Воронеж в годы Великой Отечественной войны

Воро́неж в го́ды Вели́кой Оте́чественной войны́ — хронологический период в истории города Воронежа во время Великой Отечественной войны с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года.

С 7 июля 1942 года по 25 января 1943 года (212 дней) правобережная часть Воронежа была оккупирована немецко-фашистскими войсками, то есть фактически всё это время линия фронта разделяла город на две части.

Воронеж в предвоенные годы

В Викитеке есть полный текст Закона СССР от 01.09.1939 о всеобщей воинской обязанности

1 сентября 1939 года вследствие нападения вооружённых сил Германии на Польшу резко обострилась международная обстановка.

В этот же день в Советском Союзе была введена всеобщая воинская обязанность. В полночь с 6 на 7 сентября 1939 года Военным советам семи округов Красной Армии поступила директива № 14650 с грифом «Секретно» от наркома обороны маршала К. Е. Ворошилова. В ней отдавался приказ незамедлительно

…поднять на большие учебные сборы по литеру «А», согласно директиве № 2/1/50698 от 20 мая 1939 г., все войсковые части и учреждения по мобилизационному плану № 22. … Одновременно должны быть подняты и запасные части. Подтверждается, что поднятие на большие сборы по литеру «А» производить только рассылкой персональных повесток, но отнюдь не опубликовать. Воспрещается и оповещение расклейкой приказов". …

В 1939 году «большие учебные сборы (БУС)» означали скрытую массовую мобилизацию, а литера «А» — поступление в войска приказа о развёртывании отдельных боевых частей, имеющих срок готовности десять суток, с тылами по штатам военного времени. План № 22 предписывал проведение мобилизации в условиях строгой секретности.

Воронежская область в это время находилась в составе Орловского военного округа (ОрВО) под командованием Михаила Григорьевича Ефремова, который на момент объявления скрытой мобилизации находился в отпуске. Его замещал начальник штаба полковник Андрей Дмитриевич Корнеев.

В Воронеже первым, кто получил информацию о начале мобилизации, был областной военком комбриг Иван Алексеевич Староватых. В 6 часов 30 минут 7 сентября из штаба округа им был получен соответствующий приказ, согласно которому он отправил приказы в райвоенкоматы в 17 часов того же дня.

1941 год

Лето

В Викитеке есть полный текст Указа Президиума ВС СССР от 22.06.41 об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения

В Викитеке есть полный текст Указ Президиума ВС СССР от 22.06.41 о мобилизации военнообязанных по четырнадцати военным округам

22 июня 1941 года, в первый день Великой Отечественной войны, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года, Воронежская область, в числе 24 регионов Советского Союза, была объявлена на военном положении.

В соответствии с приказом № 1 начальника Воронежского гарнизона Селиванова от 23 июня, Воронеж и прилегающие районы объявлялись зоной опасности воздушного нападения. Был введён режим светомаскировки и установлены сигналы ПВО. Населению и организациям для защиты от авиабомб рекомендовалось рыть щели. Были открыты все бомбоубежища. В городе был объявлен комендантский час.

Будучи достаточно удалённым от западных границ Советского Союза, несмотря на приближающуюся линию фронта, Воронеж в течение первого военного лета оставался в глубоком стратегическом тылу.

С понедельника 23 июня 1941 года, на основании Указа Президиума ВС СССР от 22 июня 1941 года о мобилизации военнообязанных по четырнадцати военным округам, в Воронежской области начинается мобилизация. Призыву подлежали военнообязанные граждане с 1905 по 1918 годы рождения, всего 14 возрастов. Не дожидаясь повесток из военкоматов, охваченные патриотическим подъёмом, жители области создавали отряды народного ополчения. В первые недели войны в области в ряды ополчения вступило около 60 тыс. человек.

