Воронков, Михаил Григорьевич

Михаил Григорьевич Воронков
Дата рождения:	6 декабря 1921(1921-12-06)
Место рождения:	Орёл, РСФСР
Дата смерти:	10 февраля 2014(2014-02-10) (92 года)
Место смерти:	Иркутск, Россия
Страна:	СССР СССР → Россия Россия
Научная сфера:	химия
Место работы:	Иркутский институт органической химии Сибирского отделения АН СССР
Учёная степень:	доктор химических наук
Учёное звание:	профессор; академик АН СССР; академик РАН
Альма-матер:	Ленинградский государственный университет, Свердловский государственный университет
Награды и премии:
Сайт:	[voronkovmg.ru/ vmg.ru]

Михаи́л Григо́рьевич Воронко́в (6 декабря 1921, Орёл — 10 февраля 2014, Иркутск) — советский и российский химик, академик Российской академии наук (1991), иностранный член Академии наук Латвии, член Азиатско-Тихоокеанской академии материалов, почётный член Академии наук Монголии, один из основоположников биокремнийорганической химии.

Биография

В 1938 году поступил на химический факультет Ленинградского государственного университета. Ещё студентом первого и второго курсов вёл научную работу под руководством профессора С. А. Щукарева и его ассистента Н. И. Колбина, а на третьем курсе — доцента В. И. Егоровой, ближайшей ученицы А. Е. Фаворского.

В июле 1941 года добровольцем ушел на фронт, в декабре этого же года, после контузии, был демобилизован.

В 1942 году эвакуировался из блокадного Ленинграда в Свердловск, где досрочно окончил местный университет. Затем учился в аспирантуре в Институте органической химии АН СССР (Казань — Москва). Став аспирантом академика А. Е. Фаворского и будущего члена-корреспондента АН СССР М. Ф. Шостаковского, вёл исследования в области химии алкилвиниловых эфиров, а с 1970 г. продолжил их в ИрИОХ СО АН СССР.

В 1944 году вернулся в ЛГУ, где работал по 1954 год сначала ассистентом, а затем старшим научным сотрудником кафедры органической химии. В 1947 году защитил кандидатскую, а в 1961 году — докторскую диссертацию.

• 1954—1961 гг. — заведующий лабораторией неорганических полимеров Института химии силикатов АН СССР,
• 1961—1970 гг. — заведующий лабораторией элементоорганических соединений Института органического синтеза АН Латвийской ССР,
• 1970—1994 гг. — директор Иркутского института органической химии Сибирского отделения АН СССР,
• 1982—1989 гг. — генеральный директор научно-производственного объединения «Химия».

С ноября 1970 года — член-корреспондент Академии наук СССР по Отделению общей и технической химии. 15 декабря 1990 года был избран действительным членом АН СССР. С 2012 года — почётный профессор Санкт-Петербургского государственного технологического института (технического университета).

С 1995 года — советник РАН, возглавлял лабораторию элементоорганических соединений в Иркутском институте органической химии Сибирского отделения РАН, руководил собственной научной школой специалистов в области элементоорганической химии. Среди учеников академика М. Г. Воронкова 35 докторов наук и 140 кандидатов наук.

Сын — социолог В. М. Воронков.

Научная деятельность

Основные исследования ученого были связаны с химией органических соединений кремния. Впервые в мире он начал систематическое изучение гетеролитических реакций расщепления группировки Si-O-Si. Полученные результаты стали предметом его докторской диссертации (1961 г.). Являлся создателем новой области химии кремния — биокремнеорганической химии. Также проводил исследования в области химии, физико-химии, биологии и фармакологии силатранов, а также других соединений гипервалентного кремния (драконоиды, производные азолов, амидов, гидразидов карбоновых кислот и других). Силатраны оказались новым классом физиологически активных веществ и уже нашли применение в сельском хозяйстве и медицине. Под его руководством создан ряд оригинальных лекарственных препаратов, не имеющих аналогов в мировой медицине (феракрил, ацизол, трекрезан (оксиэтиламмония метилфеноксиацетат), силакаст, силимин, дибутирин, кобазол и других).

Признание и награды

Ордена, медали и почётные знаки РФ и СССР

• Медаль «В память 350-летия Иркутска» (14 сентября 2011 года)
• Орден Почёта (11 марта 2008 года) — за достигнутые трудовые успехи и многолетнюю плодотворную работу'
• Почётный знак «Серебряная сигма» (2007) — за многолетний творческий труд, большой вклад в развитие науки и в связи с 50-летием СО РАН
• Медаль «60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (2005)
• Памятная медаль «В честь 60-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады» (2005)
• Медаль «В память 300-летия Санкт-Петербурга» (2003)
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (1999)
• Юбилейная медаль «300 лет Российскому флоту» (1996)
• Серебряная медаль ВДНХ СССР (1990, 1989, 1985)
• Юбилейная медаль «70 лет Вооружённых Сил СССР» (1988)
• Орден Дружбы народов (1981)
• Медаль «Ветеран труда» (1981)
• Знак «Изобретатель СССР» (1980)
• Медаль «60 лет Вооружённых Сил СССР» (1978)
• Юбилейная медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1976)
• Юбилейная медаль «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1985)
• Орден Трудового Красного Знамени (1975)
• Медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» (1970)
• Медаль «В память 250-летия Ленинграда» (1957)
• Медаль «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1965)
• Медаль «За оборону Ленинграда» (1946)
• Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1946)
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1946)
• Почетный диплом президиума РАН за работы по популяризации науки 2015 года (посмертно) — за цикл работ, посвященных женщинам-химикам

