклёвывает внутренности брюха[46]. При случае употребляет в пищу падаль, также собирает с туш падших животных насекомых[47]. Ряд источников указывает на растительные корма в рационе: зерно, клубни, инжир и грецкие орехи[45].

Кормится группами, но при этом отдельные особи разбредаются достаточно далеко друг от друга[47]. Пищу чаще всего обнаруживает с помощью зрения и склёвывает с поверхности земли, кузнечиков и некоторых других животных ловит на лету[45]. В поисках добычи иногда погружает клюв в мягкий субстрат, переворачивает камни, листья и прочий природный мусор[48][47]. В одном исследовании показано, что птица обнаруживала жуков-скарабеев по звуку либо вибрации грунта, в котором они прятались[49]. Мелкая добыча проглатывается целиком, у пчёл и ос предварительно отщипываются жала[50]. Животных покрупнее предварительно встряхивают и оглушают ударом о землю, затем прижимают одной лапой к земле и отщипывают по кусочку. Делает запасы[47].

Размножение

Сроки размножения сильно растянуты по времени. В северной и внутренней Австралии, где сезонность проявляется в чередовании сухого и влажного сезонов, гнездится в промежутке между июнем по сентябрём. На южной периферии ареала, где климат субтропический или умеренный, начало откладки яиц сдвигается на август или сентябрь, в Новой Зеландии вплоть до ноября[51][47].

Всю заботу об обустройстве гнезда берёт на себя самка[52]. Постройка чашеобразная (диаметр 30—50 см, глубина 10—20 см, лоток диаметром 13—16 см и глубиной 5—10 см[47]), свита из сучьев, травы и кусочков коры, иногда с примесью проволоки, проводов и другого материала антропогенного происхождения[53][47]. Как правило, гнездо расположено в развилке ствола или основании большой ветви дерева — чаще всего эвкалипта[54]. Известны случаи устройства гнёзд на инородных для Австралии деревьях: сосны, боярышника или вяза[55]. Зачастую, на одном дереве вместе с вороной-свистуном размножаются и другие виды: желтопоясничная шипоклювка (Acanthiza chrysorrhoa), чёрно-белая веерохвостка (Rhipidura leucophrys) и обыкновенный белолобик (Aphelocephala leucopsis), реже черношапочная манорина (Manorina melanocephala). Первые две из перечисленных птиц могут устроить гнездо даже непосредственно под гнездом вороны. Также зарегистрированы случаи, когда мелкая полосатая радужная птица (Pardalotus striatus) для откладки яиц проделывала туннель в основании постройки описываемого вида[56]. Ворона-свистун известна как один из воспитателей паразитной исполинской кукушки (Scythrops novaehollandiae)[57].

Тип размножения и ухода за потомством весьма разнообразный, с региональными особенностями. На севере и востоке ареала пары, как правило, гнездятся обособленно; на юге Австралии общая совокупляющаяся группа может состоять из нескольких самцов и более одной самки. Помимо взрослых птиц, в выкармливании потомства часто принимают участие молодые птицы из предыдущего помёта, оставшиеся вместе с родителями. Исследования среди городских птиц подвида dorsalis показывают, что в 80 % оплодотворения яиц принимают участие более одного самца[47]. Специалисты организации «Музей Виктории» (Museum Victoria), управляющей несколькими музеями на юге Австралии, утверждают, что пара без помощников не способна прокормить более двух птенцов за раз[58].

В кладке от двух до шести яиц размером около 27×38 мм[58]. Окраска скорлупы достаточно изменчива: чаще всего встречаются яйца голубого или зелёного цвета, но они могут быть также и красноватые. Окраска может быть однотонной или состоять из различных оттенков, с крапинками или без[58].

Период инкубации около 20 дней[59]. Птенцы гнездового типа, появляются на свет почти одновременно. Выкармливаются самкой и её помощниками (так называемое кооперативное гнездование), в то время как самец может приносить корм своей партнёрше[60]. В возрасте около трёх недель, ещё не научившись летать, птенцы покидают гнездо и прячутся в подлеске либо на нижних ветках дерева, запрыгивая на них с земли. Они ещё длительное время продолжают выпрашивать корм, при этом самка обычно теряет к ним интерес через месяц или около того. Иногда встречаются восьми- — девятимесячные попрошайки, но на них уже никто не реагирует. Сеголетки достигают размеров взрослых особей в возрасте одного года[61].

