Ворота

Воро́та — проезд в стене или ограде, запираемый створами. Ворота могут использоваться для ограничения доступа на определённую территорию, а могут быть чисто декоративным элементом. Декоративные ворота, как правило, не имеют створов и представляют собой отдельно стоящую арку. Укреплённые ворота являются неотъемлемой частью фортификационного с крепости, нередко перед воротами устраивался барбакан — оборонительное сооружение, охранявшее подступ к воротам. Сверху над воротами часто надстраивалась башня. Проход в воротах нередко перекрывался решеткой-катарактой.

Ворота — проезд внутрь строения или за ограду, закрываемый широкими створами («Словарь Ожегова»).

Ворота — отверстие, проем в стене или ограде для прохода и проезда; широкие двери для езды («Словарь Даля»).

Ворота — в древности важнейшее место города, какого теперь не имеет даже центр. Здесь велась торговля, производился суд, собирались собрания, провозглашались пророчества, заключались сделки (Втор. 17:5,8; Руф. 4:1; 3Цар. 22:10). Если неприятель захватывал ворота, город уже не мог устоять.

Развитие ворот

Прототипом современных ворот можно считать камень, которым древний человек загораживал вход в своё жилище, спасаясь от холода, диких зверей и набегов вражеских племен. Тогда человек начал строить ограждения, неотъемлемой частью которых и стали ворота. Они не отличались изысканным внешним видом, а носили чисто практический характер. Сначала ворота делали из наиболее доступного и недорогого материала — дерева. Позже ворота стали оббивать железом в декоративных целях. В то время такую роскошь могли позволить себе немногие — ведь железо было достаточно дорогим материалом. Потом железо стало дешевле, появились более лёгкие сплавы. И на смену простым деревянным воротам пришли надежные стальные ворота.

Очень отличались от современных ворот ворота, созданные в далёкой античности. Скорее это были просто «большие входы» в каменных сооружениях того времени. Позже, уже в XI веке нашей эры, на территории Древней Руси обрели популярность арочные ворота, состоявшие из двух каменных вертикальных колонн и соединявшей их арки. Такие ворота назывались популярным словом «портал». В средневековье практически все замки были окружены рвом с водой, и ворота, опускаясь вниз, выполняли роль моста, ведущего в город. Такие ворота отличались уже относительной технической сложностью. Как раз их можно рассматриваться как первые, пусть не автоматические, а полуавтоматические ворота.

Городские ворота в России служили не только для того, чтобы впускать и выпускать в город и из города людей и грузы, но были ориентированы по сторонам Света и использовались для проведения религиозных обрядов. Например, у Красных ворот в Москве встречали и провожали Масленицу, всенародно ели блины. А в русских деревнях ворота имели свою крышу и запирались на засов изнутри. Через них ввозили различные продукты, всевозможные товары, необходимые для поддержания жизни крестьянского дома. Как правило, в крестьянских владениях было двое ворот: фасадные, украшенные резьбой, и задние, которые обыкновенно выходили в огород.

Символика ворот

Вхождение в город через ворота символизировало военный триумф. Отсюда возникла традиция строительства триумфальных арок, которые, по сути, являются символическими воротами.

Также ворота являются символом перехода из одного состояния в другое.

В России

В России ворота устанавливали на столбы, или столбицы. Ворота в один щит, в богатых домах — в два щита с калиткой. Иногда устраивались тройные ворота — с двумя калитками. Ворота покрывались небольшой кровлей с полицами (водостоками). Князёк крыши украшался башенками, шатриками, бочками, резными гребнями. По богато украшенным воротам судили о богатстве хозяина дома.

После принятия христианства на Руси, над воротами, с наружной и внутренней стороны, стали устанавливать иконы или крест. Например, над Спасскими воротами Спасской башни сохранилась ниша, где висела икона Спас Нерукотворный.

Ворота в топонимике

Городские ворота часто становятся источником названий улиц и площадей. Например в Москве по бывшим воротам Китай-города и Белого города названы площади Арбатские, Варварские, Ильинские, Никитские, Покровские ворота

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Ворота

Отрывок, характеризующий Ворота

Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.