21 августа в Первомайском саду был сформирован Воронежский добровольческий коммунистический полк. Командиром полка был назначен полковник М. Е. Вайцеховский, участник гражданской войны, кавалер двух орденов Красного Знамени. Комиссаром полка стал ректор Воронежского государственного университета Н. П. Латышев, начальником штаба — капитан А. Т. Худяков, тоже участник гражданской войны, работавший в Воронеже перед войной начальником отдела боевой подготовки областного Осоавиахима. В сентябре 1941 года полк, влившись в состав 100-й стрелковой дивизии, отправился в действующую армию. По пути на фронт ей первой было присвоено звание 1-й гвардейской стрелковой дивизии. Впоследствии полк тоже стал гвардейским и закончил войну освобождением австрийской столицы Вены весной 1945 года.

Осень

Осенью южный фланг наступающих на Москву немецких войск проходил вблизи границ Воронежской области. Ими были оккупированы соседние Курская и Орловская области. В октябре немцы заняли Орёл и Елец. Линия фронта в это время проходила в 100—120 км от Воронежа. Город приобрёл статус прифронтового. Начались первые налёты немецкой авиации. В середине октября было принято решение об эвакуации промышленных предприятий Воронежа на восток. В течение осени было эвакуировано по меньшей мере 117 крупных предприятий.

В октябре 1941 года в Воронеж переместились Главное командование Юго-Западного направления и Юго-Западного фронта во главе с заместителем наркома обороны СССР маршалом С. К. Тимошенко. Во исполнение постановления Государственного Комитета Обороны от 22 октября 1941 года было принято постановление бюро Воронежского обкома ВКП(б), на основании которого в Воронеже был создан городской комитет обороны во главе с первым секретарём обкома ВКП(б) В. Д. Никитиным. В состав комитета вошли секретарь Воронежского горкома ВКП(б) С. И. Яковлев, председатель облисполкома И. В. Васильев, начальник воронежского гарнизона И. Е. Глатоленков и начальник областного управления НКВД Н. А. Голубев.

7 ноября 1941 года, в честь 24-й годовщины Октябрьской революции, в Воронеже состоялся парад войск Юго-Западного фронта. Подобные парады прошли в тот день только в Москве с участием И. В. Сталина, и в Куйбышеве, куда были эвакуированы многие правительственные учреждения. На городской площади парад принимали командующий фронтом маршал С. К. Тимошенко и И. Х. Баграмян. Так же как и с Красной Площади в Москве, бойцы Юго-Западного фронта, промаршировав по площади 20-летия Октября (ныне пл. Ленина), уходили прямо на фронт.

В течение осени 1941 года в Воронежской области было сформировано 165 партизанских отрядов, которые объединяли 4883 бойца. В общей сложности воронежскими партизанами были проведены 47 боевых операций.

Зима

В течение зимы 1941 г. и весны 1942 г. линия фронта на воронежском участке относительно стабилизировалась и проходила несколько западнее полотна Московско-Донбасской железной дороги, примерно в 100 км от города. В условиях непосредственной близости к фронту, под частый гул сирен, возвещавших начало воздушной тревоги, под гром зенитной артиллерии жил и работал Воронеж. Вражеской авиации не удалось парализовать жизнь города. Бесперебойно работали электростанции, водопровод, ходили трамваи. Значительная часть трудоспособного населения пошла работать на предприятия и в учреждения, непосредственно связанные с обслуживанием фронта, — в пошивочные, сапожные и прочие мастерские, в госпитали, в различного рода военные учреждения.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)}

Прифронтовой Воронеж (1942)

С начала войны Воронеж периодически подвергался бомбардировкам, которые кратковременно нарушали работу трамвайного сообщения в городе. В 1942 году трамвай оставался единственным средством транспорта в Воронеже, так как автотранспорт был мобилизирован на фронт. На нём перевозились грузы; с помощью него доставляли раненых от вокзала к госпиталям. Трамвайная система продолжала работать вплоть до захвата правобережной части города и депо немецкими войсками.

Весной 1942 года для защиты Воронежа от налётов немецкой авиации в город была переведена 3-я дивизия ПВО, три полка которой в основном комплектовались из девушек города и Воронежской области.