Враги и неблагоприятные факторы

Основные природные враги птицы — вараны и лающая иглоногая сова (Ninox connivens). Австралийская ворона может полакомиться оставленными без присмотра яйцами и птенцами[62]. Часть птиц погибает от воздействия электрического тока на линиях электропередач, при столкновениях с автомобилями на дорогах, или после употребления в пищу отравленных ядом домовых воробьёв и мелких грызунов[42].

Птица и человек

Ворона-свистун легко приучается. Могут имитировать звуки и голоса. Известность получили в последнее время их нападения на человека (swooping) вблизи своих гнёзд во время выведения птенцов с августа по ноябрь. В определённых местах детям и велосипедистам советуют надевать шлемы для защиты от нападений. Обычно птицы нападают сзади без предупреждения. Атаку может предотвратить постоянный зрительный контакт с птицей. Поэтому некоторые люди рисуют на шлеме сзади глаза или же носят солнечные очки сзади.

Напишите отзыв о статье "Ворона-свистун"

Примечания

  1. Бёме Р. Л., Флинт В. Е. Пятиязычный словарь названий животных. Птицы. Латинский, русский, английский, немецкий, французский / Под общей редакцией акад. В. Е. Соколова. — М.: Рус. яз., «РУССО», 1994. — С. 468. — 2030 экз. — ISBN 5-200-00643-0.
  2. Latham, 1801, p. xxvii.
  3. Simpson, 1979, p. 883.
  4. Jobling, 1992, p. 234.
  5. 1 2 Kaplan, 2004, p. 3.
  6. Watling, Thomas. [www.nhm.ac.uk/nature-online/art-nature-imaging/collections/first-fleet/art-collection/nathist.dsml?sa=1&lastDisp=gall&notes=true&beginIndex=210&enlarged=true%3fimage&desc=true& "Piping Roller", native name "Tarra-won-nang"]. First Fleet Artwork Collection. The Natural History Museum, London. Проверено 30 июня 2016. [www.webcitation.org/6iesGVzBj Архивировано из первоисточника 30 июня 2016].
  7. Higgins et al., 2006, p. 579.
  8. Feduccia, 1999, p. 361.
  9. Leach, 1914.
  10. 1 2 Sibley & Ahlquist, 1985.
  11. 1 2 Christidis & Boles, 2008, p. 196.
  12. Storr, 1952.
  13. Kearns et al., 2013.
  14. Serventy, 1953.
  15. McCarthy, 2006, p. 232.
  16. Fraser & Gray, 2013.
  17. Ford, 1969.
  18. 1 2 Higgins et al., 2006, p. 580.
  19. 1 2 Higgins et al., 2006, p. 618.
  20. 1 2 3 Higgins et al., 2006, p. 581.
  21. Simpson & Day, 1993, p. 392.
  22. Kaplan, 2004, p. vii.
  23. QNPWS, 1993.
  24. Higgins et al., 2006, p. 605.
  25. 1 2 Higgins et al., 2006, p. 606.
  26. Kaplan, 2004, p. 112.
  27. Falla et al., 1972, p. 235.
  28. Jones, 2002, p. viii.
  29. Kaplan, 2004, p. 111.
  30. Kaplan, 2004, p. 109.
  31. Kaplan, 2004, p. 36.
  32. Kaplan, 2004, p. 37.
  33. Kaplan, 2004, p. 76.
  34. Higgins et al., 2006, p. 583—584.
  35. 1 2 Long, 1981, p. 344.
  36. 1 2 [www.teara.govt.nz/en/introduced-land-birds/page-6 Introduced land birds: Australian Magpie]. Te Ara – the Encyclopedia of New Zealand. Ministry for Culture & Heritage (New Zealand) (20 ноября 2008). Проверено 19 сентября 2016. [www.webcitation.org/6keQ8GFQa Архивировано из первоисточника 19 сентября 2016].
  37. Morgan et al. (A), 2006.
  38. Morgan et al. (B), 2006.
  39. Higgins et al., 2006, p. 582—583, 585.
  40. Kaplan, 2004, p. 25.
  41. Kaplan, 2004, p. 19—20.
  42. 1 2 Higgins et al., 2006, p. 587.
  43. Kaplan, 2004, p. 91.
  44. Kaplan, 2004, p. 82.
  45. 1 2 3 Barker & Vestjens, 1990.
  46. [www.scu.edu.au/news/media.php?item_id=1023&action=show_item&type=M Birds learn to eat cane toads safely]. Southern Cross University website. Southern Cross University (26 ноября 2007). Проверено 20 ноября 2009.
  47. 1 2 3 4 5 6 7 8 Russell & Rowley, 2008, p. 340.
  48. Higgins et al., 2006, p. 589.
  49. Veltman & Hickson, 1989.
  50. Higgins et al., 2006, p. 590.
  51. Kaplan, 2004, p. 48.
  52. Kaplan, 2004, p. 49.
  53. Beruldsen, 2003, p. 373.
  54. Kaplan, 2004, p. 49—51.
  55. Higgins et al., 2006, p. 609.
  56. Higgins et al., 2006, p. 610.
  57. Kaplan, 2004, p. 53.
  58. 1 2 3 [museumvictoria.com.au/discoverycentre/discovery-centre-news/2009-archive/australian-magpie-eggs/ Australian Magpie Eggs]. Museum Victoria (19 апреля 2009). Проверено 21 ноября 2016. [www.webcitation.org/6kgt7nyMr Архивировано из первоисточника 21 ноября 2016].
  59. Kaplan, 2004, p. 66.
  60. Higgins et al., 2006, p. 595.
  61. Carrick, 1972.
  62. Kaplan, 2004, p. 51—52.