Международные награды

• Крупнейший ученый мира в области химии 2008 г. по данным издательства «Международный Биографический Центр»

Премии

• Премия Президиума Центрального правления Всесоюзного химического общества имени Д. И. Менделеева (1966, 1968, 1969, 1980)
• Премия Президиума АН Латвийской ССР (1971, 1973)
• Государственная премия УССР (1981)
• Премия Совета Министров СССР (1991)
• Государственная премия Российской Федерации в области науки и техники (1997)
• Премия имени А. Н. Несмеянова (2003)
• Премия имени Д. И. Менделеева (2009)

Основные труды

• Воронков М. Г., Шорохов Н. В. Водоотталкивающие покрытия в строительстве. Рига: Изд-во АН СССР, 1963. 190 с.
• Лукевиц Э. Я., Воронков М. Г. Гидросилилирование, гидрогермилирование, гидростаннилирование. Рига: Изд-во АН Латв. ССР, 1964. 371 с.
• Lukevits E. J., Voronkov M. G. Organic Insertion Reactions of Group IV Elements. New York: Consultants Bureau, 1966. 413 p.
• Борисов С. Н., Воронков М. Г., Лукевиц Э. Я. Кремнеэлементорганические соединения. Производные неорганогенов. Л.: Химия, 1966. 542 с.
• Борисов С. Н., Воронков М. Г., Лукевиц Э. Я. Кремнеорганические производные фосфора и серы. Л.: Химия, 1968. 292 с.
• Пащенко А. А., Воронков М. Г. Кремнеорганические защитные покрытия. Киев: Техника, 1969. 252 с.
• Borisov S. N., Lukevits E. J., Voronkov M. G. Organosilicon Heteropolymers and Heterocompounds. New York: Plenum Press, 1970. 633 p.
• Воронков М. Г., Милешкевич В. П., Южелевский Ю. А. Силоксановая связь. Новосибирск: Наука, 1976. 413 с.
• Воронков М. Г., Зелчан Г. И., Лукевиц Э. Я. Кремний и жизнь. Биохимия, токсикология и фармакология соединений кремния. Изд. 2-е, перераб. и доп. Рига: Зинатне, 1978. 588 с.
• Воронков М. Г., Вязанкин Н. С., Дерягина Э. Н., Нахманович А. С., Усов В. А. Реакции серы с органическими соединениями. Новосибирск: Наука, 1979. 367 с.
• Воронков М. Г., Малетина Е. А., Роман В. К. Гетеросилоксаны. Новосибирск: Наука, 1984. 269 с.
• Воронков М. Г., Кузнецов И. Г. Кремний в живой природе. Новосибирск: Наука, 1984, 155 с.
• Воронков М. Г., Малетина Е. А., Роман В. К. Кремнекислородные соединения неметаллов. Производные азота и фосфора. Новосибирск: Наука, 1988. 364 с.
• Воронков М. Г., Малетина Е. А., Роман В. К. Кремнекислородные соединения неметаллов. Производные кислорода и серы. Новосибирск: Наука, 1991. 279 с.
• Voronkov M. G., Maletina E. A., Roman V. K. Heterosiloxanes. Derivatives of Nitrogen and Phosphorus. London: Harwood Academic Publishers, 1991. 489 p.
• Voronkov M. G., Maletina E. A., Roman V. K. Heterosiloxanes. Derivatives of Oxyden and Sulphur. London: Harwood Academic Publishers, 1992. 369 p.
• Пухнаревич В. Б., Лукевиц Э. Я., Копылова Л. И., Воронков М. Г. Перспективы гидросилилирования. Рига: ИОС АН Латв. ССР, 1992. 383 с.
• Воронков М. Г., Рулев А. Ю. О химии с улыбкой, или Основы пегниохимии. СПб: Наука, 1999. 220 с.
• Егорочкин А. Н., Воронков М. Г. Электронное строение органических соединений кремния, германия и олова. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. 615 с.
• Saifutdinov R. G., Larina L. I., Vakul’skaya T. I., Voronkov M. G. Electron Paramagnetic Resonance in Biochemistry and Medicine. New York: Kluwer Academic / Plenum Publishers, 2001. 282 p.
• Воронков М. Г., Барышок В. П. Силатраны в медицине и сельском хозяйстве. Новосибирск: Изд. СО РАН, 2005. 258 с.
• Воронков М. Г., Рулев А. Ю. О химии и химиках и в шутку и всерьёз. М.: Мнемозина, 2011. 319 с.
• Воронков М. Г., Абзаева К. А., Федорин А. Ю. Генезис и эволюция химии органических соединений германия, олова и свинца. Новосибирск: Академическое изд-во «Гео», 2012. 214 с.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52975.ln-ru Профиль Михаила Григорьевича Воронкова] на официальном сайте РАН
• [www.inchemistry.irk.ru/Voronkov.htm Академик М. Г. Воронков]
• [voronkovmg.ru Михаил Григорьевич Воронков]
• [www.prometeus.nsc.ru/elibrary/2007pers/062-063.ssi Воронков Михаил Григорьевич] // Российская академия наук. Сибирское отделение: Персональный состав / Сост. Е. Г. Водичев и др. — Новосибирск: Наука, 2007. — С.62-63.

Отрывок, характеризующий Воронков, Михаил Григорьевич

Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.