Воротилов, Степан Андреевич
Степан Андреевич Воротилов | |
Костромской кремль | |
Основные сведения | |
---|---|
Страна | |
Дата рождения | |
Место рождения | |
Дата смерти | |
Работы и достижения | |
Работал в городах | |
Архитектурный стиль | |
Важнейшие постройки |
Степан Андреевич Воротилов (1741—1792) — русский архитектор, работавший в Костромской губернии.
Биография
Родился в конце декабря 1741 года в посаде Большие Соли Нерехтского уезда Костромской губернии (ныне посёлок городского типа Некрасовское Ярославской области) от бедного большесольского мещанина Андрея Дмитриева Воротилова, занимался с отцом рыбною ловлей, обучился портному и кузнечному мастерству. Вступил в каменную работу, находясь в подчиненности у подрядчиков, прилежно вникал в свою обязанность.
Самостоятельно научился рисовать и чертить планы; наконец, будучи около 30 лет жизни самостоятельно со вниманием читал геометрию и алгебру, научился архитектуре, в чём успел и очень усовершенствовал себя на практике. Имея 4 братьев и 2 сыновей, обучил их тому же мастерству. Работал архитектором в Костроме и Нерехтском уезде.
Умер 14 ноября 1792 года.
Работы
Документированные работы
- 1770 — перестройка колокольни при церкви Рождества Богородицы в Больших Солях в формах позднего барокко.
- 1770—1787 — постройка двухэтажной церкви Воскресения в Нерехте в стиле барокко взамен разобранной старой.
- 1770-е — постройка колоколен в стиле барокко в селе Левашове Костромского уезда, при Предтеченской церкви в Костроме и при Благовещенской церкви в Нерехте.
- 1776—1791 — восстановление Успенского собора, сооружение соборного комплекса в Костромском кремле: тёплый Богоявленский собор в стиле позднего барокко, с архиерейской усыпальницей в подклете, новый вход со стороны города, 64-метровая ярусная колокольня — главная архитектурная доминанта дореволюционной Костромы. Комплекс долгое время ошибочно приписывали то Б. Растрелли, то Д. Ухтомскому. Проект собора использован при строительстве церкви Рождества Богородицы в селе Писцово Нерехтского уезда (освящена в 1808 году).
- 1786 — неосуществлённый проект колокольни для Рязанского кремля, в построенной колокольне, однако, немало общего с проектом Воротилова.
- 1787 — постройка церквей Преображения в Нерехте и Петропавловской в Костроме (не сохранилась) в стиле позднего барокко. Последняя близка церкви Воскресения в Нерехте.
- 1788 — постройка Крестовоздвиженской кладбищенской церкви в Нерехте.
- 1791—1793 — постройка Мучных и Красных рядов в Костроме. Проект был начат в 1787 году владимирским и костромским губернским архитектором К. Клером, который остался недоволен работой Воротилова и подал на него иск в суд, несостоявшийся по причине смерти последнего. Строительство колокольни завершено его сыном Петром и братом Ефремом к 1793 году, а самих рядов — уездным землемером И. Гове.
Воротилову приписывают
- 1792 — Никольская церковь на погосте Николо-Бережки близ Щелыкова
- Церкви в Нерехтском уезде: Богоявленская в селе Ковалеве (1778), Казанская в селе Сараеве (1779) и Никольская в селе Незнанове (1783); церковь Собора Богоматери в селе Коровье (1797), ныне Чухломского района.
- 1790-е — дом Хворинова в Нерехте.
- Конец XVIII в. — дом купца Горбунова в Костроме (ул. Горная, 11).
- Колокольня Спасо-Преображенского собора в Рыбинске.
Источники
- Демидов С. В. [kostromka.ru/kostroma/land/03/demidov/ Архитектор С. А. Воротилов] // Костромская земля. — Кострома, 1995. — Вып.3. — С. 4-12. — ISBN 5-7591-0047-5
- Е. К. [www.yaroslavskiy-kray.com/341/vorotilov-s-a.html Воротилов С. А.]. Ярославский край
|
Напишите отзыв о статье "Воротилов, Степан Андреевич"
Отрывок, характеризующий Воротилов, Степан Андреевич
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.