Литература

  • Barker, Robin D.; Vestjens, Wilhelmus J. M. The Food of Australian Birds 2. — CSIRO Publishing, 1990. — Т. Vol 2. Passerines. — 557 p.</span>
  • Beruldsen, Gordon R. Australian Birds Their Nests and Eggs. — G & E Beruldsen, 2003. — 430 p. — ISBN 978-0646427980.</span>
  • Carrick, Robert. Population ecology of the Australian Black-backed Magpie, Royal Penguin, and Silver Gull // U S Dept Interior Res Report. — 1972. — Vol. 2. — P. 41—99.</span>
  • Christidis, Les; Boles, Walter E. Systematics and Taxonomy of Australian Birds. — CSIRO Publishing, 2008. — 288 p. — ISBN 978-0-643-06511-6.</span>
  • Falla, R. A; Sibson, R. B.; Turbott, E. G. A Field Guide to the Birds of New Zealand and Outlying Islands. — Collins, 1972. — 254 p. — ISBN 978-0002120227.
  • Feduccia, Alan. The Origin and Evolution of Birds. — Yale University Press, 1999. — 480 p. — ISBN 978-0300078619.</span>
  • Ford, J. The distribution and status of the Australian Magpie in Western Australia // Emu. — 1969. — Vol. 68, no. 4. — P. 278—279. — DOI:10.1071/MU968278a.</span>
  • Fraser, Ian; Gray, Jeannie. Australian Bird Names: A Complete Guide. — CSIRO Publishing, 2013. — 352 p. — ISBN 978-0643104693.</span>
  • Jobling, James А. A Dictionary of Scientific Bird Names. — United States: Oxford University Press, 1992. — ISBN 0198546343.
  • Jones, Darryl. Magpie Alert: Learning to Live with a Wild Neighbour. — Randwick, New South Wales: University of New South Wales Press, 2002. — ISBN 0-86840-668-6.
  • Higgins, Peter; Peter, J.M.; Steele, W.K. Handbook of Australian, New Zealand and Antarctic Birds. — Oxford University Press, 2006. — Vol. 7: Boatbills to Starlings. — 1992 p. — ISBN 978-0195539967.</span>
  • Kaplan, Gisela. Australian Magpie: Biology and Behaviour of an Unusual Songbird. — CSIRO Publishing, 2004. — 152 p. — ISBN 978-0643090682.</span>
  • Kearns, Anna; Joseph, Leo; Cook, Lyn G. A Multilocus Coalescent Analysis of the Speciational History of the Australo-Papuan Butcherbirds and their Allies // Molecular Phylogenetics and Evolution. — 2013. — Vol. 66, no. 3. — P. 941—952. — DOI:10.1016/j.ympev.2012.11.020.</span>
  • Latham, John. [biodiversitylibrary.org/page/33261401#page/479/mode/1up Supplementum indicis ornithologici sive systematis ornithologiae]. — London : Leigh & Sotheby, 1801.</span>
  • Leach, John Albert. The myology of the Bell-Magpie (Strepera) and its position in classification // Emu. — 1914. — Vol. 14, no. 1. — P. 2—38. — DOI:10.1071/MU914002.</span>
