Воронянская, Елизавета Денисовна
| Елизавета Денисовна Воронянская | |
 Её прозвали Кью (от Q — Queen Elisabeth) | |
| Род деятельности: |
библиограф, машинистка, помощница А.И. Солженицына |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Елизаве́та Дени́совна Вороня́нская (1906[1] — 1973) — помощница и машинистка А. И. Солженицына, тайная хранительница части его рукописей; под давлением КГБ указала местонахождение рукописи «Архипелага ГУЛАГ» и по официальной версии покончила с собой.
Содержание
Биография
По специальности библиограф. Насколько известно, в сталинское время репрессирована не была[1]. По крайней мере до февраля 1964 года работала библиотекарем Северо-Западного геологического управления[2], к 1968 уже вышла на пенсию. Е. Ц. Чуковская вспоминала:
Она была человеком восторженным, экзальтированным, очень немолодым, ей было уже за 70 <в действительности 67>. Она тяжело болела, с трудом ходила, жила в коммунальной квартире на Лиговке в каком-то достоевском тёмном доме. <…> Там у неё была комнатка рядом с кухней[3].
Восторженность Елизаветы Денисовны видна и в письме, которое она написала А. И. Солженицыну после публикации «Одного дня Ивана Денисовича» в конце декабря 1962 года и с которого началось их знакомство.
Дорогой и неведомый друг!
Позвольте обнять Вас от всего благодарного сердца и порадоваться, что Вы существуете, живете, что Вы выжили, что Вы подарили читателям два талантливых произведения: «Счастливый» день Ивана Денисовича и праведницу Матрёну. <…>
Очень, очень хочу быть Вам чем-нибудь полезной. Располагайте мною как искреннейшим и преданнейшим другом[4]<…>
14 июня 1963 года познакомилась с Солженицыным во время его приезда в Ленинград для работы в Публичной библиотеке[5]. Солженицын писал «Уже на первую за тем зиму я попросил её просматривать редкие издания 20-х годов, отбирать штрихи эпохи и факты для будущего Р-17 <первое условное название для „Красного колеса“> <…> Она неплохо справилась с этой работой»[6].
Летом 1964 года Солженицын с женой Н. А. Решетовской едут в Эстонию. Там втроём вместе с Е. Д. Воронянской на хуторе под Выру тайно перепечатали новый вариант романа «В круге первом»[7].
В конце февраля 1967 года Солженицын проездом из Эстонии завёз в Ленинград экземпляр первого варианта «Архипелага ГУЛАГ» Воронянской для перепечатки[5].
Когда обсуждались возможные кандидатуры в помощники для перепечатки окончательной версии «Архипелага ГУЛАГа», Солженицын писал Решетовской: «Чтобы это осилить, нужны и ещё помощники. Одна <Е. Д. Воронянская> — на пенсии, сможет приехать в любое время и на любой срок. А мне и Люше <Е. Ц. Чуковской> надо будет получить на это время на работе отпуск!»[8]. Примерно 24 апреля 1968 года Воронянская и Чуковская приехали печатать «Архипелаг ГУЛАГ» в Рождество-на-Истье на дачу к Солженицыну[5]. За 35 дней, до первых чисел июня была сделана окончательная перепечатка итоговой версии «Архипелага». Чуковская за май перепечатала второй том, затем помогла Воронянской и Решетовской с третьим[9].
17 июля 1973 года, чтобы получить санкцию на арест, КГБ направил в ЦК КПСС фрагменты записей Е. Д. Воронянской с впечатлениям от чтения «Архипелага ГУЛАГа», каким-то образом изъятые у её подруги геолога Н. А. Пахтусовой[2][10]. 4 августа Воронянская и Пахтусова, вернувшиеся в Ленинград из Крыма, были арестованы прямо на перроне Московского вокзала. Воронянскую повезли на допрос, а Пахтусову домой на обыск[11].
Выпустили Воронянскую 9 августа; предполагают, что пожилая женщина выдержала 5 дней непрерывных допросов, то есть 120 часов «конвейера».
О том, что происходило дальше, рассказывает документ КГБ, направленный в ЦК КПСС:
Прибыв <9 августа> с допроса домой, Воронянская пыталась покончить жизнь самоубийством, но принятыми мерами попытка была предотвращена. В дальнейшем Воронянская пояснила, что причиной к этому послужил тот факт, что она дала показания, направленные против Солженицына. Воронянская была помещена в больницу для приведения её в нормальное физическое состояние, однако, будучи выписанной оттуда 23 августа 1973 года, находясь в своей квартире, покончила жизнь самоубийством через повешение. По линии органов госбезопасности г. Ленинграда приняты меры к локализации возможных нежелательных последствий, и 30 августа 1973 года Воронянская похоронена своими родственниками. <…> Принятыми мерами удалось обнаружить и изъять архив Воронянской, в том числе роман «Архипелаг ГУЛАГ». О нём будет доложено специально. Председатель Комитета госбезопасности Андропов[12]
В. П. Островский пишет, что Воронянская с 9 по 22 августа находилась в кардиоревматическом диспансере[13], что трудно объяснимо в связи с первой попыткой самоубийства. По сведениям Солженицына, 23 августа с утра в квартире Воронянской шёл обыск «с обдиранием обоев и взламыванием полов». Островский сообщает, что смерть Воронянской наступила 23 августа в 18 часов от «механической асфиксии»[13]. Похоронена Елизавета Денисовна была только через неделю после смерти на Южном кладбище в Ленинграде. Рукопись «Архипелага ГУЛАГ» сотрудники КГБ выкопали из земли на даче знакомого Воронянской Л. А. Самутина под Ленинградом только в ночь на 30 августа[5].
