Воронин, Мариан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мариан Воронин
Общая информация
Дата и место рождения


Личные рекорды
Международные медали
Олимпийские игры
Серебро Москва 1980 эстафета 4х100 м
Чемпионаты Европы
Золото Прага 1978 эстафета 4х100 м
Бронза Афины 1982 100 м
Чемпионаты Европы в помещении
Золото Вена 1979 60 м
Золото Зиндельфинген 1980 60 м
Золото Гренобль 1981 60 м
Золото Милан 1982 60 м

Мариан Ежи Воронин (польск. Marian Jerzy Woronin; род. 13 августа 1956, Гродзиск-Мазовецкий, Польша) — польский спринтер; первый светлокожий спринтер, пробежавший 100 м за 10 секунд[1].

Вице-чемпион летних Олимпийских игр 1980 года. Чемпион Европы (1978), призёр чемпионата Европы (1981). Рекордсмен Европы — 9 июня 1984 года пробежал 100 метров за 10,00 секунд, что стало самым быстрым результатом для светлокожего спортсмена. В настоящее время лучшим результатом для атлета неафриканского происхождения владеет австралиец Патрик Джонсон, который в 2003 году пробежал 100 м за 9,93 сек. За 10,00 сек бегал в 1998 году 100 м и японец Кодзи Ито. До 9 июля 2010 года Воронин оставался самым быстрым белым европейцем в истории на дистанции 100 м, пока француз Кристоф Леметр не пробежал стометровку за 9,98 сек.

15-кратный чемпион Польши. Действующий рекордсмен Польши на 3 дистанциях: 50 и 60 м в закрытых помещениях (с 1981 и 1987 годов соответственно) и на дистанции 100 м (с 1984 года).



См. также

Напишите отзыв о статье "Воронин, Мариан"

Примечания

  1. Фактически, Воронин выбежал из 10 секунд, показав результат 9,992.

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/wo/marian-woronin-1.html Мариан Воронин] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)


Отрывок, характеризующий Воронин, Мариан


Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.