Битва за Воронеж

28 июня 1942 года немецкие войска, начав наступательные действия, нанесли удар в районе Курска на воронежском направлении по 13-й и 40-й армиям Брянского фронта. 30 июня в наступление в направлении Острогожска перешла 6-я армия противника, которая в районе Волчанска прорвала оборону 21-й и 28-й армий. Проведя тяжёлые бои западнее Старого Оскола, соединения 21-й и 40-й армий прорывались на восток отдельными частями и подразделениями. Между Брянским и Юго-Западным фронтами образовалась брешь. Таким образом, для вражеских войск открылся путь к Дону и Воронежу.

2 июля 1942 года под Воронеж была передислоцирована 159-я стрелковая дивизия, которая была сформирована почти полностью из уральцев.

Между тем, как следует из дневников начальника Генерального штаба Сухопутных войск генерал-полковника Франца Гальдера, в ходе наступления на Юге Гитлер не отводил решающего значения взятию Воронежа. 3 июля состоялось совещание в штабе группы армий «Юг», расположенном в Полтаве. 3 июля 1942 года он записал :

... Северное крыло (ударной группы Вейхса - 24-й танковой дивизии и дивизии «Великая Германия»), видимо, продолжает растягиваться в восточном направлении, к Воронежу, и подвергается здесь сильному нажиму со стороны противника, атакующего еще дальше к востоку. ... 1. Брать Воронеж отнюдь не при любых обстоятельствах. Если выяснится, что противник наступает крупными силами, тогда достаточно выхода к Дону южнее Воронежа. (По имеющимся данным, промышленность Воронежа не демонтирована.) 2. В ходе дальнейших операций нужны быстрые короткие прорывы, чтобы постоянно нейтрализовывать противника по частям…

Запись в дневнике Гальдера от 5 июля:

Хотя на совещании 3.7 фюрер сам подчеркнул, что не придает Воронежу никакого значения и предоставляет группе армий право отказаться от овладения городом, если это может привести к чересчур большим потерям, фон Бок не только позволил Готу упрямо лезть на Воронеж, но и поддержал его в этом.

В этот же день (5 июля 1942 года) он пишет, что группа армий «Юг» наступает успешно. Их войска вышли к Дону на широком фронте западнее и южнее Воронежа. Силы 24-й танковой дивизии и дивизии «Великая Германия» могут быть серьёзно истощены при наступлении на Воронеж, который хорошо подготовлен к обороне. Оборонительный рубеж Вейхса, прикрывающий войска с севера, был атакован противником частично при сильной поддержке танков. Танки противника были недостаточно организованы и взаимосвязаны. Атака была отражена. Силы противника стягиваются к северному участку и в район Воронежа.

6 июля генерал-полковник барон Максимилиан фон Вейхс в своём боевом отчёте написал:

… 6.07 удалось разбить противника между реками Дон и Олым. При этом только 9-я танковая дивизия уничтожила 61 танк противника. Поэтому останавливать наступление, не достигнув благоприятной местности для обороны не следует. … Если нам это не удастся, то противник окажется перед всем фронтом обладателем такой местности, которая обеспечит ему благоприятные условия для танковой атаки в направлении север-юг. Следует учесть, что русские используют свою возможность свободы действия для создания мощного удара по нашему северному флангу. …

10 июля Франц Гальдер делает в своём дневнике следующую запись:

Северный участок фронта Вейхса снова под ударами противника. Смена 9-й и 11-й танковых дивизий затруднена.

Согласно записи Гальдера в его дневнике от 11 сентября 1942 года Гитлер приказал: «Не уходить из Воронежа добровольно! Создание заградительной позиции одобрено.»

До 25 января 1943 года советские войска обороняли Воронеж, выполняя важную задачу — прикрывали Москву с юга и сковывали силы венгерских дивизий. В ходе наступательной операции «Малый Сатурн», а затем Острогожско-Россошанской и Воронежско-Касторненской наступательных операций силами Воронежского фронта были разгромлены 2-я немецкая, 8-я итальянская и 2-я венгерская армии. При этом потери немецких войск составили 320 тысяч солдат и офицеров. Под Воронежем были разгромлены 26 немецких дивизий, а количество пленных было больше, чем под Сталинградом. 25 января 1943 года Воронеж был освобожден.

