Вороной, Георгий Феодосьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Георгий Феодосьевич Вороной
Георгій Феодосійович Вороний
Место рождения:

Журавка, Полтавская губерния, Российская империя (ныне — село в Варвинском районе Черниговской области Украины)

Научная сфера:

математик

Место работы:

Варшавский университет

Альма-матер:

Петербургский университет

Научный руководитель:

Андрей Андреевич Марков (старший)

Известные ученики:

Вацлав Серпинский

Георгий Феодосьевич Вороной (укр. Георгій Феодосійович Вороний; 16 (28) апреля 1868 — 7 (20) ноября 1908) — известный российский математик. Член-корреспондент Петербургской академии наук с 1 декабря 1907 года.





Биография

Родился в семье профессора русской словесности Нежинского юридического лицея и инициатора создания бесплатных недельных школ для рабочей молодёжи Киева Феодосия Яковлевича Вороного[1].

С 1889 года обучался в Санкт-Петербургском университете у А. А. Маркова. В 1894 году защитил магистерскую диссертацию «О целых числах, зависящих от корня уравнения третьей степени». В том же году был избран профессором Варшавского университета, где занимался исследованием цепных дробей. У Вороного обучался Вацлав Серпинский.

В 1897 году защитил докторскую диссертацию «Об одном обобщении алгоритма непрерывных дробей», удостоенную премии имени Буняковского. После этого работал профессором математики в Варшавском Университете.

Участвовал во втором всемирном конгрессе математиков под председательством Гильберта.

Автор шести больших статей[каких?].

Умер в Варшаве от желчекаменной болезни[2].

Память

В честь Вороного названа диаграмма Вороного, применяющаяся в информатике[3].

Теорема Вороного о параллелоэдрах: всякий примитивный параллелоэдр аффинно эквивалентен DV-области некоторой решётки.

Семья

Жена Вера Иосифьевна Нечаевская — украинская писательница и общественно-поличитескаий деятель. Член Украинской Центральной Рады от Украинского женского союза. Сын Юрий Юрьевич Вороной — украинский советский врач, в 1933 году впервые в мире сделал пересадку трупной почки человеку.

Напишите отзыв о статье "Вороной, Георгий Феодосьевич"

Примечания

  1. Феодосий Яковлевич Вороной исполнял должность профессора русской словесности в нежинском лицее в период 1864—1872 годов.
  2. Джон Дж. О’Коннор и Эдмунд Ф. Робертсон. [www-groups.dcs.st-and.ac.uk/~history/Biographies/Voronoy.html Вороной, Георгий Феодосьевич] (англ.) — биография в архиве MacTutor.
  3. G.F. Voronoi (1908). Nouvelles applications des paramètres continus à la théorie de formes quadratiques. J. Reine Angew. Math. 134: 198—287.

Ссылки

  • Джон Дж. О’Коннор и Эдмунд Ф. Робертсон. [www-groups.dcs.st-and.ac.uk/~history/Biographies/Voronoy.html Вороной, Георгий Феодосьевич] (англ.) — биография в архиве MacTutor.
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49947.ln-ru Профиль Георгия Феодосьевича Вороного] на официальном сайте РАН


Отрывок, характеризующий Вороной, Георгий Феодосьевич

– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.