Ворота Алькала

Ворота Алькала (Puerta de Alcalá)
40°25′ с. ш. 3°41′ з. д.40.417° с. ш. 3.683° з. д. / 40.417; -3.683
Расположен	Испания, Мадрид
Назначение	монумент
Статус	Построен
Заложен	1774
Дата открытия	1778
Архитектурный стиль	ранний классицизм
Материалы	Гранит
Высота	21 м (69 фт)
Построено по заказу	Карл III
Проектирование	Франческо Сабатини

Ворóта Алькалá (исп. La Puerta de Alcalá) — монумент на площади Независимости в Мадриде, Испания. Стиль — переходный от барокко к классицизму. Ворота расположены в центре города недалеко от главного входа в парк Буэн-Ретиро. Площадь делит пополам улицу Алькала, самую длинную улицу испанской столицы, которая, тем не менее, не пересекается с самими воротами. Отсюда берут начало улицы Альфонсо XII, улица Серрано и улица Олóзага.

Так же, как и одноименная улица, ворота обязаны своим названием старинному пути из Мадрида в город Алькала-де-Энарес.

Мадрид конца XVIII столетия всё ещё походил на средневековые города-крепости, окруженные крепостными стенами. Около 1774 года король Карл III поручил архитектору Франческо Сабатини построить взамен старых узких ворот в городской стене монументальные ворота, через которые должна была пройти расширенная дорога к городу Алькала-де-Энарес. В 1778 году ворота были открыты.

История

Первоначальный вариант

До строительства нынешних ворот Алькала существовали другие, более старые ворота с тем же названием. Они были построены из кирпича и стояли чуть западнее современных, в месте, где сегодня расположена улица Альфонсо XI. Ворота были построены в 1598 году по случаю прибытия из Валенсии в Мадрид Маргариты Австрийской, жены короля Филиппа III. Тогда ворота состояли из центральной арки и двух небольших боковых пристроек. Над центральной аркой возвышалась каменная статуя Богородицы, над боковыми арками — статуи святого Петра Ноласко и Марианны де Хéсус. Ворота были снесены в 1770 году, когда улица Алькала была расширена за счёт территорий, сегодня занятых парком Ретиро, а тогда принадлежавших одноименному дворцу.

Эти ворота, служившие въездом в город со стороны Арагона и Каталонии, были одними из пяти (остальные: Толедо, Сеговия, Бильбао и Аточа) главных ворот городской стены, окружавшей Мадрид.

Современные ворота

После своего парадного въезда в Мадрид 9 декабря 1769 года через старые ворота, которые не были ему по душе, Карл III принял решение снести их и построить новые в рамках его плана по модернизации города. Ворота Алькала были призваны стать главными воротами города и одним из самых заметных монументов эпохи Карла III.

Многие известные архитекторы того времени представили свои проекты новых ворот, среди них: Вентура Родригеса (представил целых пять проектов!), Хосе де Ермосийя и победитель, чей проект воплотился в жизнь, Франческо Сабатини. Первоначальный проект предлагал два варианта монумента: один с пилястрами, другой колоннами. В итоге обе идеи нашли применение, что объясняет различие фасадов.

Когда в 1778 году ворота были открыты, они не были памятником, а служили непосредственно городскими воротами, так как по обе стороны от них до 1869 года продолжала существовать ограда.

Внешний вид

Ворота, построенные из гранита, имеют пять пролётов: три с полукруглыми арками, чьи замковые камни украшены фигурами в форме головы льва, и два пролета с прямоугольными арками с украшениями в виде рога изобилия. Открытые ежедневно, на ночь ворота закрывались на решетку.

Восточный фасад представляет собой десять гранитных колонн. Фасад, обращенный к центру города выглядит немного иначе: шесть внешних подпорок выполнены в виде пилястр и лишь две пары внутренних столпов, рядом с центральной аркой, остаются в форме колонн.

Над центральной аркой, с обеих сторон высечена фраза на латыни с девизом «Rege Carolo III. Anno MDCCLXXVIII» («Будучи Карлом III, 1778 год»). Над надписью внешнего фасада установлена композиция из щита, поддерживаемого Фамой и Гением, по сторонам — фигуры детей.

На боковых арках, изображены четыре основные добродетели: Мудрость, Справедливость, Умеренность и Мужество. Все декоративные фигуры были вырезаны из известняка, привезённого из Кольменар-де-Ореха. Украшения, созданные Франсиско Гутиеррес Аррибасом, выполнены в более барочном стиле и немного дисгармонируют с классицистическим обликом самих ворот.

Фотогалерея

Западный фасад:

• Madrid Puerta de Alcala detail north west corner.jpg

  Основные добродетели в северо-западном углу

• Puerta de Alcalá (cornucopia oeste).jpg

  Пара рогов изобилия

• Puerta de Alcalá (clave oeste).jpg

  Замковый камень

Восточный фасад:

• Puerta de Alcalá (niños sureste).jpg

  Скульптуры детей (юго-восточный угол)

• Puerta de Alcalá (niños noreste).jpg

  Скульптуры детей (северо-восточный угол)

• Puerta de Alcalá (cornucopia este).jpg

  Пара рогов изобилия

• Puerta de Alcalá (capitel este).jpg

  Капитель

Литература

• Ballester, José María: Bicentenario de la Puerta de Alcalá, en Madrid (tomo I), Espasa-Calpe, S.A., Madrid, 1979 — ISBN 84-239-5371-8

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Ворота Алькала

Отрывок, характеризующий Ворота Алькала

Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.