25 января 1943 года Совинформбюро сообщало:

25 января войска Воронежского фронта, перейдя в наступления в районе Воронежа, опрокинули части немцев и полностью овладели городом Воронеж. Восточный берег р. Дон в районе западнее и юго-западнее города также очищен от немецко-фашистских войск. Количество пленных, взятых под Воронежем, к исходу 24 января увеличилось на 11 000 солдат и офицеров. Таким образом, общее количество пленных, взятых в районе Воронежского фронта, дошло до 75 000 солдат и офицеров."

26 января 1943 года, на следующий день после освобождения Воронежа, в «Комсомольской правде» появились следующие строки: «Когда-нибудь об уличных боях в Воронеже будет написано много страниц. Этот город воевал на своих площадях и улицах в течение многих месяцев. Город дрался за каждый квартал, квартал — за каждый дом».

Послевоенный Воронеж (1943—1955 годы)

Один из советских бойцов, вошедших в освобождённый Воронеж, вспоминал: «Мы двигались по проспекту Революции. И не встретили ни одной живой души… Город был мёртв. Всюду горы развалин и чёрные остовы домов… Так мы прошли на запад по безжизненному городу».

26 января 1943 года в Воронеж начали возвращаться мирные жители.

К 1 марта в свои дома вернулись уже около 10 тыс. воронежцев.

В марте 1945 года состоялся пленум городского комитета ВКП(б), на котором были приведены данные о том, что в 1944 году было построено и восстановлено 263 342 кв. м. площади различного назначения, в том числе производственной — 112 422 кв. м. и жилой — 62 268 кв. м. На начало 1945 года в строй вошло 166 магазинов и лавок, 164 столовые, 5 бань, 7682 дома, 156 км водопровода, 3 насосные станции, восстановлено 42 км трамвайного пути, 72 трамвайных вагона, 152 электросети, телефонная станция, телеграф, радиостанция, 5 радиоузлов. В городе работало 37 школ с 30 тысячами учащихся, 31 детский сад, который посещали 3228 детей. Были восстановлены два театра на 1590 мест, три клуба. Коллективы университета, сельскохозяйственного, медицинского, инженерно-строительного, педагогического и зооветеринарного институтов начали готовить кадры специалистов для народного хозяйства.

Промышленность

Воронежский авиационный завод

Во время Великой Отечественной войны Воронежский авиационный завод был эвакуирован в город Куйбышев, где выпускал фронтовой штурмовик Ил-2. За годы войны было произведено около 18 тысяч самолетов этого типа.

Авиаконструктор А. С. Москалев, работающий на заводе, вспоминал:

А немцы все ближе и ближе подходили к Воронежу. Стала привычной воздушная тревога и мы не очень спешили в убежища, которыми являлись вырытые тут же, на дворе завода, глубокие траншеи, и прыгали туда. когда вражеские бомбардировщики уже были над нами. Заводу, выпускавшему штурмовики Ил-2, работать немцы не давали. На заводе всюду расставили гнезда с авиационными пулеметами на турелях, стреляли, но толку было немного. Несмотря на бомбежку, завод мужественно продолжал работу, выпуская Ил-2, хотя и в сниженном количестве…

В августе 1941 года завод был награждён орденом Ленина.

Воронежский вагоноремонтный завод имени Э. Тельмана

В годы Великой Отечественной войны завод выпускал военную продукцию: специальные бронепоезда, детали минометов «Катюша», крупнокалиберные мины. На заводе также занимались ремонтом танков, строительством дорог к линии фронта.

На территории завода установлен памятник сотрудникам предприятия, участвовавшим в Великой Отечественной войне.

Воронежский завод имени Коминтерна

Практически с первых же дней войны на Воронежском заводе имени Коминтерна было налажено серийное производство пусковых установок БМ-13 (более известные как «Катюши») на шасси ЗИС-6. Они были тут же приняты представителями Главного артиллерийского управления РККА.

Согласно одной из версий, своё название легендарные «Катюши» получили благодаря клейму завода имени Коминтерна — букве «К».

