Воронцов, Роман Илларионович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Воронцов Роман Илларионович
Род деятельности:

сенатор; генерал-губернатор

Дата рождения:

17 (28) июля 1717(1717-07-28)

Дата смерти:

30 ноября (11 декабря) 1783(1783-12-11) (66 лет)

Место смерти:

Владимирская губерния

Граф (1760) Рома́н Илларио́нович (Ларионович) Воронцо́в (17171783) — генерал-аншеф (1761), сенатор (1760), владимирский, пензенский и тамбовский генерал-губернатор (1778—1783), один из первых деятелей русского масонства. Брат канцлера Михаила Илларионовича Воронцова[1] и Ивана Илларионовича Воронцова. Владелец усадьбы Андреевское.





Биография

Старший сын Иллариона Гавриловича Воронцова от брака его с Анной Григорьевной Масловой. В молодости Роман Воронцов служил (1733) в лейб-гвардии Измайловском полку, в 1730-х годах поддерживал цесаревну Елизавету Петровну, принял участие в перевороте 25 ноября 1741 года, увёз из Петербурга членов Брауншвейгской фамилии.

В момент образования Российской академии стал её членом. В 1748 году награждён орденом Св. Анны. 5 сентября 1751 года награждён орденом Св. Александра Невского. За время царствования Елизаветы Петровны Роман Воронцов стал одним из богатейших людей России, владельцем поместий и заводов.

Грамотой римского императора Франца I (от 8 (19) января 1760 года) действительный камергер, генерал-поручик Роман Илларионович Воронцов вместе с родным братом, действительным камергером Иваном Илларионовичем, был возведён с нисходящим их потомством в графское Римской империи достоинство.

В 1760 году Воронцов стал членом Уложенной комиссии, в которой, как и в Комиссии о правах дворянства (1763), выступал сторонником законодательного оформления сословных прав дворянства, в том числе права исключительного владения крепостными[2].

С приходом к власти Петра III Федоровича его положение при дворе укрепилось, поскольку его дочь Елизавета Романовна была фавориткой нового императора; 28 декабря 1761 (8 января 1762) года Р. И. Воронцов получил чин генерал-аншефа.

При Екатерине II был сначала в опале, даже был арестован и выслан в Москву, лишен ряда имений в Малороссии. Новым назначениям и карьере Воронцов оказался обязан народным волнениям. Пугачевщина выявила многие недостатки провинциального управления империи. Попыткой исправить положение стала реформа 1775 года, по которой вместо 23-х губерний было создано 50. Губернскую администрацию возглавлял наместник или генерал-губернатор, управлявший двумя-тремя губерниями. Наместнику были даны большие права.

В марте 1778 года, по указу Екатерины II, было образовано Владимирское, в 1779 — Тамбовское, а в 1780 — Пензенское наместничества. Первым владимирским, пензенским и тамбовским наместником и генерал-губернатором стал Роман Воронцов. Своими поборами и лихоимством он довел вверенные ему губернии до крайнего разорения, за что получил прозвище «Роман — большой карман».

Историк князь М. М. Щербатов писал о нём[3]:

Граф Роман Ларионович Воронцов, во все время своей жизни признанный мздоимцем, был определен в наместники во Владимир и не преставал обыкновенные свои мздоимствы производить.

Дело дошло до того, что Екатерина прислала ему подарок с намеком — большой кошелек, который прибыл к нему как раз на именины и, говорят, так на него подействовал, что он вскоре заболел и умер 11 декабря 1783 года.

Именным Высочайшим указом, от 5 (16) апреля 1797 года, повелено род Римской империи графов Воронцовых ввести в число родов графских Российской империи.

Семья

Он был женат с 1736 года на богатой купеческой дочери Марфе Ивановне Сурминой (1718—1745) скончавшейся от тифа в 26 лет и оставившей сиротами пятерых детей. Овдовев, Роман Воронцов не испытывал желания заниматься семейными делами и воспитанием детей. Двух старших дочерей императрица сделала фрейлинами и забрала во дворец, сыновья жили у старшего графа Воронцова-деда, младшую дочь Екатерину воспитывал вместе со своей единственной дочерью дядя Михаил Воронцов.

  • Александр Романович (1741—1805) — государственный деятель екатерининского и александровского царствований.
  • Екатерина Романовна (1743—-1810) — участвовала в перевороте Екатерины II, приобрела громкую известность под именем княгини Дашковой.

У Романа Воронцова были также дети, родившиеся после того, как он овдовел, — от англичанки Елизаветы Брокет, получившие фамилию Ронцовы (Ранцовы). Эти дети «пользовались особенною нежностью своего родителя, так что на них уходило его состояние».

Напишите отзыв о статье "Воронцов, Роман Илларионович"

Примечания

  1. Алексеев В. Н. Граф Роман Воронцов // Е. Р. Дашкова. Исследования и материалы. СПб., 1996. С.204-205.
  2. [www.megabook.ru/Article.asp?AID=621827 Воронцов Р. И.]
  3. Щербатов, М. М. О повреждении нравов в России / М. М. Щербатов.- СПб.: Изд. В. Врублевского, 1906.- 84 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Воронцов, Роман Илларионович

Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…