2 сентября Солженицын узнал о случившемся и распорядился начать печатание книги на Западе (в эмигрантском издательстве ИМКА-Пресс). Тогда же он отправил руководству СССР «Письмо вождям Советского Союза», в котором призвал отказаться от коммунистической идеологии и сделать шаги по превращению СССР в русское национальное государство.
Прототип
Е. Д. Воронянская — прототип Елизаветы Анатольевны, одного из персонажей романа Солженицына «Раковый корпус» (глава 34).
Елизавета Анатольевна была просто «нянечкой» лучевого отделения, однако ни у кого язык не поворачивался звать её на «ты», Лизой или тётей Лизой, как зовут даже старых санитарок даже молодые врачи. Это была хорошо воспитанная женщина, в свободные часы ночных дежурств она сидела с книжками на французском языке,-- а вот почему-то работала санитаркой в онкодиспансере, и очень исполнительно[14].
Адреса
1962—1973 — Ленинград, Роменская ул., 4, кв. 42[15].
Напишите отзыв о статье "Воронянская, Елизавета Денисовна"
Примечания
- ↑ 1 2 Комментарий к письму Е. Д. Воронянская — А. И. Солженицыну. 26 декабря 1962. // «Дорогой Иван Денисович!..»: Письма читателей: 1962—1964 / Дом рус. зарубежья им. А. Солженицына; М.: Рус. путь. 2012. с. 232.
- ↑ 1 2 Комментарий к письму Группа геологов — Комитет по Ленинским премиям. 1 февраля 1964. // «Дорогой Иван Денисович!..»: Письма читателей: 1962—1964 / Дом рус. зарубежья им. А. Солженицына; М.: Рус. путь. 2012. с. 297.
- ↑ [index.org.ru/position/199chuk.html Елена Чуковская Он рассказал о пламени, в котором сгорела наша страна…"]
- ↑ Е. Д. Воронянская — А. И. Солженицыну. 26 декабря 1962. // «Дорогой Иван Денисович!..»: Письма читателей: 1962—1964 / Дом рус. зарубежья им. А. Солженицына. — М.: Рус. путь. 2012. с. 231.
- ↑ 1 2 3 4 [www.solzhenicyn.ru/modules/pages/Hronologiya_zhizni_i_tvorchestva_A_Solzhenicyna.html Хронология жизни и творчества А. И. Солженицына.]
- ↑ Цит. по Л. Сараскина. Александр Солженицын
- ↑ Иванов, Вяч. [www.veneportaal.ee/vahel/02/09021101.htm «И так прочно создался этот эстонский тыл…»]. Русский портал. Проверено 8 февраля 2014.
- ↑ Решетовская, Н. [tululu.org/read71076/2/ Отлучение (Из жизни Александра Солженицына — Воспоминания жены)]
- ↑ Островский, А. [txt.rushkolnik.ru/docs/index-37162.html?page=26 Как развивались события дальше?]
- ↑ [kotlaslib.aonb.ru/doc/mestonakhozhdenija.pdf Ю. М. Губин, А. Ф. Станковский. Местонахождения пермских позвоночных // Очерки по геологии и полезных ископаемым Архангельской области. Архангельск. 2000. с. 154—164.]
- ↑ Решетовская, Н. [www.x-libri.ru/elib/ostrv001/00000190.htm Отлучение (Из жизни Александра Солженицына — Воспоминания жены)]
- ↑ Кремлёвский самосуд. Секретные документы Политбюро о писателе А. Солженицыне. — М., 1994. — С. 103—104.
- ↑ 1 2 Островский А. В. [www.x-libri.ru/elib/ostrv001/00000190.htm Солженицын — прощание с мифом].
- ↑ Солженицын, А. И. Раковый корпус.
- ↑ [www.rp-net.ru/store/element.php?IBLOCK_ID=30&SECTION_ID=0&ELEMENT_ID=6744 Е. Д. Воронянская — А. И. Солженицыну. 26 декабря 1962] // «Дорогой Иван Денисович!..»: Письма читателей: 1962—1964 / Дом рус. зарубежья им. А. Солженицына; (сост., комм., предисл. Г. А. Тюриной). — М.: Рус. путь. 2012. — 360 с. — ISBN 978-5-85887-404-1.
Отрывок, характеризующий Воронянская, Елизавета Денисовна
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