Преступления

Имеются подтверждённые факты того, что на оккупированной немецкими войсками территории Воронежа неоднократно совершались убийства мирных жителей (в том числе женщин и детей). В литературе сообщается о следующих фактах:

• На площади Ленина был повешен мальчик двенадцати лет.
• Во дворе рядом с домом № 45 по ул. Челюскинцев были расстреляны две еврейские семьи.
• Массовые расстрелы больных и раненых госпиталя для гражданского населения, оборудованном в здании школы № 29 (в настоящее время средняя школа № 12) по улице 20-летия Октября. О судьбе пациентов госпиталя свидетельствует акт специальной комиссии, созданной после освобождения Воронежа для расследования трагедии “Песчаного лога”:

27 августа 1942 г. к зданию, где помещался госпиталь, подъехали две машины, крытые брезентом. Прибывший с ними немецкий офицер объявил, что госпиталь эвакуируется из Воронежа в села Орловку и Хохол, и предложил больным грузиться на машины. Когда машины были заполнены, немецкие солдаты опустили брезенты, чтобы люди не могли видеть, куда их везут, после чего машины двинулись в путь. Выехав за город, машины свернули вправо от дороги, что идет на Малышево, и, подъехав к неглубокому песчаному логу, остановились. Немецкие солдаты потребовали, чтобы раненые сошли на землю. Беспомощных, слабых людей палачи сталкивали в овраг, заставляли ложиться лицом к земле и в упор расстреливали. Тех, кто пытался сопротивляться, убивали ударами приклада по голове. Мерзавцы не щадили даже грудных детей, пристреливали их на руках матерей. Когда расстрел первой партии был закончен, машины вернулись в город, погрузили новую партию обреченных, которые были также привезены на это место и расстреляны. Такие рейсы продолжались несколько раз”

Разрушения

Официальная справка об ущербе, причинённом немецкими захватчиками Воронежу в период оккупации с 7 июля 1942 года по 25 января 1943 года, приводит следующие данные:

1. из 20 тысяч жилых домов уничтожено и взорвано 18 277 зданий с жилой площадью 1237 тысяч квадратных метров;
2. разрушено 64 километра трамвайного пути;
3. городской коммунальный фонд уничтожен на 92 %.

Трамвайное депо на ул. 9 Января не было разрушено, так как использовалось немцами как гараж для танков. В то же время трамвайные вагоны были практически полностью уничтожены, медные контактные провода были сорваны вместе с чашечками, трамвайные рельсы немцы пустили на создание фортификационных сооружений.

1. Немцы разрушили и сожгли городскую публичную библиотеку, музей изобразительных искусств… 2. Уходя из Воронежа, немцы взорвали Дворец пионеров и старое здание ВГУ… 3. Разграблен и разрушен историко-краеведческий музей… Помещения первого этажа были превращены в конюшни… 4. Немцы подвергли дикому разрушению и разгрому Дом-музей И. С. Никитина… 5. Немцы сломали и увезли памятники: В. И. Ленину на площади 20-летия Октября (ныне — пл. Ленина) и Петру I в … 6. …Лучшие в городе детские ясли… были превращены немцами в офицерский притон.

Из аналитической записки горкома ВКП(б) (весна, 1943 года):

С 7 июля 1942 года по 25 января 1943 года в Воронеже из 20 тысяч жилых домов уничтожено и взорвано 18227 зданий с жилой площадью 1237 тысяч квадратных метров; разрушено 64 километра трамвайных путей; городской коммунальный фонд уничтожен на 92 процента…

Из здания тюрьмы, где размещалась немецкая комендатура, было извлечено 230 мин, из склада станции Воронеж-I — 1400 мин, подготовленных к взрыву… За первые десять дней после освобождения города на дорогах и в домах было обезврежено 580 противотанковых и 816 противопехотных мин. За тот же период имели место 17 случаев подрыва на минах саперов и гражданского населения.