  • Long, John L. Introduced birds of the world: The worldwide history, distribution, and influence of birds introduced to new environments. — Universe Books, 1981. — 528 p. — ISBN 0-589-50260-3.
  • McCarthy, Eugene M. Handbook of Avian Hybrids of the World. — Oxford University Press, 2006. — 608 p. — ISBN 978-0195183238.</span>
  • Morgan, D.; Waas, J.; Innes, J. [www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/03014223.2006.9518427 The relative importance of Australian magpies (Gymnorhina tibicen) as nest predators of rural birds in New Zealand] // New Zealand Journal of Zoology. — 2006. — Vol. 33, no. 1. — P. 17—33. — DOI:10.1080/03014223.2006.9518427.</span>
  • Morgan D.; Waas, J.; Innes, J. Do territorial and non-breeding Australian Magpies Gymnorhina tibicen influence the local movements of rural birds in New Zealand? // Ibis. — 2006. — Vol. 148, no. 2. — P. 330—342. — DOI:10.1111/j.1474-919X.2006.00545.x.</span>
  • QNPWS (Queensland National Parks & Wildlife Service). Living with Wildlife: The magpie // Brisbane: Department of Environment and Heritage, Queensland. — 1993.</span>
  • Russell, E. M.; Rowley, I. C. R. Family Cracticidae (Butcherbirds) / del Hoyo, J.; Elliott, A.; Christie, D. (eds.). — Lynx Edicions, 2008. — Vol. 14: Bush-shrikes to Old World Sparrows. — 879 p. — ISBN 978-8496553507.</span>
  • Serventy D. L. Some speciation problems in Australian birds: with particular reference to the relations between Bassian and Eyrean ?species-pairs? // Emu. — 1953. — Vol. 53, no. 2. — P. 131—145. — DOI:10.1071/MU953131.</span>
  • Sibley, C. G.; Ahlquist, J. E. The phylogeny and classification of Australo-Papuan passerine birds // Emu. — 1985. — Vol. 85, no. 1. — P. 1—14. — DOI:10.1071/MU9850001.</span>
  • Simpson, Ken; Day, Nicolas. Field Guide to the Birds of Australia: The Most Complete One-Volume Book of Identification. — Viking Australia, 1993. — 392 p. — ISBN 978-0670904785.</span>
  • Simpson, D. P. Cassell's Latin-English, English-Latin Standard Dictionary (5 ed.). — London : Cassell Ltd, 1979. — 902 p. — ISBN 0-304-52257-0.</span>
  • Storr, G. M. Remarks on the Streperidae // South Australian Ornithologist. — 1952. — Vol. 20. — P. 78—80.</span>
  • Veltman, C. J.; Hickson, R. E. Predation by Australian magpies (Gymnorhina tibicen) on pasture invertebrates: are non-territorial birds less successful? // Australian Journal of Ecology. — 1989. — Vol. 14, no. 3. — P. 319—326. — DOI:10.1111/j.1442-9993.1989.tb01440.x.</span>

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ворона-свистун

Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.