В книге «За родной город» (Воронеж, 1945 года) только что освобождённый Воронеж предстаёт перед автором в следующем виде:

От вокзала осталась груда камней… Проспект Революции производит страшное впечатление: нет ни одного целого дома… Петровский сквер весь в окопах, в блиндажах. В Кольцовском сквере тысячи могил с крестами. Здесь фрицы устроили кладбище… Горит здание обкома партии, вернее, то, что от него осталось, — огромные развалины (сейчас на этом месте Никитинская библиотека).

Масштаб разрушений был таков, что сами оккупанты предсказывали Воронежу возрождение только через пятьдесят лет после войны.

Постановлением СНК СССР от 1 ноября 1945 года «О мероприятиях по восстановлению разрушенных немецкими захватчиками городов РСФСР» Воронеж был включён в число 15 крупнейших и старейших русских городов, наиболее пострадавших в годы войны и подлежащих первоначальному восстановлению.

В искусстве

• А. И. Безыменский в 1942 году написал следующие строки, посвящённые жителям и защитникам Воронежа:

Боец, товарищ!…
<…>
Оружью верный своему
Ты наше знамя не уронишь!
ГРОЗНА ОПАСНОСТЬ, ПОТОМУ —
ТЫ ДОЛЖЕН ОТСТОЯТЬ ВОРОНЕЖ!

• По воспоминаниям командира орудия И. Шитляка во время боёв за Воронеж на мотив «Каховки» пели песню Якова Шведова «Чижовка», в которой были следующие слова:

…Штыком и гранатой, бойцовской сноровкой
Мы взяли немало преград.
Мы знали: сражаясь за нашу Чижовку,
Дерёмся за свой Сталинград!

Награды

Указом Президиума Верховного совета СССР от 6 мая 1975 года город Воронеж был награждён Орденом Отечественной войны I степени:

За мужество и героизм в годы Великой Отечественной войны и успехи в развитии народного хозяйства наградить город Воронеж орденом Отечественной войны I степени

Указ был подписан Председателем Президиума Верховного совета СССР Н. В. Подгорным и Секретарём Президиума Верховного совета СССР М. П. Георгадзе.

16 февраля 2008 года за героизм, проявленный защитниками города во время оккупации немецкими войсками, не давший им полностью захватить один из основных центров страны, городу присвоено почётное звание Российской Федерации «Город воинской славы»:

За мужество, стойкость и массовый героизм, проявленные защитниками города в борьбе за свободу и независимость Отечества, присвоить г. Воронежу почётное звание Российской Федерации «Город воинской славы».

См. также

• История Воронежа
• Воронежско-Ворошиловградская операция (1942)
• Сталинградская битва

Литература

Документы

1. Воронеж в документах и материалах/ Под ред. Кулиновой В. В., Загоровского В. П. — Воронеж, 1987.
2. [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=044202 Указ Президента Российской Федерации от 16.02.2008 № 206 «О присвоении г. Воронежу почётного звания Российской Федерации „Город воинской славы“»] (рус.). Официальный сайт Президента Российской федерации. Проверено 30 мая 2009. [www.webcitation.org/616QsNv8g Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].

Мемуары

• Жуков Г. К. [militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/index.html Воспоминания и размышления]. — М.: Олма-Пресс, 2002. — Т. I, II.
• Гальдер Ф. [militera.lib.ru/db/halder/index.html Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939-1942 гг]. — М.: Воениздат, 1968-1971. — Т. III От начала восточной кампании до наступления на Сталинград (22.06.1941 — 24.09.1942). Оригинал: Halder F. Kriegstagebuch. Tägliche Aufzeichnungen des Chefs des Generalstabes des Heeres 1939-1942. — Stuttgart: W. Kohlhammer Verlag, 1962-1964

Статьи

1. Первый бой – он самый страшный. Сегодня – 68 лет со дня освобождения Воронежа от немецко-фашистских захватчиков//Коммуна, 25.01.2011
2. Дьяков, Дмитрий. Прыжок в бездну. Как Воронеж вступил во Вторую мировую войну // «Воронежский курьер» : Газета. — Воронеж: ГУ «Газета „Воронежский курьер“», 2010. — № 16 января. — С. 4.

Библиография

1. Безыменский А. И. Стихи о войнах. — М., 1968.
2. Верт Н. История Советского государства. — 2-е, Пер. с фр. — М.: Прогресс-Академия, Весь мир, 1996. — 544 с. — ISBN 5-85864-080-Х. Рекомендовано Комитетом по высшей школе Миннауки России в качестве учебного пособия
3. [militera.lib.ru/h/6/2/index.html История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945]. — М.: Воениздат, 1961. — Т. 2 Отражение советским народом вероломного нападения фашистской Германии на СССР. Создание условий для коренного перелома в войне (июнь 1941 г. — ноябрь 1942 г.). — 682 с. — 180 000 экз, экз.
4. Кононов В. И. Священная память. Памятники славы Воронежа. — Краеведческое издание. — Воронеж: Творческое объединение «Альбом», 2005. — 129 с. — ISBN 5-98631-006-3.
5. Руссиянов И. Н. Такое бывает раз в жизни... // [militera.lib.ru/memo/russian/russiyanov_in/11.html В боях рожденная…] — Военные мемуары. — М.: Воениздат, 1982. — С. 110-111. — 252 с.
6. Москалев А. С. Глава 15. Великая Отечественная война // [militera.lib.ru/memo/russian/moskalev_as/index.html Голубая спираль]. — Воронеж, 1999.
7. Рябчикова О. А. [www.ppc.vsu.ru/almanah/ Альманах «Университетская площадь» Фронтовые редуты Воронежа]. — Воронеж, 2009. — № 1. — С. 62.
8. Рыбин Г. Б. Воронеж индустриальный. — Воронеж: Центр.-Чернозёмное книгоиздательство, 1985. — 176 с.
9. Филоненко Н. В. Немецко-фашистский режим на временно оккупированной территории Воронежской области и его крах (автореферат диссертации кандидата исторических наук). — Воронеж, Воронежский государственный педагогический университет: Сайт Российской Государственной библиотеки, 2003.
10. Филоненко С. И. [www.communa.ru/news/detail.php?ID=26452 О вкладе города Воронежа в победу над фашистской Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.] // Коммуна. — Воронеж, 28.03.2008. — № 44.
11. Шитляк,Иван (командир орудия, участник боёв за Воронеж) [www.communa.ru/#view/index.php%3FELEMENT_ID%3D38789 Они сражались за Воронеж. Наш Сталинград] // «Коммуна» : Газета. — Воронеж, 23 января 2010 года. — № 9.

Карты

• [web.archive.org/web/20110817212531/velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/ostrogozh-rossosh.gif Карта. Острогожско-Россошанская операция. (101 КБ)]
• [city-voronezh.narod.ru/images/kast43.jpg Карта. Воронежско-Касторненская операция. (162КБ) ]
• [velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/voroshilovgrad_oper.gif Карта. Ворошиловградская операция. (71 КБ) ]
• [www.wwii-photos-maps.com/russiancitymaps/ Немецкая военная карта Воронежа с ближайшими окрестностями. Отмечены как немецкие, так и советские позиции. ]

Ссылки

• [www.vrn-histpage.ru/1941-1945/warrior.html Воронеж в огне Отечественной войны 1941—1945 годов]
• [lastvrn.ru/aerofotosnimki-voronezha-v-vysokom-razreshenii.html Немецкая аэрофотосъёмка Воронежа 1943 года. Файлы в высоком разрешении, каждый — 30 мб.]
• Кустов,Максим. [stoletie.ru/territoriya_istorii/dostalos_vengram_pod_voronezhem_izryadno.htm Досталось венграм под Воронежем изрядно... Как немецким войскам помешали их собственные союзники] (рус.). Информационно-аналитическое издание фонда исторической перспективы "Столетие" (21.02.2008). Проверено 23 января 2009. [www.webcitation.org/67uxyLzVS Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].
• [ra-luxury.ru/pr/aerosemka.html Аэрофотосъемка Воронежа]

Отрывок, характеризующий Воронеж в годы Великой Отечественной войны

– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.